Быть войне! Русы против гуннов - Максим Кисляков

Йошт осекся. Борята опустил занесенный для удара кулак, глаза с еще большим удивлением вперились в карпенца. Тот опустил голову, смотрит под ноги.

– Чего? – ошарашенно пробормотал ант. – Какие убитые? Ну же, Йошт, говори, что видел-то?

Венед тяжело вздохнул, уставился куда-то в сторону, упавшим голосом промолвил:

– Убитые… точнее, убитая там женщина лежит. Мать мальца… В том лесу степняки какие-то орудовали, издевались над юнцом малолетним и его матерью. Мать зарубили, хотели кончить и детенка. Но… я вмешался, бросился на душегубов, кому-то въехал крепко… Вот за мной и погнались.

– Ты?! Бросился на кучу гуннов?! И не убоялся? – Борята недоверчиво смерил взглядом венеда, поморщился. – Что-то с трудом верится…

– Я и сам бы не поверил, кто бы мне сказал, – развел руки в стороны Йошт. – Но я здесь, и они меня ищут…

Теперь Борята стоит перед Йоштом огорошенный, в глазах отражаются смешанные чувства белоголового здоровяка. Наконец он хмыкнул и сказал:

– Так надо рассказать все старшим! – сказал Борята и направился к выходу. – Пойдем, покажешь, где место это чертово.

– Ты чего, белены объелся?! Там же теперь столько набежало всяких – вмиг сцапают нас! – спешно бросил Йошт, рука ухватила друга за рукав.

– Никак боишься?

– Боюсь…

Борята задумчиво уставился в пол, рука принялась чесать затылок.

– Так что же теперь делать, как быть? Но рассказать старшим все одно нужно.

– Не знаю, Бор… Может, пронесет?

– Ты совсем дурак? Я их видел – они держать меч умеют с нужной стороны! Потому рассказать тебе все придется.

В это мгновение в комнату вошел волхв: насвистывает какую-то смешную мелодию, в руках бережно замотанный в тряпицу пучок трав и маленький глиняный горшочек. Он глянул на славян, подмигнул заговорщицки.

– А чего лица у вас хмурые, а? – весело спросил волхв. – Ты, Борятушко, не переживай, рану твою залечим!

Борята что-то буркнул в ответ, а сам покосился на Йошта, тот спешно отводит глаза.

Волхв принялся врачевать рану анта – проворно размотал тряпицу, умелые пальцы осторожно освободили ожог от подорожного листа, тот слипся сукровицей к ранке и отставать не хотел, пришлось дернуть. Борята ойкнул, волхв тут же подул на начавшую кровоточить ранку, следом обмазал ее какой-то пахучей мазью, приложил несколько лепестков и замотал свежей тряпицей.

– Ну вот и все, – весело проговорил Веслав, отставляя в стороны травы и мазь. – Пару деньков не снимай. Руку не мочи. Потом заглянешь ко мне.

– Благодарствую, дядя Веслав…

– Это я тебя за зайца должен благодарить. Хворый, а ушастого притащил бедному старику. За это честь и хвала тебе, Борятушко. – Волхв улыбнулся, подхватил добычу, поднял за уши, с деловитым прищуром рассматривает, довольно цокает, косой испуганными глазами смотрит на волхва, дергает передними лапами. – И вправду хорош. Как думаешь, Йошт из Карпени, хватит нам его по кусочку отведать?

– Ну, даже не знаю… – сбивчиво отвечает Йошт. – Он, конечно, крупняк, но… Борята прав – на всех не хватит.

Волхв задумчиво смотрит на зайца, поглаживает бороду, губы шлепают, будто волхв бормочет что-то, наконец он окинул всех взором и торжественно проговорил:

– Верно, на всех не хватит. Значит, вы оба останетесь без угощения!

Борята поскреб затылок, Йошт хихикнул. Волхв Веслав смотрит на них строго, потом засмеялся звонко.

– Шутка! На-ка, Борятушко, возьми его и вместе с Горяной приготовьте его.

Борята враз повеселел, заулыбался, едва не замурлыкал от удовольствия.

– Да я мигом… – сказал весело Борята и тут же исчез за дверью, громко простучали сапоги по крыльцу.

– Только смотри, никого не обдели! – бросил вслед волхв, потом махнул рукой, улыбается.

Йошт улыбнулся, кивнул в сторону распахнутой двери:

– Странный он какой-то. Так – чурбан чурбаном – молчаливый, почти всегда хмурый, а когда слышит имя Горяны, так сразу в лице меняется, смеется, задорится, смотришь на него – вот прямо щас бы в пляс и пустился. Как безумный какой… Прям как ворожба какая-то. Что это с ним?

– А чувства и есть ворожба – самая сильная! – отозвался загадочным голосом волхв, смотрит куда-то в потолок. – Они и заставляют его сердце радоваться, смеяться и бахвалиться.

– А что это оно, дядя Веслав? Хворь какая?

– Да ты что, какая хворь?! – враз стал серьезным волхв, взор вновь стал тверже камня, будто и не волхв вовсе, а не знающий страха воин. – Это дар, дар богов наших! Они и сами нас в любви творили, и сейчас мы – их любимые дети!

– Ого! Получается, что человек, который, ну это… любит – он бог?

– Ну что-то вроде.

– Выходит, и Борята – бог? – глаза Йошта круглые как блюдца. – Ерунда какая-то…

– Ну не совсем, конечно, прям бог, – засмеялся волхв. – Чтоб богом стать, просто любить мало.

– Ну тогда он полубог. – Йошт сам себе ухмыльнулся. – Нет, тоже напраслина…

– Смешной ты, Йошт из Карпени. Люди – это дети богов, но только смертные, а значит, мы все полубоги!

– А почему мы тогда не можем и половину того, что могут боги?

– Почему не можем? Можем!

– А что мы можем? Мы дождь вызывать не можем, жить без хвори не можем и трудиться перестать тоже не можем, верно?

– Нет, не можем – потому что все, что ты перечислил, – законы богов, покон! Мы не вправе их отменить, да и зачем? Они были созданы для нас и не зря все, что нас окружает, от песчинки, до бескрайних океанов и гор до небес, называется природа – все и всё при Роде. Смекаешь?

– Ну, вроде…

– А вот про труд – все правильно, человек не может не трудиться, ибо и боги трудятся не покладая рук. И мы должны, просто обязаны трудиться, иначе сгинем в небытие – это тоже Закон. Кстати, ты, я смотрю, уже почти оправился, а значит, ты готов к последнему лекарству, равных которому нет!

– Это что еще за чудо-снадобье? Что-то худшее, чем настои на травах? Уф, до сих пор тошнота стоит у горла…

– Это много лучше настоев, трав и мазей, – волхв лукаво смотрит на Йошта. – Это труд, Йошт из Карпени, простой человеческий труд. Видишь за окошком огородик – надобно привести в порядок, взрыхлить, освежить землицу у корней растений, они как раз силой наливаются. Без помощника не обойдусь. Пособишь старику?

Йошт смотрит в окно, и лицо его сереет – маленький огородик на деле скорее поле, расстилается почти до виднокрая. Бросил полный жалости взгляд на волхва, но тот непреклонен, лишь стоит и тянет рот в улыбке.

– Это твое орудие, – Веслав кивает на заготовленные уже бадью с водой, потом на мотыгу в углу у двери.

Йошт нехотя глянул на тяпку, недовольно наморщил лоб, отвернулся к стене.

– Тоже мне орудие, – недовольно буркнул Йошт.