Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) - Олег Верещагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Замерзал ямщик.
И среди пурги
Чуя смертный час,
Он товарищу
Выбил левый глаз…
Его выслушали с интересом. Но потом Андрей попросил:
— Заткнись, а?
— Хорошо, — покладисто согласился Вадим. — Но я одно знаю: мы влезли в чужую войну, ребята. И что делать — так и остаётся вопросом, сколько бы мы не говорили.
— Почему? — возразил Сергей и. поднявшись на ноги, гибко потянулся. — Договорились ведь. Идти к Волге. Идти вперёд. И Олег правильно сказал — воевать так воевать. Ведь ясно же, что другой жизни тут не будет. А чужая война, нет — это, Вадим, разговоры. Как раз те, от которых ничего не изменится.
— Знаешь, — Вадим почесал нос, — я вот сейчас подумал. Сейчас, — с нажимом повторил
он, бросил в огонь ещё одну ветку и оглядел нас цепкими серыми глазами. — Мы все друзья. Что нам друг другу-то врать? Мы сможем? Сможем тут жить? Так, чтобы не сойти с ума?
— Люди живут, — заметил Андрей.
— Видели мы, как они живут, — возразил Вадим. — Это всё равно — жить под расстрель-
ным приговором.
— Ну, выбора-то у нас всё равно нет, — сказал я. — Или мы — часть этого мира. Или мы —
трупы. Трупы я видел. Стать им меня не тянет.
— Значит — идём к Волге? — Сергей упёр руки в бока. — Держимся вместе, как в обычном
походе?
— Как в необычном походе, — ответил Андрей. — Но в целом ты прав.
Константин Никольский.
О чём поёт ночная птица
Одна в осенней тишине?
О том, с чем скоро разлучится
И будет видеть лишь во сне.
О том, что завтра в путь неблизкий,
Расправив крылья, полетит,
О том, что жизнь глупа без риска,
57.
И правда всё же победит.
Ночные песни птицы вещей
Мне стали пищей для души,
Я понял вдруг простую вещь —
Мне будет трудно с ней проститься.
Холодным утром крик последний
Лишь бросит в сторону мою.
Ночной певец, я твой наследник, -
Лети, я песню допою.
РАССКАЗ 4
НАША ВОЙНА
Пожелай мне удачи в бою,
Пожелай мне
Не остаться в этой траве…
Группа "Кино"
58.
* * *
— Двадцать третье июля, — Вадим облизнул потрескавшиеся губы. — По расчётам мы уже должны выйти к Волге.
Я промолчал, придерживая рукой ножны палаша. Последние две недели мы шли неп-рерывно, по 25–30 километров в день, в основном — бесконечными лесами. Мы отощали, хотя питались не так уж плохо. Кроме того, у многих разваливалась неприспособленная для дальних переходов обувь, а одежда пострадала почти у всех.
За это время мы не видели ни негров, ни белых, ни каких-либо признаков того, что эти места обитаемы. Вообще — если кто не знает — такой поход — довольно утомитель-ное занятие. подъём в шесть. Завтрак, туалет — и в семь выходишь. С полудня до трёх — привал на обед (одно название!) и отдых. В восемь начинаем искать место для ночлега, в девять — уже устраиваем лагерь, всегда однообразный, типовой, ужинаем и в одиннад-цать спим. (Ночные дежурства — по трое по три часа) Утром — всё сначала. Особенно тяжело это, когда цель призрачная. Свободное время было заполнено в общем-то ничего не значащими разговорами, и с Танюшкой я разговаривал не больше, чем с остальными…
…Здоровенное ополье походило на кусок степи. Я временами начинал сомневаться, а не забрали ли мы лишнего к югу? Да и Вадим был в целом прав — мы должны были вый-ти к Волге если не позавчера, то вчера. Вместо этого мы тащились по этому чёртову пространству — иначе и не назовёшь.
Вчера. И позавчера тоже.
Меня это ополье раздражало ещё и потому, что на нём мы были хорошо различимы. Едва ли тут есть воздушные средства наблюдения… и всё-таки мерзкое чувство.
— Мимо Волги пройти невозможно, — заметил я. — Рано или поздно, а мы всё равно к ней
выйдем; она же через всю Россию тянется, от Каспия чуть ли не до Полярного Круга.
— Утешил, — проворчал Вадим. — Нам что, до Каспия шагать? — и он ускорил шаги, на-
гоняя остальных…
…Сколько буду жить — буду помнить этот переход. Хотел бы — не забуду. Возни-кало ощущение, что у ополья нет конца и края, а солнце уже не просто жарило — давило, как крышка давит карасей на сковородке. Тут и там под ноги попадались тёплые лужи с цвёлой водой, в которой плавали гроздь лягушачьей икры и личинки комаров. Настоящее комарьё висело над нами уже не тучей — сплошной завесой, словно чёрной кисеёй. Я даже сперва не понял, что это и думал — плохо с глазами, когда отошёл в сторонку за кусты. Потом — мысленно ужаснулся, но деваться всё равно было некуда, и оставалось только шагать, радуясь тому, что под ногами не сплошное болото.
Мы шли шестой час, если не считать отдыха после полудня. Даже раздеться было нельзя — комары пришли бы в восторг. Пить уже не просто хотелось — это желание вы-пало в подсознание и сделалось направляющим и определяющим. Возникало даже ощуще-ние, что впереди — смерть от жажды, хотя это, конечно, было смешно. Не пустыня, в конце-то концов.
Но близко к этому.
— В принципе — конец этому должен быть, — как-то без особого энтузиазма сказал Са-
нёк. — Где-нибудь за следующим бугром…
— Это точно, за следующим бугром конец и будет. Всем, — загробным голосом сказал
Вадим, отдуваясь. Его лицо, руки ниже подкатанных рукавов, грудь в широко распахнуто вороте имели цвет поспевающей малины.
— Вес сбрасывай, — безжалостно сказал я и наступил в лужу. У меня затекли плечи —
отмахиваться от комаров. Настроение было поганое, но даже ругаться толком сил не оставалось. Танюшка, впрочем, шагала очень хорошо — чуть подавшись вперёд и подсунув большие пальцы под ремни скатки. Но в целом я заметил, что отряд начинает превраща-ться в "хвост". Угнетали духотища и монотонность пейзажа.
Почти через силу я нагнал Игоря Северцева и пихнул его локтем:
59.
— Север, — шепнул я, — спасай положение…
Он повернулся ко мне. От кожаной куртки пахло чем-то живым и горячим.
— Думаешь, получится? — но ответа ждать не стал — приотстав, подождал Кристину,
на ходу о чём-то с ней пошептался. Та кивнула и, подождав Ленку Рудь, замахала Танюш-ке… Девчонки обнялись, Игорь (откуда взялся задор?!) повернулся к ним лицом, и, шагая спиной вперёд, начал — серебристый мальчишеский голос взвился не хуже, чем у солиста Детского Хора СССР, а через миг слаженно вступили три девчоночьих сопрано, и весь отряд зашевелился, прислушиваясь:
— Пускай нам по немногу лет —
Но кто сказал, что права нет,
Что смысла нет нам с бою брать вершины?!
Кто так сказал — он поспешил,
Он это зря за нас решил,
Он это так решил, а мы не так решили!..
…И пошло! Пели хором, пели всё подряд. Пели — и шагали…
… - Что ж ты стоишь на тропе, что ж ты не хочешь идти?..
… - Вот это — для мужчин — рюкзак и ледоруб…
… - Раскройте рты, сорвите уборы — на папиных "волгах" мальчики-мажоры!..
… - За синим перекрёстком двенадцати морей, за самой ненаглядною зарёю…
… - Перемен требуют наши сердца!..
… - Спокойно, дружище, спокойно — у нас ещё всё впереди…
… - Но если покажется путь невезуч, и что на покой пора…
… - Не обнять российское раздолье…
… - Марш, марш — левой!..
… - Подари мне рассвет у зелёной палатки…
… - Здесь вам не равнина, здесь климат иной…
… - Среди нехоженых путей один путь — мой…
… - Помиритесь, кто ссорился…
… - Мой конь притомился, стоптались мои башмаки…
… - Средь оплывших свечей и вечерних молитв…
… - Ветер ли старое имя развеет…
… - Песен, ещё ненаписанных — сколько? Скажи, кукушка, пропой…
… - Помню, в нашей зелёной роте…
… - Недавно гостил я в чудесной стране…
… - Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены…
… - А я помру на стеньге — за то, что слишком жил…
… - В круге сразу видно, кто друг — кто во мраке, ясно, что враг…
… - Помнишь, как дрались мы с целой улицей?..
… - Ждут — уж это точно! — нашей крови полчища мошки и комарья…
… - Долой, долой туристов…
… - Улыбнитесь, каскадёры…
… - Сползает по крыше старик Козлодоев…