Жизнь коротка (сборник) - Сергей Довлатов

Алик мечтал стать врачом. Его любимая бабушка умерла от рака. Алику хотелось заниматься теорией канцерогенов.

Оба провалили вступительные экзамены. Все их знакомые были уверены, что это — следствие антисемитизма. Пожалуй, так оно и было.

Лора и Алик решили сделать еще одну попытку через год. А этот год провести беспечно и весело. Оба любили загородные прогулки, музыкальные комедии и слабое вино. Родители у обоих были людьми довольно состоятельными. Так что Алик и Лора могли фактически не работать. Алик числился кочегаром, а Лора распространяла билеты на детские утренники.

Их взгляды были примерно одинаковыми. Они рассказывали друзьям политические анекдоты, любили заграничные вещи и слушали Би-би-си.

Алик и Лора жили с родителями в маленьких двухкомнатных квартирах. Встречаться они могли только на улице. Поэтому они год целовались на черном дворе за сараями.

К экзаменам Алик и Лора не готовились. Они были слишком увлечены любовью. К тому же антисемитизм усиливался. Зато началась массовая эмиграция.

Алик и Лора решили уехать. Таким образом, сразу же решалось несколько проблем.

Родители были в отчаянии. Во-первых, дети собирались жениться. И к тому же покидали родину.

Алик и Лора успокаивали родителей. Говорили, что будут посылать им растворимый кофе.

Они подали документы. Через три недели получили разрешение. Они готовились к длительной борьбе, но их выпустили сразу. Им даже было немного обидно.

Но чувство обиды быстро прошло.

Эмиграция была для Алика и Лоры свадебным путешествием.

Они поселились в Нью-Йорке. Через год довольно сносно овладели языком. Алик записался на курсы программистов. Лора поступила в ученицы к маникюрше.

К этому времени двоюродный брат тоже уехал на Запад. Брат говорил, что американская история тоже фальсифицирована. А от рака, говорил он, здесь умирают так же часто, как в Союзе.

Он был неудачником и грубияном. Он всех ругал. Все у него были дураками, трусами и жуликами. Однажды Лора сказала:

— Ты всех ненавидишь!

Брат ответил:

— Почему же — всех?

Затем он скороговоркой произнес:

— Айхенвальд, Баратынский, Вампилов, Гиллеспи, Домье, Ерофеев, Жорес, Зоргенфрей… — На секунду задумался и продолжал: — Ибсен, Колчак, Ларионов, Моне, Нострадамус, Олейников, Паркер, Рембо, Свифт, Тургенев, Уэллс… — Брат еще раз запнулся и окончил: — Фицджеральд, Ходасевич, Цветаева, Чаплин, Шагал, Эйхенбаум, Юденич и Ясперс!..

— Удовлетворена? — спросил он и полез в чужой холодильник за джином…

Но брат приходил редко.

Дела у Алика и Лоры шли хорошо.

Через несколько месяцев Алик стал программистом. Через два года — руководителем проекта. Еще через год — консультантом в богатейшей международной фирме. Его посылали в дальние командировки. Как-то раз послали на Гавайские острова.

Лора работала в парикмахерской с американской клиентурой. Лора говорила: «Русских мы практически не обслуживаем. У нас слишком высокие цены». Лора зарабатывала двадцать тысяч в год. Алик — вдвое больше.

Вскоре они купили дом. Это был маленький кирпичный домик в одном из сонных пригородов Нью-Йорка. Жили здесь в основном американские евреи, поляки и китайцы. Русских здесь не было совершенно.

Алик говорил:

— С русскими мы практически не общаемся… Алик и Лора полюбили свой дом. Алик собственными руками починил водопровод и крышу. Затем электрифицировал гараж. Лора покупала занавески и керамическую утварь.

Дом был красивый, уютный и сравнительно недорогой. Двоюродный брат злобно называл его «мавзолеем».

Друзей у Алика и Лоры не было. Они считали друзьями тех, кто приходит в гости. Двоюродного брата приглашали все реже. Зато все чаще приходили американские друзья. Например, менеджер Алика — Сет Эплбаум, веселый и шумный толстяк. Больше года он приходил с невестой Шеллой Роуч. Вчетвером они жарили сосиски у заднего крыльца и пили «Бадвайзер».

Как-то раз Сет пришел один. На вопрос: «Где Шелла?» — ответил:

— Мы расстались. Я был в отчаянии. Затем купил новый автомобиль и поменял жилье. Теперь я счастлив…

Лора и Алик жили хорошо, но экономно. Каждый месяц они выплачивали банку тысячу долларов. Плюс — телефон, электричество, газ, развлечения…

Они любили путешествия, мюзиклы и слабые коктейли. Они хотели завести собаку, но передумали. Собака могла испортить ковры. А грабителей в их пригороде не было.

Лора и Алик слышали, что некоторым эмигрантам живется плохо. Вероятно, это были нездоровые люди с паршивым характером. Вроде двоюродного брата. Можно ли считать здоровым человека, который пьет из горлышка?..

Алик и Лора жили дружно. Они жили так хорошо, что Лора иногда восклицала:

— Милый, я такая счастливая!

Они жили так хорошо, что даже придумывали себе маленькие неприятности. Алик, хмурясь, говорил:

— Знаешь, утром я чуть не сбил велосипедиста.

Лора делала испуганные глаза:

— Будь осторожнее. Я прошу тебя — будь осторожнее.

— Не беспокойся, дорогая. У меня прекрасная реакция…

Бывало, что Алик являлся домой с виноватым лицом.

— Ты расстроен, — спрашивала Лора, — в чем дело?

— А ты не будешь сердиться?

— Не знаю. Говори, а то я заплачу.

— Поклянись, что не будешь сердиться.

— Говори. Скажи мне всю правду!

— Только не сердись, дорогая. Я виноват. Я купил тебе итальянские сапожки.

— Ненормальный! Мы же договорились, что будем экономить! Покажи…

— Мне страшно захотелось. И цвет оригинальный. Такой, коричневый… Ты не сердишься? Поклянись, что не сердишься!..

По воскресеньям Алик и Лора долго завтракали, беседовали, курили. Иногда Лора читала вслух русскую газету. Проблемы, волновавшие эмигрантов, казались им надуманными.

— Разве трудно, — говорила Лора, — получить американскую специальность?

— Действительно, — соглашался Алик, — ты права. Единственная проблема — вырваться из русского гетто…

В это утро Алик и Лора долго завтракали. Потом ходили в магазин. Потом смотрели телевизор. Потом уснули на веранде.

А когда проснулись, Лора начала таинственно улыбаться.

Алик притворно нахмурился:

— В чем дело?

— А ты не рассердишься? Поклянись, что не будешь сердиться.

— Что случилось?.. Ну хорошо, клянусь.

— Я купила билеты на «Грека Зорбу». Ужасно дорогие. Мне их уступила Айрин Берд. У Айрин заболела дочка… Ты не сердишься?

— Вообще-то я собирался покрасить гараж. Но если тебе хочется…

— Мне ужасно хочется.

— Начало в восемь? Значит, надо переодеваться и ехать.

— Милый, я такая счастливая!..

Минут через сорок они уже ехали по хайвею.

Алик вел машину легко и уверенно. В правой его руке дымилась сигарета. Лора устроилась на заднем сиденье.

Они миновали кладбище, парк и, не доезжая моста, свернули влево.

Над крышами вспыхивала и гасла реклама «Филипп Моррис». Из бьюика в первом ряду доносились звуки транзистора.

Был тот особый час, когда еще светло, но фонари уже зажжены. Стены пакгаузов были темнее неба. Огни реклам светили прерывисто и неровно.

Алик повернулся к жене:

— Мы поедем короткой дорогой, через тоннель. Затем — под эстакадой и мимо виадука. Около церкви еще раз свернем налево. А потом вдоль реки до самого Манхэттена.

— Поезжай, как считаешь нужным, — сказала Лора.

— Хорошо, что ты купила билеты, — продолжал Алик, — я очень рад. Мы не должны превращаться в обывателей. Завтра же выпишу какой-нибудь солидный журнал.

— В котором поменьше рекламы. А то я расстраиваюсь. Знаешь, что меня раздражает в Америке? Здесь всегда есть такое, что не по карману даже состоятельным людям. Даже если имеешь шестьдесят тысяч в год.

— О’кей! Значит, надо иметь восемьдесят, девяносто. Не беспокойся, мы к этому идем. Крис и Барни меня очень ценят.

— Я тоже на хорошем счету. Иза все чаще приглашает меня на ланч. В сентябре подарила мне духи. Вернее, одеколон.

— Цена не имеет значения. Дело в принципе…

— Она меня ценит.

— Не сомневаюсь… Мы, кажется, проехали тоннель. Ты не обратила внимания?

— Я об этом не думала.

— О’кей, направление верное. Потратим лишних три минуты.

— Будь повнимательнее…

К этому времени стемнело. Огни реклам светили назойливее и ярче. Теперь Алик и Лора двигались пустынными улицами. Тротуары были завалены мусором. Около магазинов было развешано дешевое тряпье. Возле баров толпились подозрительные личности. В основном чернокожие и латиноамериканцы.

Лора почувствовала себя неуютно. Ей больше не хотелось в театр. Ей хотелось быть дома и смотреть телевизор. Ей хотелось пить коктейль и слушать музыку. И тут она расслышала:

— Неужели мы заехали в Гарлем?

— Не может быть!