Главное – любить (СИ) - Веленская Наталия

— А ты точно пустишь? — на смену балагуру рифмоплету наконец-то пришел обычный Корсаков, которому правда было глубоко плевать на существенное пополнение в рядах публики и на их неуместные реплики.

— Живо поднимайся!!

— … Святая ночь, святая ночь! А вдруг

Все это сон? Так непомерно счастье,

Так сказочно и чудно это все!

Корсаков пропел напоследок эти слова и в припрыжку бросился к подъезду. А я поспешила поскорее открыть домофон, чтобы пресечь любые попытки возобновление спектакля.

Вот ведь дурак!

Всё мое меланхоличное настроение, как ветром сдуло. Зато явились и злость, и раздражение, и обида, и непонимание. Сейчас мне кто-то точно ответит за все мои убитые нервные клетки, которые я потратила в эти два дня!

Вдох выдох, вдох выдох. Может со скалкой встретить этого провинившегося Ромео?

[1] «Ромео и Джульетта», Уильям Шекспир. Перевод Бориса Пастернака

Глава 24

Корсаков ворвался в мою квартиру подобно урагану, едва только я решилась распахнуть дверь. Выглядел он неважно. Это было заметно даже при тусклом свете лампы в коридоре — изрядно отросшая щетина, залёгшие глубокие тени под покрасневшими глазами. И вся моя злость как-то вдруг сдулась, точно воздушный шарик.

Но даже такой взъерошенный, небритый и усталый Корсаков всё равно не растратил свою привлекательность и харизму, а от его бешеной энергетики мой в целом просторный широкий коридор вдруг сузился до размеров спичечной коробки.

Сейчас, я как никогда понимала, почему он так много добился к своим годам, и почему столь успешно руководит компанией отца. Внутренняя сила и уверенность, которая исходила от Саши, казалось, была неотъемлемой частью его самого. Её не нужно было как-то специально демонстрировать или показывать, она просто незримо ощущалась. А вот я рядом с ним чувствовала себя маленькой, наивной девочкой, которая ничего не знает о жизни. И которая изо всех сил сейчас пыталась не смотреть на него снизу вверх, стоя в своих смешных мохнатых тапочках.

— Лиз, дай мне всё объяснить, пожалуйста? — с порога заявил Александр третий, заставляя меня слегка попятиться назад.

— Стихами? — не могла удержаться от ехидства я. Удивительно, но когда я его подначивала, то ощущала, что мы с ним были на равных.

— Боюсь, на стихи меня уже не хватит, — покачал головой Саша.

— Давай продолжим в квартире? А то чувствую те, кто не досмотрели первый акт на улице, с радостью дослушают его на лестничной клетке, — усмехаюсь я, делая большой шаг вглубь коридора, и тем самым давая возможность беспрепятственно проникнуть Корсакову в мою квартиру.

Это какой-то бред. Он у меня дома. Так негаданно нежданно. Когда ещё пару часов назад, я искренне была уверена, что наша история подошла к концу…

Прохожу на кухню, мимоходом оглядывая свое отражение в огромном настенном зеркале — между прочим, гордость этой квартиры — тёмного цвета, резное, старинное. Отражение меня не радует, и я едва сдерживаюсь от недовольного цоканья языком. К приему гостей я не была готова от слова «совсем», и мои пижамные шорты и топик на тонких бретельках были тому подтверждение. Ещё и тапки эти дурацкие, будь они неладны!

— Чай, кофе…

— Я бы потанцевал, но боюсь, и на это меня не хватит, — пытается хохмить Саша, но я вижу, какая усталость сквозит в каждом его движении.

Молчу, ожидая, когда же наконец он приступит к своим объяснениям. С нетерпением наблюдаю, как Корсаков медленно подходит к окну.

— У тебя тут здорово, — Саша окинул взглядом мою небольшую кухню, освещённую лишь настенным бра, что безусловно добавляло этим стенам уюта. И ещё капельку романтики.

Кухня мне моя действительно нравилась — белая плитка, широкий деревянный подоконник, на котором колыхались длинные бежевые шторы, коллекция красивых чашек, которые изящно разместились на открытой полке. Ничего дорогого, ничего выдающегося, даже плита здесь была газовая, капризная, к которой я не сразу смогла найти подход при готовке, но мне было не стыдно показать это место. Даже такому как Корсаков.

— Выглядишь неважно, — констатируя я факт, опираясь на край кухонной столешницы.

— Это да. Но как говориться «спасибо, что живой». Я был уверен, что ты меня на порог не пустишь, тем более так… без букета и вообще…

— Без подкупа, значит, — у меня невольно вырывается смешок. — Бриллиантовое колье там, новый айфон и далее по списку? Без этого обычно не прощали?

— Ну…

Мне кажется, я попала не в бровь, а в глаз. Потому что, наверное, впервые увидела лёгкое смущение на физиономии Александра третьего.

— Хорошего же ты обо мне мнения, Александр, — серьёзно проговорила я, скрещивая руки на груди и чуть насупив взгляд. Искренне надеясь убрать из него всё смешинки. Кажется, Корсакова слегка пробрало.

Похоже, он общался раньше исключительно с такими же истеричками, как Марина, и выводы о женщинах поэтому делает соответствующие.

— Лиз, — в считанные секунды Саша оказывается рядом, и прижимает меня к себе, утыкаясь губами мне в макушку. — Прости, что так и не отправил сообщение.

— Какое?

— В котором я объяснял, что случилось, и почему я вынужден мотаться по всей области. Оно тупо осталось висеть в черновиках. Я потом, когда понял это, хотел набрать и всё объяснить, но то одно, то другое… Прости.

Поднимаю на него взгляд. Вроде бы не врёт — смотрит честно, открыто. Да и весь его внешний вид лишний раз только подтверждает его слова.

Все также обнимая меня, Саша рассказывает о неприятном инциденте, который произошел на одном из объектов. Халатность и попустительство руководителей одного из департаментов холдинга привели к плачевным последствиям — травме четырех рабочих, и приостановке всего строительства. Но Корсаков благодарил небеса, что всё обошлось без смертельного исхода.

За последние два дня Саша спал около трех часов, потому что пытался максимально быстро все разрулить, без ещё большего ущерба срокам, которые и так конкретно просели, и самое главное — сделать всё необходимое для пострадавших и их семей.

— И что ты, получается, сам поехал к рабочим…

— Да.

— Но… мне кажется, в таких случаях все вопросы решает пиар-служба. Разве нет?

— Обычно подобную работу выполняют помощники, замы или натасканные Мереминским люди, которые ловко умеют «замять» дело, — кивает Саша. — Но не в этом случае. Это моя ошибка привела к серьёзным последствиям.

— Саш, здесь нет твоей вины. Не ты ведь воровал и экономил на материалах, а потом заметал следы!

— Слово «вина» мне кажется в таких случаях звучит не очень уместно, — горько усмехается Александр третий. — Как будто можно просто извинится и тем самым всё исправить. Это моя ошибка. Я нанял не того человека и допустил его к управлению. Это я не смог разглядеть вовремя, что творится в том департаменте. И значит то, что произошло — целиком и полностью моя ответственность.

Я лишь молча кивнула, ошарашенная серьёзностью его слов и невольно ощущая бремя той самой ответственности. Корсаков рассказал, что помимо встречи с семьями рабочих, в эти дни он также пытался найти все возможные дыры в работе того самого бедового департамента. Чтобы избежать повторения истории в будущем. До окончательного наведения порядка, конечно, предстояло ещё очень многое разгрести, но самое основное он постарался решить по горячим следам. И потому начало майских праздников для компании выдалось особенно жарким.

Сохраненное в черновиках сообщение мне зачем-то тоже продемонстрировали. Хотя после такого подробного рассказа, не верить Корсакову о причинах его отсутствия, я не могла. Получалось, что меня действительно променяли на работу… только вот причина была и правда серьёзная. С одной стороны, Мереминский оказался прав в своих предположениях, но с другой стороны — Саша ведь пришёл и извинился. Это ведь должно что-то значить, ведь так?

— Я вот только одного не пойму. Ты зачем под балкон пришёл мне орать? — я решила напоследок расставить все точки над «i».