Сумрачная дама - Лаура Морелли

Они верили, что могут быть героями. Они все думали, что воюют за что-то важное: за свободу и справедливость, за освобождение невинных, за мирную жизнь, в которой их детям никогда не придется сталкиваться с такими же ужасами.

Но с каждым проходящим днем на пути через море, а потом и через Европу, Доминик начал сомневаться, что от него вообще есть хоть какой-то толк. Какой толк в искусстве, кому есть дело до его мнения? И то, и другое ему казалось незначительным. Он прикусил язык, призвал разум помалкивать, уставился стеклянными глазами на брезентовый борт машины и так и ехал дальше в мрачном молчании.

Джози рядом с ним что-то яростно стенографировала. Как бы он ни искал обрывки бумаги и ни мечтал о них, сейчас он подумал, что даже если бы Джози вырвала для него из блокнота чистый лист, он точно не смог бы найти в себе силы что-то написать или нарисовать. Не сейчас.

18

Чечилия

Милан, Италия

Сентябрь 1490

Из постели Людовико иль Моро Чечилия наблюдала за стаей ласточек, выписывающих неистовые круги за окном. Простыни оставались влажными в напоминание о нескольких часах неги, проведенных ими здесь после полуденной трапезы.

Людовико встал и обернул простыню вокруг талии. Взял себе гранат из плошки на столе. Слуга на кухне заранее сделал надрезы по бокам этого красного плода, чтобы его было проще и быстрее чистить. Чечилия могла только гадать, как и где им удавалось доставать такую роскошь, как гранаты, когда для них еще даже не сезон.

– Гости должны скоро вернуться с охоты, – сказал он, выглядывая в окно. – Надеюсь, ты приготовила им что-то развлекательное на вечер.

Чечилия кивнула. Она приучила себя не говорить, если только Людовико не задаст ей прямой вопрос, и могла догадываться, что это привело к желаемому результату. В последние несколько недель Людовико засыпал ее подарками. Прекрасное новое бархатное платье с позолоченным декольте. Нитка бус из черного оникса, такая длинная, что она могла дважды обернуть ее вокруг шеи.

– Новый сонет мастера Бернардо, – сказал он.

– Да. – Чечилия облокотилась на руку. – Но я думала, вы не любите арфу.

Он обернулся, один уголок его губ приподнялся в усмешке.

– Кто тебе такое сказал?

Она встретилась с ним взглядом.

– Не помню.

– Это правда, для аккомпанемента вокалу я предпочитаю звуки лиры, – сказал он. – Не существует инструмента более приятного моему слуху.

– Запомню это на будущее, – сказала она.

Теперь Людовико открыто улыбнулся и вернулся в постель.

– Мой цветочек… – Он прижался лицом к шее Чечилии, и его жесткая борода защекотала ее верхний позвонок. – Правда в том, что все хотят услышать твой прекрасный голос, и не важно, под аккомпанемент какого инструмента.

– Значит, вы довольны моей работой.

Людовико тихо усмехнулся себе под нос. Схватил ее за длинную растрепанную косу. Чечилия смотрела, как он наматывает ее волосы на кулак, притягивая ее к себе, как на веревке.

– Очень доволен, – сказал он.

– Надеюсь, гости тоже будут довольны. Музыкой.

Людовико опять встал и распахнул ставни.

– Дорогая, – громко объявил он, – твоя слава уже распространилась по всей Ломбардии и за ее пределами. Еще немного, и имя Чечилии Галлерани будет на устах у всех в стране.

Произнеся это, Людовико тяжело плюхнулся на стул и начал чистить гранат. Чечилия опять легла и наблюдала, как он извлекает зернышки из середины плода, и по его руке стекает кроваво-красный сок. Голодная, похотливая улыбка. Потом Чечилия увидела, как он давит языком сладкие зернышки и выплевывает горькую высосанную от сока мякоть на пол.

19

Эдит

Пелькине, Польша

Сентябрь 1939

Умные миндалевидные глаза девушки рассеянно смотрели на свет, как будто ее отвлекла стайка птиц где-то за окном. В руках у ней было маленькое пушистое создание размером с новорожденного младенца, и его стеклянные глазки-бусинки смотрели в ту же сторону.

Эдит уже прочитала старые характеристики ученых: Чечилия Галлерани одета «alla spagnola»[28], в бархатное платье и синюю накидку с коротким рукавом; прямоугольный вырез отделан тесьмой с золотой вышивкой. Почти прозрачная вуаль с фестонным краем на лбу удерживается небольшим чепчиком и черной фероньеркой. Гладкая прическа Чечилии изображена по моде того времени: волосы разделены на прямой пробор и собраны в длинную косу, убранную в шелковую сеточку. На груди у девушки – ониксовые бусы, дважды изящно овивающие ее тонкую шею.

Эдит аккуратно провела рукой по картине. Она уже начала отмечать небольшие несовершенства, повреждения, которые лишь она одна могла заметить благодаря многолетнему опыту. Поверхность была неровной, в тончайшем кракелюре высохшей краски, образовавшемся в результате сильных перепадов температуры и влажности, которым подвергалась в прошедшие десятилетия эта написанная на ореховой доске картина, путешествуя многие мили вместе с семьей Чарторыйских. Замечал ли кто-то еще коричневую запись, из-за которой казалось, что шляпка – это продолжение волос? Это была, несомненно, ошибка кого-то из поздних реставраторов. И черный фон, хоть и создавал драматический эффект, несомненно, не был оригинальным. Эдит подумала, что да Винчи наверняка изобразил далекий пейзаж – так же, как на его знаменитой картине «Мона Лиза». Но какой-то реставратор сотню лет назад, должно быть, закрасил фон черным лаком – возможно, чтобы скрыть какие-то более ранние повреждения.

Однако эта картина была много большим, чем сумма ее частей. У скольких людей была возможность стоять перед этим прекрасным портретом молодой женщины, которая, наверное, была фавориткой известного правителя Милана пятнадцатого века? Смотреть на работу руки самого Леонардо да Винчи? Эдит на глаза и в руки попадало огромное количество картин эпохи Возрождения, но перед этим портретом она благоговела. Эдит очень не нравилось быть так далеко от оставшихся в Мюнхене близких и работы, но она вынуждена была признать, что увидеть воочию эту работу было пределом мечтаний.

Когда солдат достал картину из ящика в глубине замурованной комнаты, сердце Эдит чуть не остановилось. Даже с обратной стороны работы она смогла опознать, что доска древняя, возможно, эпохи Возрождения. Рама – увесистая конструкция из позолоченного дерева – была, скорее всего, сделана в восемнадцатом веке. Она уже сталкивалась с этим размером и опознала деревянную доску как типичную для итальянских картин конца 1400-х годов. И все же, когда солдат разворачивал картину на всеобщее обозрение, она затаила дыхание.

Теперь «Дама с горностаем» лежала на столе в некогда тайной комнате дворца Чарторыйских. Вокруг было разложено множество важных произведений, репродукции которых были на страницах составленного Эдит каталога: «Пейзаж с добрым самаритянином» Рембрандта, «Портрет молодого человека» Рафаэля,