Дикая полынь - Цезарь Солодарь

И сейчас, терпеливо выслушивая жалобы и стенания бежавших с "земли обетованной" людей, я часто вспоминал гневные слова Льва Кассиля о "второй родине". Я еще и еще раз убеждался: все беды и горести этих людей - закономерный результат того, что они предали свою Родину.

...С некоторыми из тех, кого я встретил в Вене, мне пришлось беседовать дважды и трижды. Многие просили меня ознакомиться с их записями и, как они говорят, исповедями. Все они - каждый по-своему, каждый на памятных и подчас жестоких примерах - воочию убедились, что капиталистический уклад жизни, сдобренный теориями расового превосходства, не для них, не для их детей.

Но я покривил бы душой, утверждая, что все без исключения стали жертвами одной только лживой и разнузданной сионистской пропаганды. Нет, некоторые оказались жертвами прежде всего собственных иллюзорных представлений о капиталистическом обществе. И прежде всего те, кто мечтал "сделать карьеру". Мечтал о "свободном предпринимательстве".

Роман Кацобашвили, бывший повар "Рицы" - одного из самых популярных ресторанов на Черноморском побережье, - обуян желанием вернуться в Грузию. Его многочисленные заявления - письменные и устные - полны грустных фактов и подробностей, сделавших для него жизнь в Израиле мучительной и бессмысленной. Склонен даже поверить и пылким словам Кацобашвили о тоске по жене, с которой он, однако, мгновенно разошелся, чтобы облегчить себе возможность уехать в Израиль. Но не может он утаить роившихся тогда в голове и подтачивавших сердце всяческих эфемерных планов. Ему мерещилось, как он, замечательный кулинар, пышущий здоровьем человек, энергичный работник, вовсю "развернется за границей".

А двадцатипятилетний московский музыкант Михаил Бранзбург убедил себя, что только за границей он сможет в совершенстве овладеть ударными инструментами и стать выдающимся оркестрантом. Решив оставить жену и дочурку, он шепнул уезжавшему в Израиль тромбонисту Александру Кофману: "Устрой мне вызов от липового родственника". Вызов незамедлительно прибыл с загадочной для Бранзбурга подписью: "Сомполински Загава" - мужчины или женщины, мифического двоюродного брата или несуществующей троюродной сестры.

Правда, все находящиеся в Вене беженцы из "земли обетованной" считают, что Бранзбургу повезло: он встретил бежавших из Израиля людей и, побеседовав с ними, отказался туда ехать. С трудом сдерживая раздражение, я слушал лицемерно кроткие рассуждения наглого музыканта: "За ребенка я спокоен - в Советской стране никогда, что бы ни натворили папа или мама, девочку из детского садика не отчислят".

Кое-кто из моих собеседников, желая проявить предельную откровенность, рассказывает мне о накапливавшихся у них "обидах" на советское общество. Теперь с роковым для них опозданием эти "обиды" представляются им смехотворными.

Для бывшего киевлянина Николая Фавелевича Петрова-Штейна начало "обидам" на Советскую власть положило недостаточное внимание дирекции завода к написанным им, как он выражается, рабкоровским сигналам. Правда, сейчас Николай Фавелевич понимает, что некоторые из его сигналов дурно пахли клеветой.

Более подробно и с нескрываемым самоосуждением рассказывает о своих "обидах" зубной врач Александр Исаевич Каганов:

- Мое падение, да, именно падение, началось с того, как я отреагировал на оскорбительную грубость управдома соседнего дома, где я прогуливался со своей собачкой. Сейчас я кажусь себе сумасшедшим! Но тогда, предварительно обработанный всякого рода слушками и радиопередачами враждебных станций, я оказался достаточно "созревшим", чтобы отождествить грубияна управдома с... Советской властью! И когда на следующий день мне близ синагоги предложили устроить вызов в Израиль, я согласился...

Кстати, именно "близ синагоги" встретили многие из моих собеседников услужливых людишек, предложивших им "устроить вызов" в Израиль. Об этом рассказывали мне и бывший москвич Каганов, и бывшие рижане, кишиневцы, львовяне.

КРУШЕНИЕ ИЛЛЮЗИЙ

Кое-кто уезжал в Израиль уже с репутацией убежденного сиониста. Такие мнили себя "борцами" и даже "победителями", гордясь тем, что не скрывали от Советских сограждан своих враждебных взглядов и открыто распространяли сионистскую клевету на наш образ жизни. Еще по дороге в Израиль взахлеб торопились публично заявить о выпавшем на их долю счастье - отъезде из Советской страны. Для них, своих идейных единомышленников, израильские власти создавали более или менее благоприятные условиям даже досрочно выдавали им постоянные паспорта "кавувы".

Их в Израиле принято именовать "идеалистами" в отличие от "материалистов" и так называемых "промежуточных". "Идеалисты" вначале даже как-то свысока смотрели на откровенно жаждавших роскошной жизни "материалистов" и особенно "промежуточных", намеревающихся и капитал приобрести и невинность соблюсти.

Однако и недавние "идеалисты", причем самые отъявленные, тоже обивают пороги советского консульства в Вене. Назову, например, бывших ленинградцев - юриста Григория Соломоновича Вертлиба и его жену математика-программиста Софью Моисеевну Вайсман, помпезно встреченных в марте 1971 года "братьями во Сионе". Израильское радио присвоило Вертлибу титул "руководителя еврейской общины", ибо он стоял во главе нескольких сионистски настроенных евреев, желавших выехать в Израиль. Эта возглавляемая им группа, как признал Вертлиб, "занималась распространением литературы, убеждающей евреев, что их место в Израиле".

Вертлиба, естественно, встретили в Израиле подчеркнуто радушно: в числе нескольких избранников он был на продолжительном приеме у самой Голды Меир и нескольких министров. Его направляли в Париж и Рим для публичных выступлений "в защиту советских евреев". В отличие от большинства его попутчиков, Вертлибу сразу же дали сравнительно приличную квартиру, а также работу ему и жене.

Но вскоре Вертлиб убедился, как далека печальная израильская действительность от пленявших его ранее сионистских идеалов. В нем созрело решение покинуть "землю обетованную". Он ушел с работы. Однако, прекрасно понимая, что нельзя открыто признаться в желании вернуться в Советский Союз, вынужден был прибегнуть, как он выражается, к камуфляжу: исподволь завел разговоры о поездке якобы к родственникам в Западную Европу.

И вот весной 1972 года, бросив все привезенное из Ленинграда имущество, Вертлиб с женой и пятилетним ребенком бежал из страны, о которой, по собственному признанию, мечтал целых двадцать лет.

Почему?

Многостраничная исповедь Вертлиба дает ответ далеко не однозначный.

"Материально мы не нуждались", - сразу же признает он исключительное положение, созданное ему израильскими сионистами. Да, весьма исключительное! Ведь по точным цифровым расчетам самого Вертлиба, на средний для израильтянина заработок никак невозможно свести концы с концами семье хотя бы с одним ребенком. Особенно, когда глава семьи не комбинирует, не прибегает к обману, не живет на "чэдэ", то есть на чужие деньги.

Итак, если на некоторых беженцев, обреченных израильским строем на полунищенское существование, мог в какой-то степени повлиять материальный фактор, то решение Вертлиба было продиктовано совершенно иными причинами. Какими?

"Израиль - государство, где давно забыты какие-либо идеалы дружбы и нормальных отношений между людьми. Да, собственно, какие могут быть отношения между работодателем, который имеет завод, виллу и 3-4 машины, и евреем из Марокко или Ирака, который имеет крохотную квартирку (а часто не имеет и таковой) и живет с пятью-шестью детьми в убогом квартале для "черных"? Какие, собственно, могут быть отношения между бюрократом в каком-нибудь учреждении, основная мечта которого досидеть до пенсии и который знает, что уволить его практически невозможно, - с одной стороны, и "новым оле" из Советского Союза, который десятки раз ходит на прием, получая один и тот же ответ: "Савланут" (терпение) и "ихье тов" (будет хорошо)?"

Вертлиб приводит типичный разговор между чиновником учреждения, обязанного заботиться о новоприбывших, и бывшим советским гражданином:

- Работы нет и не предвидится. Но будет хорошо.

- Как же хорошо, если бюро труда не дает работы?

- Нужна протекция - и будет хорошо.

- У меня и квартиры нет.

- Терпение. А почему ты хочешь жить в Хайфе? Поселись в Димоне.

- Но в Димоне нет работы для инженера.

- Зато там можно выцарапать жилье.

- На черта мне жилье, если там никогда не будет работы для инженера?

- А разве обязательно работать инженером? Вот все вы приезжаете и требуете, требуете, подавай вам и работу и квартиру.

И в конце исповеди горькое признание:

"Тяжело человеку в 40 лет осознать, что вся его жизнь была бесплодна и посвящена ложным идеалам. Но еще более страшной, на мой взгляд, должна быть жизнь у тех, кто так же, как и я, полностью разочаровался в израильской действительности, но не находит в себе сил и мужества открыто рассказать другим евреям обо всем, что происходит".