Имя мне Легион - Роджер Желязны

Бар из красного дерева выглядел так, как будто перенесен сюда с борта какого-то океанского лайнера. Восемь или десять столов было расставлено по всему помещению, несколько из них были заняты, дверная занавеска висела слева от стойки. Кто-то нарисовал вокруг нее грубый нимб из туч. Я подошел к стойке. Бармен, толстяк, который нуждался в бритье вчера точно так же, как и днем раньше, положил газету и поднялся:

— Что закажем?

— Пива, — ответил я. — И, если можно, что-нибудь перекусить.

— Минуточку.

Он двинулся дальше вниз; щелкнул маленький холодильник.

— Сандвич с рыбкой и салатом устроит?

— Вполне.

— И хорошо. Потому что это все, что у нас есть.

Он приготовил сандвич и протянул мне, пододвинул и пиво.

— Это вашу лодку я слышал только что?

— Верно.

— В отпуск?

— Нет. Я только что устроился на Станцию-Один.

— О, водолаз?

— Да.

Бармен вздохнул:

— Значит, вы вместо Майка Торнли. Бедняга.

Я предпочитаю в подобных случаях слово «преемник», потому что оно кажется более подходящим для человека и не напоминает процедуру замены изношенной детали. Но я просто кивнул:

— Да, наслышан. Паршиво.

— Он часто бывал здесь.

— Тот парень, с которым он погиб, тоже работал здесь?

— Ага. Руди. Руди Майерс. Работал здесь пару лет.

— Они были хорошие друзья, да?

Он покачал головой.

— Не особенно. Скорее, просто знакомые. Руди работал в заднем зале, — бармен глянул на занавеску, — ну, понимаете.

Я кивнул.

— Главный проводник, высший медицинский чиновник и глава посудомоек, — продолжил он с отрепетированным легкомыслием. — А вас интересует...

— Что за фирменное блюдо в вашем заведении?

— «Розовый рай», — ответил бармен. — Неплохая штука.

— И как?

— Немного дрейфуешь, чуть-чуть паришь и ясно светишься.

— Может, в следующий раз, — промолвил я. — А они с Руди часто плавали вместе?

— Нет, это единственный раз... Вы побаиваетесь?

— Да уж нельзя сказать, что я в восторге. Когда нанимался на работу, никто не предупредил меня, что я могу быть съеден... Майк когда-нибудь рассказывал о необычных морских событиях или чем-нибудь вроде этого?

— Не припомню.

— А как насчет Руди? Он что, так любил плавать?

Бармен уставился на меня и начал хмуриться:

— А чего это вы спрашиваете?

— Потому что мне пришло в голову, что я могу найти концы. Если Руди интересовался всякой такой всячиной, а Майк наткнулся на что-то необычное, он мог прихватить с собой приятеля, чтобы посмотреть вместе на это диво.

— Диво — вроде чего?

— Черт бы меня побрал... Но если он на что-то наткнулся, и это что-то оказалось опасным, я должен об этом знать.

Бармен перестал хмуриться.

— Нет, — ответил он. — Руди ничем таким не интересовался. Даже если бы мимо проплывало Лох-Несское чудовище, он не двинулся бы с места, чтобы поглазеть на эту тварь.

— Тогда почему он поплыл?

Бармен пожал плечами:

— Понятия не имею.

У меня возникло подозрение, что, если я спрошу еще о чем-нибудь, я только разрушу наши с ним чудесные отношения. Поэтому я поел, выпил, расплатился и ушел.

И вновь двинулся по реке до ее устья, а потом на юг вдоль берега. Димс говорил, что этим путем надо пройти мили четыре, если считать от ресторана, и что это низкое длинное здание прямо на воде. Все верно. Я надеялся, что она вернулась из того путешествия, о котором упоминал Дон. И худшее, что она могла сделать — приказать мне убраться. С другой стороны, она знала ужасно много такого, что полезно было бы послушать, знала район и знала дельфинов. И я хотел выслушать ее мнение.

Небо по-прежнему было достаточно светлым, хотя воздух, казалось, стал чуть-чуть холоднее, когда я опознал маленькую бухту, сбросил газ и двинулся к ней. Да, там было жилье, в самом конце слева, прямо напротив крутого берега, а над водой выступал причал. Несколько лодок, одна из них парусная, стояли на якоре с той стороны, их защищала длинная белая дуга волнолома.

Двигаясь со всей осторожностью, я направился туда и обогнул оконечность волнолома. Я увидел девушку, сидящую на причале, и она заметила меня и потянулась за чем-то. А затем она смотрела поверх меня, пока я шел под защитой волнолома. Заглушив мотор, я причалил к ближайшей свае, следя при этом, не появится ли вдруг кто с багром в руках, готовый отразить атаку захватчика.

Но этого не произошло, так что я взобрался на наклонную аппарель, что привела меня наверх. Девушка только что закончила приводить в порядок длинную, бросавшуюся в глаза юбку — наверное, именно ее она и доставала чуть ранее. Сверху на Марте был купальник, и сама она сидела на краю причала, а ноги ее были спрятаны от любопытных взглядов под зелено-бело-синим ситцем. Волосы длинные и очень черные, глаза — большие и темные. Внешность — самая обычная, с легким восточным оттенком того типа, который я находил чрезвычайно привлекательным. Я помедлил наверху аппарели, чувствуя немалую неловкость, когда встретился с нею глазами.

— Меня зовут Мэдисон, Джеймс Мэдисон. Работаю на Станции-Один. Здесь я новичок. Можно подойти к вам?

— Вы уже подошли, — заметила она, а затем улыбнулась, похоже, ради эксперимента. — Но вы можете пройти оставшуюся часть пути, и я уделю вам минутку.

Так я и сделал, и, когда я приблизился, Миллэй пристально посмотрела на меня. Это заставило меня проанализировать свои чувства — те, которыми, как мне казалось, я научился владеть, достигнув совершеннолетия. И когда я уже готов был перевести свой взгляд вдаль, она сказала:

— Марта Миллэй, ладно уж, представлюсь вам по правилам, — и снова улыбнулась.

— Я давно восхищаюсь вашими работами, — объяснил я, — но это лишь часть причины, пригнавшей меня сюда. Я надеюсь, вы поможете мне обрести чувство безопасности.

— Убийство, — предположила она.

— Вот именно... Ваше мнение. Я хочу услышать его.

— Ладно, вы его услышите, — сказала Марта. — Но я была на Мартинике, когда произошло убийство, и все, что я знаю, почерпнуто только из сообщений в газетах и одного телефонного разговора со знакомым из Института дельфинологии. На основании своего опыта, того времени, что проведено в фотографировании и играх с дельфинами, на основании того, что я их знаю и люблю, я не верю, что подобное возможно, что дельфин может убить человека. По многим важным причинам — возможно, по каким-то дельфиньим концепциям братства, по ощущению разумности, — мы кажемся им весьма важными и настолько близкими, что на мой взгляд, любой из них скорее умрет сам, чем увидит кого-либо из нас убитым.

— Так вы отвергаете возможность убийства дельфином человека даже в порядке самозащиты?

— Я думаю так, — сказала она, — хотя на самом деле фактов у меня нет. Тем не менее обстоятельства гибели ныряльщиков вовсе не походят на работу дельфинов.