Кусакиро. Книга первая - Людмила Файер

даже не требуют, чтобы ты приносил им взамен добычу. Делятся с тобой едой просто так, как-будто ты её заработал. А на самом деле ты целый день валялся, гулял по дому и беседовал с друзьями. Странная жизнь, странные законы. У нас в лесу было не так…

Кусакиро снова вздохнул и пошёл доказывать всем, что он не просто так ест свой хлеб. Проверив сохранность оставшихся спящих уток, которые даже не проснулись от его визита, он заглянул к коровам, мирно сопящим и пожёвывающим сено. Запах хлева… Тёплой огромной коровы… Запах того белого жидкого лакомства, которым его угощает хозяйка. Кажется, люди называют его МОЛОКО… Это такая вкуснятина! Похоже на то, что он пил из маминого животика, когда был совсем крошечным… Надо же, и у коровы в животе такое бывает? Вот чудо-то!

Кусакиро видел, как хозяйка приходила в хлев с большим ведром, садилась возле коровы на скамеейку и начинала гладить её вымя. Корова одобрительно помукивала. И тогда хозяйка тянула за болтающиеся на вымени пальцы, из которых струей вылетало белое, невероятно пахнущее молоко, звонко дренькающее по стенкам ведра. Постепенно дренькать переставало и начинало булькать. Над ведром поднимался ароматный пар… Когда из пальцев переставало брызгать, хозяйка одобрительно гладила корову по боку, благодаря за вкуснейшее из вкуснейшего, что-то ласково говорила ей и уносила ведро домой.

Там все получали по миске божественного нектара. И потом дружно слизывали остатки молока с мордочек и усов друг друга… Приятные воспоминания.

"И откуда в животе такого огромного зверя появляется вкусная еда? — думал Кусакиро. — Вот в моём животе еда только пропадает. А то, что из него потом вываливается, вкусным не назовешь, только прикопать можно. Вот чудо природы! Бочка с молоком, и сама ходит!"

Кусакиро облизнулся. До утра и вожделенной миски молока было ещё далеко. "Дозор, дозор, ночной дозор…" — бормотал он просебя. Тихо. Ничего. Если про лес можно сказать «ничего». Звуков много, но не тех, которые он пытался расслышать. Потявкивание лисиц ему было хорошо известно. Уханье бесшумных филинов, мяуканье сов, цокот белок, вой волков, клёкот хищных птиц в вышине.

"Наверное, сегодня не придёт, — подумал Кусакиро. — Вон, уже небо светлеет, а лиса — воровка в темноте."

Зашевелились проснувшиеся птицы в курятнике, замукала сонно корова в ожидании дойки. Скоро хозяйка выйдет с ведром, пойдёт к корове просить молоко, корова для вида немного повредничает, помотает рогатой головой и хвостом, но молоко всё равно отдаст.

"Мой сегодняшний дозор окончен, — решил Кусакиро. — Сейчас в сарайке ещё мышь отловлю в доказательство того, что не проспал, а работал, и с подарком пойду к СЕБЕ ДОМОЙ."

Каким ещё непривычным было это понятние. Свой дом. Кусакиро начал понимать зачем люди создают огромные коробки, в которых живут сами и пускают жить многих других животных. Дом. Это называется дом. Это такое место для стаи, где всем хорошо. Безопасное, удобное и тёплое.

Мышь в сене была. Кусакиро давно её слышал. И давно её высматривал. Но сегодня эта мышь издавала какие-то странные звуки. Как-будто у неё был не один рот, а несколько. Разноголосое попискивание раздавалось из-под самого толстого пучка сена в самом углу. Кусакиро прыгнул прямо в этот угол. Писк не прекратился, как это случается обычно, ведь мыши тоже хотят жить, и в смертельном страхе замолкают, в надежде, что их не заметят. А здесь писк только усилился и перешёл в крик "КАРАУЛ! СПАСАЙСЯ, КТО МОЖЕТ!" Ну, это в переводе с мышиного, конечно.

Кусакиро быстро раскопал сено и застыл от увиденного. Там было мышиное гнездо. У его присмотренной мыши появилось многочисленное потомство. Розовые, абсолютно голые, слепые червячки, которых и на один зуб не хватит. Мама-мышь прикрывала их своим телом, но они всё равно расползались из-под неё во все стороны. Кусакиро смотрел на мышь. Мышь смотрела на него. В её глазах, маленьких глазках-бусинках, стояли слезы. Она понимала, что пришла смерть. Страшная, огромная, беспощадная, зубастая смерть. Но не убегала. Потому, что должна была защитить своих детей, как любая мать. Она всё понимала, что после неё в пасти исчезнут и её новорождённые червячки, но ничего не могла с собой поделать. Она была МАТЬ. И её инстинкты материнства были сильнее страха смерти. Она не хотела пережить своих детей. Маленькими лапками она всё пыталась подгрести их под своё маленькое тепленькое тельце, хотя понимала — всем им до ужасной смерти оставались какие-то мгновения…

Кусакиро наблюдал. Он не был голоден. Ему не нужно было кормить семью. Он пришёл просто поохотиться. Но никак не ожидал такого развития событий. Мышь смотрела на него с отчаянной решимостью и плакала от бессилия и отчаяния. Она понимала, что даже если бросится этому коту в морду и погибнет в последнем сражении, её груднички замёрзнут ещё раньше, чем умрут от голода …

Кусакиро не был жестоким убийцей. Он жил по законам природы и в согласии с ней. Он убивал только тогда, когда речь шла о выживании его или его стаи.

"Зачем мне эта мышь сегодня? — подумал он. — Она в ужасе, она готова умереть за детей. Но зачем мне такая недостойная победа?"

Он вспомнил, что когда они были маленькими котятами, и спали все под маминым тёплым брюшком и между её лапками и любимой мордочкой, вечно вылизывающей им шёрстку и массирующую их животики шершавым языком, мать также всегда была настороже. И если чувствовала опасность, то вскакивала, прикрывая их всех своим телом. Дыбилась, прижимала уши, шипела и плевалась, рычала и визжала, чтобы дать понять чужаку, что умрёт, но не отдаст своих детей. И многие хищники, зная отчаянность, силу и смелость лесных котов, отступали не солоно хлебавши. Потому, что отчаявшаяся мать сильнее берсерка и последствия такого боя совершенно непредсказуемы для охотника полакомиться чужими детёнышами.

Всё это промелькнуло перед глазами Кусакиро в один момент. "Эта мышь — такая же мать, как была моя. И кем я стану после того, как в охотничьем азарте убью всю её семью? Да и какая это охота? Жертва готова умереть и практически предлагает себя. Нет. Это недостойная охота. Это унижение для чести самурая. Самурай — защитник слабых и обездоленных. Я должен помочь этой мыши выжить, а не убивать её."

Кусакиро вздохнул и прикопал лапкой сено обратно, чтобы последнее тепло не улетучилось из маленького гнезда. "Пойду-ка лучше раздобуду ей что-нибудь поесть, — решил он. — Ведь ей нужно кормить целую ораву малышей."

Вчера он видел, как хозяйка кормила птиц, и там были кусочки белого хлеба.