Учиться говорить правильно - Хилари Мантел

видимости, производства. У них в магазине на проволочной стойке постоянно выставлялись, сменяя друг друга, журналы с образцами вязок, выкройками и фотографиями моделей; модели всегда сияли во весь рот, словно выставляя напоказ свои идеальные зубы; это были стройные леди в кружевных болеро и чисто выбритые мужчины в свитерах с косой вязкой. У входа в магазин к двери была прикреплена металлическая пластинка, где сообщалось о дополнительной профессиональной квалификации мисс Вебстер. К четырем часам дня эта дверь была обычно распахнута настежь – это делалось специально, чтобы ученики мисс Вебстер, приходившие из двух местных школ, могли сразу, не тревожа Марджори, пройти по коридору в заднюю часть магазина и далее в гостиную, где уже было приготовлено все необходимое для приобретения правильных речевых навыков.

Из окон гостиной был виден квадратный садик, где слегка сохли немногочисленные кусты, и послеобеденное северное небо будто стремительно мчится у тебя над головой, и от этого газовый свет в уличных фонарях мерцает и подпрыгивает. Ученики – их обычно бывало человек шесть или семь, все из разных классов школы и на разных этапах уроков, – то и дело сморкаясь, рассаживались где придется; кое-кто даже пристраивался, как на насесте, на подлокотниках кресел; а нам, ученицам монастырской школы, приходилось сперва найти свободный уголок, чтобы сложить там свои школьные сумки и велюровые шляпки, а уж потом искать себе местечко, чтобы сесть. Никаких мальчиков среди учеников не было. Если они и не умели говорить должным образом, у них, я полагаю, были другие способы преуспеть в жизни.

Мисс Вебстер была маленькой, похожей на воробья женщиной с вьющимися седыми волосами, выдающимися берцовыми костями и вечно задранными на лоб очками. Я считаю почти правдивым утверждение, что нельзя стать ни чересчур богатым, ни чересчур худым, но мисс Вебстер все‐таки была чересчур худой, даже мне так казалось, хоть я и сама была тогда худышкой; к тому же в те годы как раз было модно быть тощей, как завсегдатаи сборищ у лондонского памятника Монтекки‒Капулетти. Она любила объяснять всем, что теперь у нее всего одно легкое, а потому ее голос и утратил былую звучность и выразительность. Произношение у нее было подозрительно благородным, словно типичный манчестерский говор замаскировали сахарной глазурью. Она и правда когда‐то служила актрисой в репертуарных театрах Северной Англии. Только когда же это было? Сколько с тех пор прошло лет? Она на этот вопрос отвечала примерно так: «В Олдеме я уже играла леди Макбет, когда знаменитой Доре Брайан еще только сцену подметать доверяли!»

Основной целью мисс Вебстер было научить нас как следует декламировать стихи и отрывки из пьес Шекспира; она старалась дать нам понятие о метрике, о стихотворной форме, о механике дыхания и артикуляции; но самое главное – она должна была нас подготовить к сдаче выпускного экзамена. Большинство учеников занимались с ней давно, лет с семи или восьми, но делали крайне малые успехи и мучительно перебирались из одного класса в следующий. Поскольку я была начинающей, то для начала мне предложили заниматься в младшей группе; крайне мрачно настроенная, чувствуя себя среди малышни этаким гигантом из книжки про Гулливера в своих рейтузах в резинку, я прочла какой‐то маленький стишок об эльфах, который мисс Вебстер дала мне в качестве пробы. Выслушав меня, она сказала, что в следующий раз я, пожалуй, могу приходить на занятия вместе со старшими девочками. Среди тринадцатилетних детей встречаются ведь очень разные, пояснила мисс Вебстер, так что заранее она никак не могла знать, на каком я уровне пребываю. Мне показалось, что к тому моменту, как я завершила свою громогласную декламацию, на вазе из синего стекла, стоявшей на каминной полке, появилась заметная трещина. Я осторожно села прямо на пол и, обхватив руками колени, стала ждать, когда меня отпустят. Мисс Вебстер вручила мне диаграмму дыхательных путей: не ее собственных, конечно, а кого‐то почти идеального, обладавшего куда большими возможностями. В гостиную заглянул йоркширский терьер, любимец Гвен и Марджори, и тут же принялся сновать между сидящими детьми, обнюхивая их ноги и ранцы. На макушке у терьера красовался маленький розовый бантик, который я тут же мысленно переместила на голову мисс Вебстер. Они с этой собачкой вообще были очень похожи: хрупкие, с одинаково пронзительными голосами, чрезвычайно болтливые и не слишком умные.

Зато мисс Вебстер, по крайней мере, хорошо знала, как нужно правильно произносить слова. Наши еженедельные упражнения представляли собой декламацию самых разнообразных рифмованных стишков, включавших по возможности максимум наиболее ненадежных звуков и звукосочетаний. Каждый из этих стишков представлял собой ловушку с наживкой, с помощью которой мисс Вебстер вполне профессионально отлавливала любые проявления местных говоров. Например:

У папы есть машина – «Ягуар»,

Он ездит на ней довольно быстро:

Замок и ферма, поле и амбар

Мимо летят со скоростью свиста…

Мои младшие братья, как и я сама, частенько бывали озадачены после переезда в Чешир, когда приходилось переводить про себя некоторые выражения с чеширского языка на свой, привычный. «Что, интересно, они имеют в виду, – спрашивал у меня мой маленький братишка, начавший учиться в англиканской школе, – когда говорят о Королевстве, о «паре» [10] и о славе?» Я и сама, кстати, довольно долго считала, что и в теннис вполне можно выиграть дополнительное очко, если правильно поймешь высказывание, сделав его грамматический разбор.

Я тогда еще не бывала на юге Англии, и мне даже в голову не приходило, что меня учат все тому же провинциальному говору, только свойственному другому региону нашей страны. Считалось, что правильное произношение непременно должно иметь отчетливый южный акцент. Где‐нибудь на западе Англии школьница вроде меня, возможно, тоже искореняла свое неправильное произношение, упорно повторяя:

Рой взят на работу в Дройтуич,

В первоклассный устричный бар;

А Мойра по-прежнему ленится,

Потягивая свой «Нойли Прат»…

Целых три года, не считая каникул, я по вторникам ходила к мисс Вебстер. А после занятий тащилась домой по окутанным вечерними сумерками улицам мимо таких же, как у нее, магазинчиков, торгующих шерстью, где в витринах были выставлены детские вязаные вещички. В других лавках выставляли напоказ всевозможные деревенские деликатесы, бледного цвета мясное ассорти. В парке на досках объявлений висели плакаты, рекламирующие турниры по висту и распродажи «принеси и купи». Чтобы как‐то скрасить эту скучную пешую прогулку, я воображала себя взрослой, шпионкой в чужой стране, выдающей себя за кого‐то другого и вынужденно оказавшейся в государстве, жители которого