Тайна Ретта Батлера - Мэри Рэдклифф

Это было сказано настолько серьезно и грозно, что Рэтт Батлер понял: отец шутить не будет и никогда не изменит своего решения.

Дверь захлопнулась, и Рэтт остался один.

— Ну что ж, — произнес он вставая из-за стола и склоняясь, чтобы собрать карты, рассыпанные по полу, — я поступил как джентльмен и вот — наказание.

Неужели честный человек всегда должен страдать от своей честности и порядочности? Если бы я был на самом деле мерзавцем, то совершенно не сокрушался бы по поводу того, что отец выгнал меня из дому.

Но ведь я честен, честен перед самим собой, честен перед Каролиной, честен перед ее отцом. За что же тогда меня так наказали?

Объяснить что-либо я уже никому не смогу, мне даже если и поверят, то все равно своего отношения не изменят.

Меня все будут презирать, считать злым развратным мерзавцем, который соблазнил невинную девушку, затащил в свой дом и насладился ее прелестями, хотя на самом деле ничего этого не было.

Единственный, кто может опровергнуть это — Каролина. Но навряд ли ей поверят, ведь она тоже сейчас будет в опале и скорее всего, она тоже уедет из этого города, поругавшись со старым мистером Паркинсоном.

А ведь он действительно мерзавец, ведь это он додумался проиграть свою дочь в карты. Но разве я виноват, что мне повезло? Ведь я не схитрил, не обманул своего соперника, просто мне улыбнулась удача, мне, а не ему. И поэтому выигрыш оказался в моих руках…

Конечно, я изрядно насолил своему отцу, я это понимаю. Я вел безумный образ жизни. Но ведь все ведут себя подобным образом, вся молодежь. Все играют в карты, пьют, охотятся, радуются жизни. Почему же я, Рэтт Батлер, сын состоятельных родителей, должен себе в чем-то отказывать? Почему?

Рэтт Батлер грохнул кулаком по столу и задумался.

«К черту! Мне все надоело! Мне надоел этот проклятый Чарльстон, надоело побережье.

Я видеть их всех не могу, они все мне противны.

Я даже не могу видеть своего отца, не могу слышать его наставительные речи. Если бы он был молод и оказался в моей шкуре, то, наверное, он вел бы себя подобным образом, был таким же, как я. Но ведь он совсем пожилой человек и не хочет вспоминать свою молодость. Он вечно меня упрекает: это я сделал не так, не так ступил, не так сказал, не так подумал.

Мне надоело чувствовать на себе его опеку — надоело.

Мне надоел этот чопорный Чарльстон, эти горожане, которые распускают обо мне грязные сплетни, обвиняют меня в том, в чем я невиновен, приписывают мне те грехи, которых я не совершал.

Действительно: мне надо отсюда убраться — и может быть прав отец — раньше я не мог на это решиться, меня что-то удерживало.

А вот сейчас, когда он сам выгнал меня из дому, я могу уехать из Чарльстона, оставить его, забыть обо всем, что было и жить так, как мне нравится, так, как считаю нужным я, а не отец или мать или еще кто-нибудь из наших соседей, кто-нибудь из богатых горожан.

Я хочу настоящей свободы, я хочу сам отвечать за свои поступки, сам расплачиваться за грехи, но только за те грехи, которые я совершил, только за те, в которых я виновен…»

Рэтт Батлер нервно метался по своему жилищу.

«Америка — большая страна, и я могу ехать, куда пожелаю, туда, где я смогу жить своей жизнью, туда, где я всецело смогу наслаждаться свободой, где меня будут любить женщины и где я буду любить их.

Ведь в самом деле, я же Рэтт Батлер, и я не желаю жить так, как живут все эти горожане. Я не хочу торговать хлопком, встречать и провожать суда, грузить их, выписывать купчие, считать деньги.

Мне все это не нравится.

А что же я люблю? — Рэтт Батлер задумался и опустился в старое кожаное кресло, которое ему досталось в наследство от дяди. — Вот он бы меня понял, ведь он был таким же, как я, и о нем рассказывали всякую всячину, обвиняли во всевозможных грехах, даже обвиняли в убийствах.

А дядя на все это смотрел свысока, он жил так, как ему нравилось. Может быть в моих жилах течет его кровь, а не кровь моего отца? Может быть мне передался его характер, передалась его безудержная удаль и жажда свободы?

Ну что ж, наверное мне придется начинать с того же, с чего начал он».

Рэтт Батлер погладил старую толстую кожу, которой было обито кресло и ему почудилось, что сейчас рядом с ним в этом домике находится его дядя…

Рэтту Батлеру почудилось, что пожилой мужчина положил свои крепкие руки ему на плечи и тихо произнес: «Рэтт, уходи из этого Чарльстона, возьми револьвер, садись на свою лошадь — скачи куда-нибудь подальше от этого места и попробуй стать самим собой. Попробуй стать истинным Рэттом Батлером, таким, каким ты был задуман на небесах, выполни все, что тебе предначертано, исполни все свои желания, отдайся радости жизни, насладись ею…

И может быть, потом ты вернешься в этот Чарльстон победителем, и о тебе будут говорить уже совсем другое. Все забудут, каким ты был когда-то, все будут говорить о том, какой ты сейчас, какой ты известный и сильный мужчина».

И Рэтт Батлер понял, что ему действительно надо как можно скорее убраться из Чарльстона и поменять образ жизни.

Он быстро принялся перебирать свои вещи.

— Так, револьверы, шляпа, сапоги со шпорами, кинжал… Что еще взять?

Рэтт Батлер поднял тяжелую бутыль с виски, быстро выдернул пробку и налил себе половину стакана.

«Ведь мне нравится совсем другая жизнь, к черту всех их, к черту всех жителей Чарльстона и их скучные разговоры, балы, к черту всех этих недоступных чопорных девиц, которые мечтают только о том, чтобы как можно скорее выйти замуж.

Я хочу свежего ветра, жаркого солнца, я хочу мчаться, подстегивая лошадь, все быстрее и быстрее, как можно дальше от Чарльстона».

Рэтт Батлер пересчитал деньги, выигранные накануне у старого Паркинсона, и самодовольно ухмыльнулся:

«Ну что ж, вчера удача была со мной, сегодня тоже. Возможно, она будет со мной всегда, так что — в путь».

— В путь! В путь! — выкрикнул он, выходя на крыльцо и подставляя голову горячим лучам солнца.

Высоко в небе висел ястреб. Он делал один медленный круг за другим, и Рэтт долго следил за полетом этой сильной птицы, за взмахами ее крыльев.

Казалось, ястреб висит прямо над Рэттом Батлером.

«Ведь я такой же, как эта птица, такой же ненасытный к жизни, такой же хищный, стремительный. Да, я тоже должен парить, а не прозябать в этом проклятом Чарльстоне».

— Я — ястреб! — выкрикнул в небо Рэтт Батлер и положил руку на рукоятку револьвера.

ГЛАВА 4

День выдался на редкость знойным. Особенно жарко стало в полдень, когда солнечные лучи начали падать отвесно на дорогу.