Сначала было весело - Алексей Зубко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Зараза! – возмущается Нинка, растирая плечи, на которые попали брызги.
Вынырнув на значительном удалении от берега, Боксер издает клич, достойный одновременно Тарзана, Винниту и Кинг-Конга.
– Не топчитесь! Давайте сюда! Здесь обалденно.
– Иду! – Федя не столь стремительно, но довольно решительно заходит в воду. Плывет он мощно, красиво.
Вздохнув, делаю шаг. Затем еще один. Набежавшая волна лизнула колени. Брр! Пробирает, даже трезветь начала.
– Для согрева, – Нинка демонстрирует бутылку коньяка. Сделав глоток, протягивает мне:
– Глотни.
– Не хочется.
– Как знаешь. – Язык подруги немного заплетается, а в остальном и не скажешь, что она изрядно пьяна. Как и все мы.
Опустив полупустую бутылку в воду, она подталкивает ее к берегу.
– Девочки, что вы так долго?
– Не растаете! – отмахивается Нинка.
Где-то в горах раздается крик. Видно, студенты веселятся.
Хорошее они место показали. Уютное, чистое и, главное, безлюдное.
– Кто первый ловить будет?
– Твоя идея, ты и начинай. – Резон в словах Нинки есть.
– Раз, два, – начинает отсчет Боксер.
Федя, отплыв на десяток метров, зависает на месте. Нинка, поправив выбившуюся из купальника грудь, вертит головой. Я же смещаюсь ближе к берегу, где есть возможность отталкиваться от дна. Ноги вязнут в иле. Слизком, холодном, противном. Воображение услужливо подсовывает картинки свернувшейся кольцами змеи, холодной руки трупа, чего-то сияющего острыми лезвиями…
– Пять!
Нинкин поклонник мощно бросает тело вперед. Брызги летят во все стороны.
Нинка довольно визжит.
Я, жмуря глаза, пячусь.
Поскользнувшись, с головой погружаюсь в воду. Паника галопом проносится вдоль позвоночного столба.
Вынырнув, захожусь в кашле. Успела-таки глотнуть воды.
– Настюха, беги! – весело орет Нинка.
– А-а-а! – с криком нечто огромное выныривает за моей спиной.
Толчок между лопатками, и я вновь с головой ухожу под воду.
Возмущенный вопль выходит потоком пузырей.
Рывок. Словно пойманную рыбину, меня выдергивают из воды и прижимают к груди. Купальник сползает набок, и выпавшая грудь становится добычей мужской ладони.
– Федя, прекрати! – возмущаюсь я, вырываясь из объятий.
– Сюрприз, – смеется Боксер, продолжая пальцами мять сосок. – Я не Федя.
– Отпусти!
– Да ради бога, – ухмыляется он, резко разжав руки.
Я плашмя падаю в воду.
– Тебе ловить, – кричит Нинка, хлопая в ладоши.
Спрятав грудь в купальник, убираю с лица волосы.
– Лови меня! – машет руками Федя.
Ожидая, что он поддастся, плыву к нему.
Федя подпускает меня на расстояние вытянутой руки, но в последний миг ныряет. Пытаюсь дотянуться… напрасно.
– Я здесь, – вынырнув метрах в пяти, кричит он.
Делать нечего, начинаю медленно плыть к нему, стараясь прижать к мелкоте.
Нинка со своим парнем отвлекаются на поцелуй, чем я не преминула воспользоваться.
Бесшумно погрузившись в воду, опускаюсь до самого дна, так что руки зачерпнули жирного и холодного ила. Вода здесь холодная, так что невольно захватывает дух. Интенсивно плыву, то и дело задевая слизкие стебли водорослей. В ушах появляется звон, в груди пустота – хочется сделать вдох.
Рука касается чего-то горячего, судорожно дернувшегося от прикосновения.
Вынырнув, сообщаю:
– Тебе водить.
Максим пожимает плечами.
Нинка хихикает, поворачиваясь к нему спиной.
Неуловимым движением парень срывает с нее верх купальника. Вырвавшаяся на волю грудь упруго трепещет, дерзко рисуя восьмерки красными и тугими от холода сосками.
– Отдай! – бросается за ним Нинка.
– Догони – забери! – предлагает Максим, размахивая над головой трофеем.
Девушка делает попытку выхватить купальник, но в последний момент парень ныряет. Нинка зло шлепает ладонью по воде и советует оставить лифчик себе, засунув очень глубоко в потаенное место.
– Попалась, – шепчет на ухо Федя.
Вздрагиваю от неожиданности.
Его руки, словно им противно оставаться неподвижными, вьются вокруг меня. То живот погладят, по грудь легонько сожмут.
– Ты меня испугал, – укоряю я, отстраняясь.
– Больше не буду, – улыбается он, обхватив за талию и привлекая к себе. – Ты такая холодненькая, тебя нужно согреть…
– Не нужно, – пытаюсь бороться.
– Нужно, – передразнивает он, тиская меня. Пальцы сжались, болезненно прищемив кожу ягодиц. Будет синяк.
– Прекрати!
– Да что ты ломаешься, словно недотрога.
– Убери руки! – чувствуя, как в голосе прорезаются визгливые нотки, кричу я. Пытаюсь отстранить ладонь, которая бесцеремонно шарит между ног, сминая купальник и добираясь до плоти.
– Тебе же нравится, правда? – схватив за волосы, отчего мне пришлось запрокинуть голову, Федя тычется мокрыми губами.
– Пусти!
Ладонь немеет. Доходит, что я залепила наглецу пощечину. От всей души.
Парень растерянно моргает, переводя взгляд с меня на Нинку и Максима и обратно.
– Иди к нам, – машет рукой Боксер. Трофейный лифчик трепещет, словно флаг.
– Не робей, – подзадоривает Нинка, прыгая на выступающем из воды валуне и раскручивая над головой трусики. Мягкий свет полной луны выгодно сияет на мокрой коже. Вторая рука тем временем подносит к губам бутылку, содержимое которой большими глотками перекочевывает в желудок.
– Сука сумасшедшая! – шипит Федя, прикасаясь к щеке. – Пошла ты!
По колено в воде он мощными шагами идет к машущей ему парочке.
Я стою и смотрю ему в спину, чувствуя стыд за собственный поступок и какое-то непонятное удовлетворение. Я не тряпка.
– Будешь? – Нинка протягивает Феде бутылку. Попыток прикрыть наготу она не делает. Завтра стыдно будет… хотя ей – не очень.
– Буду.
Стремительно пустеющая бутылка переходит из рук в руки.
– Настюха! – едва не свалившись с камня, машет подруга. – Иди к нам!
Отрицательно качаю головой.
– Иди! – ревет Боксер.
– Я пойду спать, – кричу в ответ.
Подруга пытается еще что-то донести до меня и всех не глухих в радиусе пары километров, но теряет равновесие и с веселым визгом падает в воду.
Выхожу на берег, поднимаю с валуна сарафан.
Едва различимое дуновение ветра заставляет поежиться. Кожа покрылась пупырышками, подбородок начинает подрагивать.
Забравшись в палатку, срываю мокрый купальник и яростно обтираюсь огромным колючим полотенцем.
Рука онемела и неприятно ноет. Сожаление о собственной резкости неприятно царапает душу.
На берегу продолжают веселиться.
Раскатисто хохочет Боксер. Несколько неуверенно вторит ему Федор. Попискивает Нинка, время от времени призывая меня присоединиться к ним.
Надев сухие трусики, решаю обойтись без лифчика. Осторожно продев влажные волосы в узкую горловину майки, поспешно натягиваю ее. Прохладно. Колотит крупная дрожь. Подозреваю, что это нервное. Следом надеваю спортивные штаны и кофточку.
Сейчас бы горячего какао выпить. Или чая с малиной.
С пляжа доносятся лишь редкие приглушенные голоса. Видимо, угомонились.
Если костер не погас, приготовлю себе кофе. Слабенького, но зато сахара положу побольше.
Расстегнув полог палатки, начинаю выбираться наружу. Да так и застываю на полпути: голова и руки уже снаружи, остальное – внутри.
На небрежно простеленном у самой кромки воды покрывале извиваются три тела. Хотя сразу и не разберешь, сколько их. Парни стоят лицом друг к другу, Нинка покачивается между ними, образуя замысловатую букву Н.
Сглотнув, начинаю пятиться. Надеюсь, они так заняты друг другом, что не заметят мои по-рачьи выпученные глаза.
– Давай меняться, – предлагает Боксер, размыкая объятия, удерживающие Нинкину голову у паха.
– Давай, – не спорит Федя.
Дотянувшись до бутылки, Нинка делает большой глоток. Обнаженное тело светится в таинственном свете луны, словно изваяние из янтаря. Природа не поскупилась. Ноги неимоверно длинные и стройные. Коленки круглые, бедра крутые. Тяжелая грудь мощно и упруго покачивается из стороны в сторону.
В какой-то миг мне захотелось оказаться с ними, может, даже на месте подруги, но тотчас злость на грязные мысли комом встала в горле.
– Ай! – дергается Нинка. – Сдурел? И не думай туда!
– Шучу, шучу, – смеется Боксер, шлепая по ягодицам.
Через минуту Нинка начинает извиваться и громко стонать.
Задергиваю полог и укрываюсь одеялом по самую шею.
Стоны становятся громче. Им вторит хриплое мужское дыхание.
Затыкаю уши. Но вопли наслаждения подруги проникают словно непосредственно под кору головного мозга, заставляя сердце биться часто-часто, а низ живота наливаться тревожной тяжестью.
Наконец наступает тишина.
– Я иду спать, – совершенно пьяным голосом бормочет Нинка и бредет в свою палатку, то и дело натыкаясь на разные предметы.
С берега доносятся невнятные мужские голоса и чирканье зажигалки.