Кожа для барабана - Артуро Перес-Реверте

Монсеньор Корво снова ввел в игру руку с перстнем, на сей раз подняв ее жестом несогласия, прежде чем уложить на привычное место рядом с золотым наперсным крестом.

– Ну, не будем преувеличивать. Окрестные жители здороваются с ним, десятка два старух ходят к мессе. Но это ничего не значит. Люди кричат: «Благословен, кто пришел от имени Господа!», но вскоре им становится скучно, и они распинают того, кого только что приветствовали. – Архиепископ перебрал взглядом выстроившиеся перед ним на столе трубки; наконец решившись, выбрал одну – изогнутую, с серебряным кольцом. – Я пытался как-то изменить положение. Даже думал о том, не следует ли дискредитировать его в глазах прихожан… разумеется, предварительно тщательно взвесив все могущие проистечь из этого плюсы и минусы. Однако я опасаюсь зайти слишком далеко: не принесет ли подобное лекарство еще больше вреда, чем сама болезнь? В конце концов, у нас есть долг перед этими людьми, а отец Ферро – человек хоть и упрямый, но искренний. – Он постучал чашечкой трубки о ладонь. – Может быть, вы… У вас ведь гораздо больше опыта в том, как привести человека от Каифы к Пилату.

Это евангелическое оскорбление было сформулировано столь безупречно, что Куарт не нашелся что возразить. Его Преосвященство, открыв ящик стола, извлек на свет божий жестяную коробку с английским табаком и занялся набиванием трубки, предоставив продолжать разговор собеседнику. Куарт чуть наклонил голову; только глядя ему прямо в глаза, можно было заметить его усмешку. Но архиепископ не смотрел на него.

– Разумеется, монсеньор. Институт внешних дел предпримет все возможное, чтобы покончить с этим беспорядком. – Он с удовлетворением отметил, какое кислое выражение приобрело лицо архиепископа. – Хотя, может быть, слово «беспорядок» не совсем подходит в данном случае…

Монсеньор Корво чуть не взорвался, но вовремя овладел собой: это он умел мастерски. Секунд пять он молчал, заталкивая табак в чашечку трубки, а когда заговорил, в его голосе прозвучали саркастические нотки.

– Вы, похоже, из тех, кому тесно в сандалиях Рыбака[39], верно?.. Вся эта ваша римская мафия, все эти игры в полицейских Господа нашего.

Куарт выдержал взгляд архиепископа безупречно спокойно.

– Вы очень суровы, Ваше Преосвященство.

– Да бросьте вы все эти «преосвященства» и прочую чушь. Я знаю, зачем вы прибыли в Севилью, и знаю, чем рискует в этой игре ваш шеф, архиепископ Спада.

– Мы все многим рискуем, монсеньор.

Это было верно, и прелат правильно понял намек. Кардинал Ивашкевич был опасен, но Паоло Спада и сам Куарт также представляли опасность. Что же касается отца Ферро, то он являлся бомбой замедленного действия, которую кто-то должен был обезвредить. Спокойствие Церкви нередко зависит от внешних форм, а в случае с церковью Пресвятой Богородицы, слезами орошенной, соблюдение формы находилось под серьезной угрозой.

– Послушайте, Куарт. – Архиепископ хотя и с видимой неохотой, но все же смягчил тон. – Я вовсе не желаю осложнять себе жизнь, а это дело что-то слишком уж запуталось. Сознаюсь вам: меня пугает даже само слово «скандал», и мне не хочется выглядеть в глазах общественности прелатом, шантажирующим бедного приходского священника, чтобы самому нажиться на продаже участка… Вы меня понимаете?

Куарт его понимал и легким кивком головы дал понять, что согласен на предлагаемое перемирие.

– Кроме того, – продолжал архиепископ, – у «Картухано» может все выйти не так, как хочется, из-за супруги – или бывшей супруги, я не знаю точно, – того, кто проводит эту операцию: Пенчо Гавиры. Он весьма влиятельный человек, уверенно идет вверх. У него с Макареной Брунер серьезные личные проблемы. А она открыто взяла сторону отца Ферро.

– Она религиозна?

Архиепископ сухо рассмеялся сквозь зубы.

– Макарена Брунер – случай особый, – пояснил он, – и одним словом, тем более этим, ее не определишь. В последнее время от ее выходок лихорадит все севильское порядочное общество, которое, в общем-то, не так уж просто шокировать. Может быть, вам было бы полезно переговорить с ней, – закончил монсеньор Корво. – И с ее матерью, старой герцогиней. Пока выйдет решение о сносе церкви и удалении из нее священника, мы сумеем поумерить его пыл, если они откажут ему в своей поддержке.

Куарт, вынув из кармана несколько визитных карточек, делал необходимые заметки. Он всегда использовал для записей оборотную сторону визиток, своих или чужих. От глаз архиепископа не укрылся дорогой «Монблан» в руках гостя, и он критическим взглядом следил за тем, как пишет Куарт, возможно полагая, что священнослужителю не подобает иметь таких ручек.

– С каких пор приостановилось дело о сносе церкви? – поинтересовался Куарт.

Неодобрительный взгляд монсеньора Корво, устремленный на ручку, выразил беспокойство.

– С тех пор как имели место эти две смерти.

– Таинственные смерти, как говорят.

Архиепископ, который уже сунул трубку в рот и как раз подносил к ней зажженную спичку, поморщился.

– Ничего таинственного, – отозвался он. – Обыкновенные несчастные случаи. Некий Пеньюэлас, муниципальный архитектор, был направлен мэрией, чтобы составить заключение о сносе церкви. Он был человеком не слишком симпатичным и пару раз крупно сцепился с отцом Ферро, вовсе не являющимся образцом христианского смирения. В один из приходов Пеньюэласа в храм под его рукой обломились деревянные перила лесов, и он свалился с крыши, да так неудачно, что, как цыпленок на вертел, напоролся на одну из полусмонтированных металлических труб.

– Он находился там один? – уточнил Куарт.

Понимая тайный смысл вопроса, монсеньор Корво покачал головой:

– Нет, с этой стороны все гладко. Архитектора сопровождал другой чиновник. А еще там присутствовал отец Оскар, викарий, который причастил и соборовал умирающего.

– А что насчет секретаря Вашего Преосвященства?

Архиепископ, прищурив глаза, выпустил облако дыма. До ноздрей Куарта донесся аромат английского табака.

– Это было самым тяжелым ударом. Отец Урбису работал со мной много лет. – Архиепископ помедлил, как будто раздумывая, не следует ли сказать еще что-нибудь о покойном. – Он был прекрасный человек.

Куарт медленно кивнул, словно лично знал отца Урбису и разделял горе, причиненное его кончиной.

– Прекрасный человек, – повторил он, точно обдумывая это определение. – Говорят, он все время давил на отца Ферро от имени Вашего Преосвященства.

Это не понравилось монсеньору Корво. Он вынул трубку изо рта и хмуро взглянул на собеседника.

– «Давил» – слово малоприятное. И потом, это слишком уж сильно сказано. – Куарт заметил, что, пытаясь совладать с раздражением, архиепископ постукивает свободной рукой по краю стола. – Не могу же я сам ходить по храмам и спорить со священниками. Так что Урбису от моего имени вел переговоры с отцом Ферро, но тот уперся и стоял на своем. Некоторые их встречи проходили чересчур эмоционально, и даже отец Оскар однажды угрожал моему секретарю.

– Опять отец Оскар?

– Да. Оскар Лобато. У него было хорошее личное дело, так что я назначил его в церковь Пресвятой Богородицы, слезами орошенной, чтобы подготовить замену старого священника, как в том фильме Бинга Кросби…

– «Идти своим путем», – подсказал Куарт.

– Так вот он тоже пошел своим путем. Через неделю мой «троянский конь» переметнулся на сторону противника. Разумеется, я принял меры… – Архиепископ взмахнул рукой, как бы сметая викария со своего стола. – Что же касается моего секретаря, то он продолжал навещать и церковь, и обоих священников. Я даже обдумывал такой вариант, как отобрать у них образ Пресвятой Богородицы, слезами орошенной. Он, знаете ли, старинный, очень ценный. Но как раз в тот день, когда бедный Урбису собирался поставить перед ними этот вопрос, от потолка оторвался кусок карниза и размозжил ему голову.

– Расследование было?

Архиепископ смотрел на Куарта молча, зажав трубку в зубах. Он как будто не слышал вопроса.

– Да, – не сразу, но все-таки наконец ответил он. – Потому что на этот раз все произошло без свидетелей, а кроме того, я воспринял это как… В общем, как мое личное дело. – Он снова возложил руку на грудь, а Куарту вспомнились слова монсеньора Спады: «Он поклялся не оставить камня на камне». – Однако участвовавшие в расследовании пришли к одному и тому же выводу: ничто не указывает на то, что это было убийство.

– А может быть, просто не нашли доказательств?

– Такой вариант не исключен, но технически это было почти невозможно. Камень сорвался с потолка. Никто не мог сбросить его оттуда.

– Разве только само Провидение.

– Не говорите глупостей, Куарт.

– Я и не собирался, монсеньор. Я просто констатирую, что Вечерня не отходит от правды, утверждая, что отца Урбису убила сама церковь. Так же, как и того, другого.