Улыбка черного кота - Олег Рой

С этого дня Антон стал часто бывать в доме у профессора; их совместная работа и дружба возобновились. Иногда, когда предоставлялась возможность, Житкевич даже оставлял сына с Настенькой, и они с Иваном Петровичем могли засесть в институте и хорошо, долго поработать. Лаптев и прежде был наставником для Антона, но теперь, когда у студента Житкевича возникло столько проблем, вроде бы не имеющих прямого отношения к науке, профессор стал ему еще ближе. Целеустремленности, оптимизму, умению не сворачивать со своего пути Антон в те годы учился именно у него.

Работа стала для Антона отдушиной в семейной жизни, которая оставалась по-прежнему трудной и невеселой. Он научился не сосредоточиваться на личных неудачах, находить радость и отдохновение в работе. Новые перспективы подстегнули его к успешному окончанию института. Он сдал государственные экзамены, защитил диплом по теме, близкой к тому, над чем они работали с Лаптевым, и в результате — чему неожиданно удивились окружающие — умудрился закончить институт с тем самым курсом, на который когда-то поступил, а теперь сумел компенсировать два пропавших из-за армии года…

Костику пошел третий год. Он с удовольствием ходил в детский сад, был заводилой в играх со сверстниками, отличался подвижностью, бойкостью и общительностью. Любил громко, с выражением читать наизусть стихи, знал все буквы и отлично считал… Антон не мог нарадоваться на него и, глядя на родную мордашку, то и дело вспоминал так рано ушедшую из жизни мать: мальчик и в самом деле становился все больше похожим на нее. И, грустя и утешаясь одновременно, молодой отец любил малыша всем сердцем.

Когда Антон получил диплом, у него был уже солидный стаж работы в научно-исследовательском институте, возглавляемом Иваном Петровичем Лаптевым. Тот зачислил любимого ученика к себе лаборантом еще тогда, когда Антон только закончил школу. А к окончанию вуза Антон оказался обладателем солидной научной биографии: за плечами у него уже было участие в нескольких научных разработках и международных конференциях, проходивших в Москве, соавторство в статьях такого крупного ученого, как профессор Лаптев.

И теперь, получив диплом, молодой медик сразу взялся за кандидатскую диссертацию, опираясь на то, что было у него к этому времени наработано. Быстрая защита еще больше укрепила его и без того блестящие позиции, и два года спустя он был назначен начальником отдела микроэлектроники в лаптевском институте.

Антон достиг гребня успеха. Ему все удавалось, все словно само шло в руки и радовало… Да, все, кроме отношений с женой и обстоятельств семейной жизни, которые настолько уже зашли в тупик, что превратились в постоянную, саднящую занозу.

А в стране началась новая и бурная эпоха — эпоха кооперативов. Открылись границы, наладилось общение с иностранными коллегами; все закрутилось и завертелось. Наконец-то появились возможности продажи и покупки научных технологий, методик, разработок, программ… Более того, впервые ученые смогли продавать не только идеи, но и собственные мозги — оптом, — и в открывшиеся шлюзы хлынули потоки отъезжающих за рубеж, готовых обменять свой интеллектуальный потенциал на заграничные гранты и зарплаты. В медицинском научном мире — как, впрочем, и в сообществе химиков, физиков, микробиологов и так далее — началось великое волнение.

И тогда интеллектуальная элита России разделилась на две категории. Одни ученые хотели работать так же, как и ранее, проводить эксперименты, исследовать, внедрять в практику, публиковаться, «удовлетворять свое личное любопытство за государственный счет», как шутили еще в советские времена. Другие же — а они тоже были учеными в полном смысле этого слова — принялись спешно учиться продавать эти самые новые технологии, разработки, установки и прочее. Менеджеры от науки, они хорошо знали достижения страны в своей области и смело бросились в рынок, откровенно презираемый их коллегами из первого круга, классическими исследователями-консерваторами.

Как-то так вышло, что Антона тянуло и к первым, и ко вторым. Как человек молодой, он рвался на большую арену, на простор мирового сообщества, а как въедливый и азартный исследователь не мог и не хотел покидать свой сугубо научный, узкий и кастовый мирок. Поэтому он мечтал совместить оба этих направления — старое и новое. Его стремление одобрял и Лаптев. Он уже видел, что из Антона со временем может получиться отличный ученый нового поколения — и менеджер, и исследователь в одном лице.

Отдел, которым руководил Антон, начал процветать, они заключили несколько крупных договоров. Появились первые, весьма большие по тем понятиям деньги. И их можно было смело тратить на оборудование, на заработную плату персоналу, на продолжение исследований. Антон уверенно повел свой корабль вперед по бурному морю научного рынка, с головой уйдя в работу.

Но, как ни старался он проводить дома побольше времени, у него это получалось катастрофически плохо. Новый график не позволял расслабиться или отвлечься ни на минуту. То были горячие деньки, страна перестраивалась, делались заготовки на будущее, и для семьи молодой ученый неизбежно превращался в воскресного папу. Многие его друзья и коллеги жили в таком же режиме, но у них были сильные тылы — нормальные жены, молодые, здоровые родители, всеми силами помогавшие им обеспечивать будущее семейное благополучие.

На Светлану опереться было невозможно. Наоборот, она постоянно создавала Антону все новые проблемы. Молодая, красивая женщина без конца жаловалась, упрекала его в невнимании, неумении жить, в том, что он не ходит по концертам и не читает модных книжек, не принимает участия в ее светской жизни, не «украшает» ее существование… Иногда Антон с грустной усмешкой вспоминал фразу из какого-то давным-давно прочитанного французского романа: «Жена вошла в семейную жизнь, как в кондитерскую, а меня представляла этаким кондитером, главная задача которого — усластить и украсить ее жизнь…» Светлана оказалась из разряда именно таких жен. Для нее муж, по сути, никогда не был авторитетом, а теперь, занятый непонятными для нее изысканиями, какими-то учеными советами, расчетами и партнерами, он окончательно потерял в ее глазах остатки былой привлекательности.

Как мужчина Антон перестал ей нравиться сразу после рождения сына. Она связывала все изменения в организме, вызванные материнством, только с тем, что позволила Антону любить себя, вышла замуж по ошибке, «из жалости», как она это называла. Вбив в голову, что спать с таким мужем для нее «одни убытки», Светлана сама убивала в себе остатки последнего хрупкого влечения к Антону. «Пусть радуется, что выносила и родила ему его ненаглядного сынка, — жаловалась она подругам. — Кому сейчас нужны такие, как он? Ограниченный человек, фанатик, трудоголик, сошедший с ума от своей науки… Да разве это муж?!»

Костик продолжал исправно ходить в детский сад, к счастью, болел очень редко и требовал все меньше неусыпного внимания. Поэтому целыми днями Светлана принадлежала себе. Постепенно она нашла для себя новую компанию, которую составляли жены «людей с деньгами». Она знакомилась с такими людьми у парикмахера, у косметолога или у маникюрши. Потом созванивались, договаривались о встречах и отправлялись в дорогую сауну, солярий или на какой-нибудь шейпинг в воде… Мест, в которых можно было с шиком потратить деньги мужа и с удовольствием провести время, в Москве становилось все больше и больше. Кстати, молодая женщина подумывала, не перевести ли ей Костика на пятидневку в детском саду, чтобы стать еще свободней, но только там надо было платить гораздо больше, и она передумала — финансовое благополучие было теперь основой основ ее жизни.

В конце концов Светлана ограничила круг своих требований к мужу только одним — деньгами. Да, ей нужны были деньги, и чем больше, тем лучше. На разрыв она не шла. Она поставила перед собой цель — соблюдать дипломатические отношения с Антоном, рассматривая мужа как человека, который может создать ей комфортные условия для беззаботной жизни. Но ее натура не могла выдержать даже и таких, необременительных в общем-то для нее, отношений. И Светлана устраивала скандалы — все чаще и беззастенчивей. Она срывалась; скрытая неудовлетворенность, безлюбовность ее жизни, видно, подтачивали характер и нервы. Все, что бы ни сделал и ни сказал Антон, было заведомо не так. А муж, заметив ее алчность и умение промотать без остатка все, что попадало ей в руки, в свою очередь, начал разумно ограничивать пределы семейного потребления.

Однажды Антон, приведя утром сына в детский сад, натолкнулся не на воспитательницу, которая в последнее время была с ним крайне суха, а на заведующую садиком. И та с жаром выговорила ему о том, что весь персонал возмущен такими родителями, как Житкевичи. Им жалко мальчика, который страдает от необязательности родных, каждый раз безумно переживает, когда мать опаздывает забрать его вовремя и воспитателям приходится брать его домой, поскольку садик уже запирают на ночь… «Раньше ваша жена хотя бы извинялась за свои опоздания, а теперь, кажется, считает это в порядке вещей!» А потом, помявшись, добавила: ей кажется, что родители излишне суровы к ребенку, он нередко приходит в садик с синяками на спине, а это явные следы побоев.