Том 11. Неопубликованное. Публицистика - Аркадий Стругацкий

На темной дороге впереди заплясала его уродливая растянутая тень – он оглянулся. Три слепящих глаза неслись на него, приближаясь стремительно. Ааа! Мимо промчалось черное, обтекаемой формы, рассекая стонущий воздух. Сверкнула красная звездочка, пронесся горячий ветер – и все стихло.

Тяжело дыша, Сергей Сергеевич прильнул к теплой шершавой стене. Что это за город? Что за странные жители его? Где я, где? Он поднял глаза. Темное синее высокое небо, усыпанное звездами. Они тусклы, и рисунок созвездий чужой, дикий. Сергей Сергеевич пошел дальше. Цели у него не было, мысли разбегались. Странный город, окружающий его, был пуст. По широким темным улицам изредка проносились стремительные черные машины – так быстро, что ему ни разу не удалось разглядеть их. Один раз он наткнулся на группу людей в белом, стоящих в подъезде огромного особняка с погашенными окнами. Когда он приблизился, люди замолчали и повернулись к нему, как показалось, с почтительностью.

– Э-э... – начал Сергей Сергеевич растерянно. – Я чужой в этом городе...

Они стояли, уставясь глубокими блестящими стеклами глаз, круглые ротики их мигали. Сергей Сергеевич почувствовал себя крайне неловко.

– Мнэ-э... – Ему как-то нечего было сказать.

Люди в белом зашевелились и плавно, почти незаметно скользнули в тень под домом. Сергей Сергеевич поколебался, шагнул было им вслед, но потом раздумал: ну их, может, это влюбленные... неловко.

Странный был это город. Большой, очень большой, но какой-то слишком пустынный, слишком темный. Только один раз Сергей Сергеевич увидел здание с освещенными окнами – оттуда неслись непонятные голоса, звуки, похожие на заглушенную музыку, в ярко освещенных дверях стояло много существ в белом, группами и в одиночку... Сергей Сергеевич решил, что это ресторан или клуб. Здесь же, невдалеке за поворотом он увидел огромное количество черных обтекаемых машин – скорее всего, автомобилей. Он перебежал улицу и долго бродил между машинами, ища кого-нибудь, чтобы поговорить с глазу на глаз, в спокойной обстановке, но никого не нашел. Черные молчаливо дремлющие машины показались ему герметически закупоренными – в них нельзя было ни проникнуть, ни заглянуть.

Странный это был город. Необозримые сумрачные площади, похожие на широкие озера, окаймленные высокими берегами куполообразных строений. На одну из них камнем упал с неба серебристый светящийся клубок света, подрожал немного, бросая блики на серый камень мостовой, снова взмыл к звездам и потух. На площади осталось несколько белых фигурок, которые неторопливо двинулись куда-то прочь и быстро затерялись на темном фоне зданий.

Небо вдруг посветлело, засеребрилось невидимыми до сих пор нитями высоких облаков. Из-за крыш далеко-далеко поднялись и торопливо пошли по огромной дуге две близко посаженные луны – два туманных широких серпа – и быстро скрылись за зданиями на другой стороне площади. Потом в обратном направлении бесшумно прорезала погасшие облака ослепительная точка, оставляя за собой не сразу гаснущую полоску света... И снова сумрак, тишина, холодок на коже, безлюдье...

Сергей Сергеевич сильно устал, кое-как доплелся до середины четвертой на его пути площади и сел на холодный камень, обхватив руками колени. Странное, странное пробуждение ихтиолога, специалиста по осетровым. Сергей Сергеевич Комлин, что с тобой? Куда тебя занесло?

– К сожалению, я материалист, – сказал Комлин вслух и подумал, что раньше у него никогда не было такой привычки – разговаривать с самим собой. – Для идеалиста все происшествие проще пареной репы. Переселение душ. Мое, комлинское, «я» – в другом теле. Однако...

Вдали вспыхнули огни тройных фар, минута – и мимо, совсем рядом, пронесся горячий ветер, блеснул красный бездымный огонек... И еще, и еще...

– Реактивные автомобили, – решил Сергей Сергеевич. – Чудесные машины будущего... А вот эта пара несомненно бредет сюда.

Двое в белом подошли и стали неподалеку, не обращая на Комлина никакого внимания. Оба в белом, оба глазастые и безносые, оба на одно лицо. Они звонко и певуче перебрасывались словами. Сергей Сергеевич подождал немного, потом встал и придвинулся к ним:

– Простите, ради бога... Видите ли – странное происшествие...

Он замолчал. Они, правда, не шарахнулись от него, как от чумного, но как-то сразу отодвинулись, повернулись спиной, отошли, не прерывая своего разговора...

– Н-да, – пробормотал Сергей Сергеевич. – С пьяным человеком какая беседа!.. Пойду, посижу... Чего уж... Буду ждать.

Он снова сел на холодный камень. Ждать, собственно, было нечего. Разве что – утра. Утро вечера мудренее. С неба упал, как давеча серебристый клубок, – сверкающий светом большой колпак. Откинулась дверца у земли, те двое вошли внутрь... Звон, горячий ветер – и опять – тишина, сумрак, безлюдье... Сергей Сергеевич уронил голову на чужие острые колени.

II

– Простите, мой Когга, но, насколько я понял, это попросту установка для разгона элементарных частиц.

– Вы правы. При малых мощностях Атта добился весьма широкого диапазона энергий...

– Я знаю эту работу. Мне не понятно, в чем секрет его последних опытов по... Как он говорил?

– По созданию искусственной памяти.

– Да. Его первые работы удивительно сумбурны, я подозреваю – ему самому очень многое не ясно.

Говоривший присел на ручку кресла (того самого, в котором проснулся Сергей Сергеевич Комлин) и рассеянно погладил металл протянувшейся к нему широкой трубы, мигающей оранжевым огнем. Его собеседник – весь в белом с черной шапочкой (знаком Института Высшей Нервной Деятельности) на голой буграстой голове – прикрыл прозрачными веками выпуклые глаза.

– Принцип прост, мой Эвидаттэ, принцип прост. Воздействие быстрых частиц вызывает коренные изменения нервных клеток мозга.

– Так...

– Старые связи могут быть нарушены, новые могут возникнуть. Психика Атта может стать психикой Эвидаттэ или... Когга...

– От изменений нейронов под действием частиц, мой Когга, до... до создания искусственной памяти – не один шаг!

– Это так, но Атта сделал эти шаги!

Оба помолчали, следя за белыми фигурами лаборантов, скользящими по обширному залу лаборатории. Потом Эвидаттэ сказал задумчиво:

– Правильно ли я понял, мой Когга, – ощущение вспышки света в глазу можно вызвать не только светом, но и острой иглой, коснувшейся нерва; связь в мозгу можно вызвать не только самим событием, но и чем-то совершенно не похожим на это событие?..

– ...скажем, пучком частиц определенной энергии! – быстро подхватил Когга.

– Но так можно создавать только сумасшедших! Посудите сами, мой Когга, – нарушить ряд связей, возникших как следствие ряда восприятий, просто. Не это ли делает кунигасса – болезнь облученных? Но воссоздать такие связи искусственно, надеясь на случайность, на удачу... Ведь Атта не нашел закономерностей, не правда ли?

– Не нашел, его опыты пока случайны. Он нашел пока только принцип и тот участок спектра энергий, который производит особо эффективное воздействие на нейроны.

– Вот видите! При таких условиях пытаться воссоздать цельное, единое непротиворечивое сознание искусственно – то же самое, что, смешав все оттенки цвета, надеяться получить упорядоченный спектр!

– Но Атта сделал это! – спокойно возразил Когга.

– Значит, он нашел закономерность. – Эвидаттэ встал. – Значит, он нашел, нашел ее, Когга!..

– Не думаю. – Когга покачал шапочкой. – Не похоже, мой Эвидаттэ. Он не принял никаких мер. Он не ждал таких результатов. Он действовал наудачу... Как и в первый раз.

– Да, как и в первый раз, – медленно повторил Эвидаттэ. – Вы знаете, что Совет поднимает снова вопрос о дисциплине? Боюсь, дело Атта будет рассматриваться одним из первых...

Когга промолчал, глаза его были полузакрыты.

– Его опыт необычайно интересен – открыл он общую закономерность или не открыл. Но постановление Совета запрещает производить над собою опыты, исход которых может быть особо вреден для здоровья. Тем более криминальны опыты, производимые тайком, в одиночку... Боюсь, что за опыт Атта придется отвечать вам, мой Когга, директору Института.

Когга молчал.

– Ведь это уже не первый случай...

– Я не могу запретить своим сотрудникам отдавать себя науке целиком, – проговорил Когга, его слова звучали резко. – Я сам был таким недавно, я знаю, что такое – любить свое дело.

– Как носитель мысли, я согласен с вами, – поспешно заметил Эвидаттэ. – Я не могу не восхищаться поступком Атта. Но я вынужден говорить с вами, как член Совета...

– Я понимаю. – Когга слегка поклонился. – Если вы осмотрели оборудование, то, быть может, перейдем ко мне в кабинет? Прошу вас.

Они спустились с возвышения и двинулись к выходу, думая каждый о своем.