Заговор красного бонапарта - Борис Солоневич

«Родная моя мамочка, — писал летчик, — прости, что я причинил тебе смертельную боль своей гибелью. Но верь мне, дорогая, что я жил и умер за Россию. И умер не напрасно. Твой сыночек Коля».

Внизу мелко было приписано:

«Последний сердечный привет Клаве».

Ягода, словно ослабев, глубже опустился в свое кресло и задумался. Как будто все в его расчетах было правильно. Конечно, что-либо непредвиденное еще могло помешать в данном случае, но ведь тогда появятся еще и другие возможности. «Всегда добивается успеха тот, кто умеет умно ждать». Если теперь что-либо смешает его расчеты и Сталин ускользнет из невидимой сети, будет наброшена другая, с другим оружием. Все равно жить вместе со Сталиным невозможно. Или он, или Ягода. Третьего не дано. Людей сильных, самостоятельных и, следовательно, для него опасных, Сталин около себя не выносит. Рано или поздно он столкнет Ягоду. А для Ягоды этот толчок, этот спуск означал несомненную гибель. Это, может быть, какой-нибудь Рыков, мирный пьяница, Божья коровка, не проливший на своем веку ни капли человеческой крови, — он еще может выжить, даже упав с советских высот. Но его, Ягоду, не пощадят… Недаром вот в этом шкафу (он невольно взглянул на него) хранится столько документов, от которых зависят репутации, карьеры и жизни не только одного Сталина. Не зря Ягода хвастался, что у него есть подробный план личной конспиративной квартиры самого начальника английской Интеллидженс сервис… Что уж говорить про руководителей своей страны? На каждого подобран обвинительный или компрометирующий материал. Ангелов на советских высотах нет. Недаром Ленин, ничуть не стесняясь, говорил: «Партия — это не институт благородных девиц. Иной мерзавец тем именно и ценен, что он мерзавец…» Невинных душ не было и нет за красным картоном партбилета… Этот вот шкаф — страшное оружие в руках Ягоды, но одновременно и страшная опасность для него самого. Разве есть кто-нибудь рядом, кому можно было доверить? На советских высотах человек человеку не только волк, а хуже — соперник. И соперник злобный, беспощадный, завистливый, готовый прибегнуть к любому предательству для достижения победы. Сам Ягода подбирал для Сталина все фальшивые обвинения против старой гвардии — Троцкого, Зиновьева, Каменева, Рыкова, Томского, Бухарина. Зачем наивно думать, что в таком же шкафу, в кабинете Сталина, не лежит и не пухнет «дело» самого Ягоды? И ведь когда-нибудь эти обвинения прогремят против него самого?.. Умно говорит китайская пословица: «На тигре можно ехать верхом, но слезть с него нельзя…» Ягода понимал: сорвись он — смерть… Нужно лезть вперед и выше; только в этом спасение. Только в этом его будущее!..

Нет, все взвешено правильно. Уже не раз он разжимал свой кулак, отворачивался словно случайно, и таинственно скоропостижно гибли советские вожди — убили Кирова, «самоубился» Томский, как-то «преждевременно умерли» Максим Горький и Менжинский, «неожиданно» случился «разрыв сердца» у Дзержинского, умерли от сердечных припадков Куйбышев и Орджоникидзе. А чего стоят все эти политические процессы над старой гвардией, оказавшейся «шпионами фашизма» и «агентами Гестапо»?.. Нет, Ягода сделал свое дело для Сталина и скоро для не него он станет только лишним и опасным свидетелем кроваво-грязных закулисных комбинаций. И, — что еще важнее, — все более опасным противником в борьбе за власть и за ее сохранение в диктаторских формах. Нет, как будто все рассчитано правильно. Этот летчик Благин, нервный, националистически настроенный, самоотверженный идеалист, потрясенный картиной расправ, коллективизации, террора, голода, произвола. — он может решиться на покушение. Все говорит за то, что это вполне возможно. Его письмо к матери подводит черту. Это несомненно предсмертное письмо. Большинство шансов за то, что сегодня с «Максимом» что-либо случится, но Ягода останется в стороне. А если нет — ну, так что же? Благина расстрелять, как ненужного уже человека, а к Сталину пропустить убийцу через другую щель. Убийца найдется всегда. Недаром говорится: «в тени, отбрасываемой деспотом, всегда таится человек с ножом…»

Негромко загудел кремлевский телефон. Ягода не сразу взял трубку. Несколько секунд неподвижным взглядом смотрел на никель аппарата, видимо, собирая разбросанные мысли и сжимая волю в кулак. Сегодня нервы ему были нужны в полном блеске их выдержки и силы. — Да?..

_Ты, Генрих? Говорит Ежов. Загляни-ка, пожалуйста, немедленно сюда ко мне.

— А что — есть что-либо срочное?

_Найдется, Генрих. Но не телефоном. Так приезжай в Кремль немедленно.

Голос Ежова был как будто спокоен и ровен. Правда и то, что люди Кремля не слабонервные девицы.

— Ладно. Буду через 20 минут.

В мозгу Ягоды проносились неясные мысли и догадки. В чем там дело? Вызов его в Кремль ничего необычного не представлял. Но форма этого вызова и именно теперь, когда «Максим Горький» несся в ясном небе навстречу… навстречу чьей-то судьбе… А может быть… уже?

Как-то внезапно зазвонил внутренний телефон.

— Да…

— Вы, товарищ начальник? Вы?.. Только что наш пост в Кускове донес, что «Максим Горький» сбит на землю ударом истребителя, делавшего мертвую петлю.

— Та-а-а-ак, — холодно прозвучал голос Ягоды. — Есть жертвы?

— Машина упала с высоты около 2 000 метров, — докладывал взволнованный голос. — С отломанным крылом. Взорвалась и горит. Насчет жертв точных сведений пока еще нет, а только надо думать, что все погибли. Отломанное крыло и 2 000 метров…

— Хорошо, — Ягода помолчал. — После получения дополнительных сведений, телефонируйте мне в Кремль, в кабинет Ежова. — Есть, товарищ начальник…

С бледным, решительным лицом вошел Ягода в кабинет Ежова. Тухачевский сидел, глубоко погрузившись в мягкое кресло, в каком-то подавленном раздумьи. Ежов нервно ходил по диагонали кабинета и при появлении Ягоды резко остановился. Его глаза остро взглянули на всемогущего начальника политической полиции. — Ты уже знаешь?

Сухое лицо Ягоды передернулось. В минуты волнения его щека непроизвольно дергалась, придавая еще более мрачное выражение каменному лицу с ястребиными глазами.

— Да, — медленно и глухо ответил он. — Какая трагедия!..

Глаза обоих встретились, стремясь прочесть что-либо в душе другого. Но оба были старыми, травлеными, матерыми партийными волками и привыкли к борьбе и выдержке. Несколько секунд длилось молчание. Ежов первый отвел глаза.

— Ну, что ж, — вздохнув, проговорил он. — Не будем медлить. Надо срочно выходить из положения. Пойдем в кабинет Сталина. Туда я уже кое-кого из Политбюро успел вызвать.

Тухачевский удивленно поднял на него глаза, но ничего не спросил. Молча маршал и нарком последовали за Ежовым. Пройдя по нескольким низким кремлевским коридорам, все трое вошли в кабинет личного секретаря Сталина и начальника его личной охраны. Там, по заведенному порядку, все оставляли оружие. Тухачевский секунду помедлил, отстегивая свой наган. «Все равно — ведь Сталина уже нет в живых», подумал он. Но привычка к военному порядку и упорный взгляд вытянувшегося Петерса, — коменданта Кремля, — заставили его молча положить оружие и последовать по коридору за Ежовым. Только один Ягода знал, что в стены этого коридора вделаны громадной силы рентгеновские аппараты, проверяющие, нет ли у проходящих к Сталину спрятанного оружия. Но теперь Ягоде не до мыслей о правильном функционировании охранительного аппарата. Ведь скоро охранять нужно будет кого-то другого. Того, кто еще станет на пути к власти самого Ягоды. Ведь борьба за эту власть не прекращалась ни на секунду…

Ежов открыл дверь кабинета и пропустил туда сперва Тухачевского, а потом Ягоду. В небольшой простой комнате, за широким письменным столом сидел и спокойно улыбался. сам Сталин. Тухачевский, зная, что Сталин иногда заменяет себя своими двойниками, пытливо взглянул ему в лицо и нервно спросил: —Слушай, Иосиф… Это ты… Или?..

— Я… Я сам, собственной персоной, — усмехаясь ответил Сталин, пожимая руку маршала. — Без ошибки. Факт.

Теперь сомнений уже не было. Глухой спокойный голос с грузинским акцентом был единственным и неподдающимся подделке. Тухачевский медленно провел рукой по лбу, кивнул головой сидевшему в кабинете Кагановичу и, словно в бессилии, опустился в кресло. Между тем, в это время между Ягодой и Сталиным происходил секундный поединок глаз. Несмотря на всю свою выдержку, Ягода был взволнован… Еще накануне он лично говорил со Сталиным и убедил его полететь на «Максиме». Но до последнего момента никто не должен был знать, что Сталин будет на прогулке, и было решено никаких подмен двойниками не устраивать. Что, в самом деле, могло случиться в тихий день с громадной машиной в простом полете над Москвой? На самолете того типа, который мог свободно пересечь Ледовитый океан над полюсом и снизиться в Сан-Франциско? Какая авария могла быть с самолетом, который даже на половине своих моторов спокойно мог опуститься в любом месте? На самолете, построенном самим Туполевым, управляемом первоклассным летчиком и уже испытанном в пробных полетах?.. Именно на твердом расчете, что Сталин лично будет участвовать в полете, был построен весь план Ягоды. А тут… Сомнения не было, что за столом сидит Сталин, а не его двойник. Что это — случайность или… недоверие? Неужели его игра разгадана?