Демоны Невского проспекта - Виктория Морана

размышляла обо всей этой истории. Сомнений не было, она угодила в самое логово одного очень непростого семейства. Естественно, убийства были связаны, а ниточки вели именно в дом с вампирским барельефом. Зубкова не совсем понимала, как действовать, но выбираться из подвала было уже поздно. Она отпихнула последнюю коробку и протиснулась в расчищенный проход. В новом подвале было менее темно, но кота уже и след простыл. Зажав в руке пистолет, Милена тихо двинулась вперед. Откуда-то слышались голоса…

Глава 9

О жертвах и жертвах пьянства тоже

– Петя… нет…. А, Кирилл! Мужик! – Размахивая руками, Падиш, периодически срываясь на родной язык хинди, свисал с потолка прямо над головой вампира.

У Кирилла в глазах уже немного двоилось, так что он уворачивался от рук упыря раза в два чаще, чем следовало бы. Падиш был единственным, кто пировал на потолке. Остальные вампиры расселись вокруг стола, эстетично устланного газетами и салфетками. На нем красовались где-то пятнадцать бутылок водки и всего две крошечные баночки с солеными хомячками. Стопок не было, так что пили из граненых стаканов, каждый раз переворачивая их дном вверх.

Кирилл сначала отнекивался, как-то неприлично пить водку при Злате, но та, видимо, привычная к подобным посиделкам, совсем не возражала. Она умудрилась намешать себе водку с апельсином и кровью, так что единственная обзавелась коктейлем.

– Слыш, Кир… – продолжал Падиш. – А космос, он холодный или теплый?

– А я не знаю… – всерьез задумался Кирилл. – Я в офисе работаю! – При этих словах его сначала разобрал смех, а потом захотелось плакать. – В офисе, чтоб на него Акаша нас… нас… наступила!

– Ты расскажи о себе, друг, – попросил кто-то с другой стороны стола, подсовывая ему стакан водки…

– Что?.. – опять задумался Кирилл, слегка покачиваясь. – Ну, во-первых, я не пью…

– Молодец! – одобрительно покивали вампиры. – Мы тоже не пьем… ну расскажи о себе!

– А чего я буду рассказывать? Я могу спеть! – расхрабрился Кирилл, чуть не упав со стула. Он ухватился за бутылку водки, а с таким ценным грузом в руках падать было никак нельзя, так что вампир удержал равновесие. – Знаете, есть такая кельтская песня… Такая… ляляля… ляля…

– Кельтами интересуешься? – спросил Антон, открывая баночку маринованных хомячков. Он был пьян меньше остальных, видимо, высокий метаболизм и потребность в крови делали свое дело.

– Да ва-а-аще! – закивал Кирилл. – Это ж так увлекательно… Жалко, что эти гады повымерли… Ик!

– И что же тебе конкретно интересно? – придвинулся Антон. – Возможно, мы окажемся друг другу полезны.

– Помоги мне встать, Тоша… – Кирилл оперся рукой о его плечо, передал драгоценную бутылку водки и, чуть не впялившись клыками в трубу на потолке подвала, вскочил на стол.

Собутыльники одобрительно зааплодировали.

– Сейчас буду петь… давно не пел. Ой… ну, Милене никогда не нравилось… никому не нравилось, вообще-то… а мне нравилось… Ирландская народная песня… о моей жизни прямо-таки…

«У нас дух перехватило, когда мы стояли напротив друг друга. Ее глаза были цвета сумасшествия. Раздавленный ее волной, я, как корабль, не смог добраться до берега. Так что все мы просто пляшем на площади у Черта.

Я прижался к ее лицу, но такой неуверенный. Моя мать была пьяницей, а папа так вообще шутка природы какая-то. Но никому ничего не дается легко. Надо собраться и дальше плясать на площади у Черта!»[6]

Дальнейшие слова Кирилл забыл напрочь, но зрители уже поняли, что с девушками ему не везло и что жизнь у него была тяжелая. Его аккуратно спустили со стола, налили еще водки и усадили рядом с Антоном.

– Да ты неплохо знаешь кельтскую культуру, – удивился брат Златы.

– Я ее отлично знаю! – замахал руками вампир. – Никто, понимаешь, никто не ценит свое наследие. А я ценю… я ее люблю… у себя там… в офисе.

– Ты совершенно прав, – сверкнул глазами Антон. – Не правда ли, в мифах много полезного? Говорят, древние могли добиться чего угодно.

– Я бы не отказался… – вздохнул Кирилл, пытаясь налить себе еще водки. – Все желания должны исполняться…

Кто-то на другом конце стола свалился на пол. Кажется, это был один из юристов, Эдуард. Собутыльники задумчиво посмотрели на лежащее тело.

– Надо бы ему массаж сердца, – задумчиво произнесла юристка, вечно ругающаяся с Эдуардом. – Пяткой. В лоб. – Правда, сил поднять ногу у нее не хватило. Она сидела в одном нижнем белье и окунала консервированных хомячков в водку, будто они и так не были проспиртованы. – А где мой телефон?

– Нет телефона, – проинформировал Падиш сверху. – А где твоя блузка?

– А ГДЕ МОЯ БЛУЗКА?! – спохватилась вампирша и вылетела из подвала, прикрываясь.

У Кирилла кружилась голова. Антон все говорил о мифологии, легендах и кельтах, о том, как неправы были люди в своей недоверчивости, взять хотя бы скептицизм в отношении существования вампиров. Что уж говорить про все остальные легенды?

Кирилл не слушал. В подвал заходили новые люди, кто-то наконец принес еще закуску и салаты, а хомячков оставили в покое. Альтернативой оказалась огромная копченая рыбина. Разделывать ее сел какой-то угрюмый и сосредоточенный упырь в ушанке.

– Народ! – позвал он, занимаясь рыбой. – Оторвите мне кто-нибудь голову, я же сам не справлюсь… – К нему кто-то подошел и честно попытался ухватить за подбородок. – У рыбины отрывай, идиот! – возмутился любитель ушанок.

Кирилла мутило. Подвал ходил ходуном. Злата уже задремала где-то в уголке, обнимая свой стакан водки с апельсиновым соком. Вот уж не думал столичный разработчик слоганов для рекламы зубной пасты, что в Вамп-Петербурге столько пьют.

– Хм-м… – раздалось у него над ухом. Это поэт Гриша плюхнулся рядом с Кириллом и вытащил шариковую ручку. – Даже не верится, что я, вампир с высшим литературным образованием, буду сидеть и писать на двух половинках пробки буквы «собу» и «тыльник»! – с этими словами он погрузился в кропотливую работу.

Подвал окончательно закрутился перед Кириллом. Ухватившись за стол, он попытался сфокусировать взгляд красных от недосыпа глаз на чем-то одном. Выбор пал на лицо Милены в дальнем углу. Правда, оно слегка подрагивало и вытягивалось.

– Это что же тут творится? – одними губами прошептала Милена, но вампир услышал слова, словно знал, что она скажет именно это.

– А я сейчас объясню! – заорал Кирилл. – Ну как же это? бли-и-ин, сейчас! сейчас сформулирую! Вот-вот-вот! Еще чуть-чуть! А, ладно, фиг с ним!

С этими словами упырь рухнул на пол и, соорудив себе импровизированный гроб из пластиковых тарелок, провалился в сон.

* * *

Видный политический деятель Худощавский славился тем, что управлялся с несколькими делами одновременно. Когда-то это даже было записано в его резюме, отосланное в Думу Московии, но он заседал там уже так давно, что любые документы истлели и превратились в прах.

Никто, включая самого старого вампира, не помнил, как Худощавский появился на политической арене. Кажется, он просто заблудился в длинных коридорах здания Думы, куда пришел поискать кого-нибудь, кто напишет за него курсовую по теме «Турецкий язык и литература». Побродив немного, будущий политик наткнулся на дверь, из-за которой доносился гул десятков голосов. Худощавский подумал, что там устроили какой-нибудь базар, где понимают по-турецки, и ринулся внутрь. Вампир внезапно оказался в большом помещении со множеством столов и стульев, от дезориентации не смог затормозить, споткнулся о трибуну спикера, рухнул на нее и громко сказал: «Вашу ж мать, уроды!» Повисла мертвая тишина (зал заполняли всякие упыри в галстуках и рубашках), а потом все разразились аплодисментами. Так Худощавского избрали в Думу, где он каждое свое выступление отчаянно ругался, падал и лез драться.

Шли годы, но политик не потерял своей хватки. Какой-то особой государственной программы у него не было, поэтому он просто говорил оппозиции, какие они идиоты, и неважно, что эта оппозиция хотела. Еще Худощавский поступил так, как поступает любой умный политик, когда не знает, что делать дальше, – он обвинил во всех бедах евреев, а потом записал песню в стиле рэп. Первый ход был неоригинальным, а вот песня произвела фурор. Такого анатомического описания того, как Худощавский будет лично «рвать» вампериканцев, иберийцев и маленьких детей, не было ни у одного исполнителя. К авторству песни сразу же попытались примазаться рэпер Тимати,