Калле Блюмквист-сыщик - Астрид Линдгрен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ты сказала? — спросил булочник, подняв глаза от ножей.
— Ничего.
— Ничего, говоришь? — Он попробовал пальцем лезвие. — Ну, беги тогда!
И Ева-Лотта побежала. Она молниеносно проскользнула через щель в заборе, отделявшем ее сад от сада Калле. С незапамятных времен там не хватало одной доски, и можно не сомневаться, что, пока это зависит от Калле и Евы-Лотты, она не будет вставлена.
Случалось, бакалейщик Блюмквист, человек очень аккуратный, говорил булочнику, когда они сидели в беседке летним вечером:
— Послушай, друг, забор-то надо бы поправить, а то неаккуратно как-то.
— Ладно уж, подождем, пока ребята подрастут настолько, что станут застревать в этой дыре, — отвечал булочник.
Несмотря на усердное поглощение булок, Ева-Лотта все равно оставалась худой, как щепка, и без труда пролезала сквозь узкую щель…
С улицы послышался свист. Это вернулся из разведки Андерс, вождь Белой розы.
— Они у себя в штабе! — крикнул он. — Вперед, на бой, победа за нами!
Когда Ева-Лотта пошла точить кинжалы, а Андерс от правился в разведку, Калле опять занял прежнюю пози цию под грушей. Короткое затишье перед тем, как разразиться войне Роз, он использовал для важного разговора.
Да-да, он вел разговор, хотя ни одного живого существа поблизости не было. Знаменитый сыщик Блюмквист беседовал со своим воображаемым собеседником, верным спутником, который сопровождал его уже много лет. О. это был замечательный человек! Он относился к выдающемуся сыщику с глубоким уважением, которого тот так заслуживал и которое ему так редко оказывали другие, меньше всего Андерс и Ева-Лотта. Сейчас он сидел у ног своего наставника, благоговейно вслушиваясь в каждое его слово.
«Пренебрежение к преступности в нашем обществе, которое проявляют господин Бенгтссон и фрекен Лисандер, достойно сожаления, — заверил господин Блюмквист своего собеседника, серьезно глядя ему в глаза. — Стоит наступить малейшему затишью, как они тотчас теряют всякую бдительность. Они не понимают, как обманчиво такое спокойствие».
«Обманчиво?» — воскликнул воображаемый собеседник, потрясенный до глубины души.
«Вот именно, — подчеркнул знаменитый сыщик. — Этот очаровательный мирный городок, сияющее летнее солнце, этот идиллический покой — чсе это может мгновенно перемениться. В любую минуту преступление может все отравить своим ядовитым дыханием».
Воображаемый собеседник ахнул.
«Господин Блюмквист, вы меня пугаете!» — пролепетал он и боязливо оглянулся, словно боясь, что преступление уже притаилось за углом.
«Положитесь на меня, — важно произнес знаменитый сыщик. — Не бойтесь. Я начеку».
Собеседник едва мог говорить — настолько он был растроган и благодарен. К тому же его невнятные выражения благодарности прервал воинственный крик Андерса:
— Вперед, на бой, победа за нами!
Знаменитый сыщик Блюмквист взвился, словно его оса ужалила. Еще раз быть обнаруженным под грушей ему вовсе не хотелось.
«Прощайте», — сказал он воображаемому собеседнику с таким чувством, будто расстается с ним надолго.
Война началась! Теперь Калле некогда будет лежать на травке и беседовать на криминалистические темы. Ну и ладно. По правде говоря, это же адский труд — найти преступника в этом городишке. Подумать только, с тех пор как поймали тех троих, прошел целый год! Если бы не война Роз, то хоть с тоски пропадай!
Воображаемый собеседник печально и с тревогой смотрел ему вслед.
«Прощайте, — еще раз сказал знаменитый сыщик. — Меня призывают на военную службу. Но вы не беспокойтесь! Не думаю, чтобы именно сейчас могло случиться что-нибудь серьезное».
Не думаю! Не думаю!.. Вон бежит знаменитый сыщик, призванный стоять на страже общественной безопасности. Он мчится по садовой тропинке к Андерсу и Еве-Лотте, мелькая загорелыми ногами и весело насвистывая.
Не думаю… На сей раз ваша проницательность вам изменила, господин знаменитый сыщик!
— У нас в городе всего две улицы, — объяснял обычно булочник проезжим.
И действительно, в городе только и было, что Большая улица и Малая улица, да еще Большая площадь. А остальное — мощенные булыжником бугристые улочки и переулки, ведущие вниз к реке или внезапно упирающиеся в какой-нибудь полуразвалившийся дом, который по-стариковски упрямо сопротивлялся всякому благоустройству. Кое-где на окраинах можно было, конечно, встретить модные одноэтажные виллы, утопающие в роскошных садах, но они составляли исключение. Большинство садов — такие, как у булочника: порядком запущенные, со старыми корявыми яблонями и грушами, с неухоженными, плешивыми газонами. Дома тоже были в большинстве своем такие, как у булочника, — громоздкие, деревянные. Когда-то, давным-давно, некий строитель, дав волю буйной фантазии, украсил их самыми невероятными выступами, зубцами и башенками.
Строго говоря, городок вряд ли можно было назвать особенно красивым, но он дышал старинным покоем и уютом. Была в нем какая-то своя прелесть, по крайней мере в такой солнечный июльский день, когда розы, левкои и пионы цвели во всех садах и липы на Малой улице тихо смотрелись в медленно и задумчиво текущую речку.
Направляясь вприпрыжку к штабу Алых роз, Калле, Андерс и Ева-Лотта меньше всего задумывались над тем, красив ли их городок. Они знали только, что он отлично подходит для войны Роз. Столько закоулков, где можно прятаться, заборов, через которые можно перелезать, кривых переулочков, чтобы отделываться от преследователей, крыш, чтобы лазить, сараев и будок, где можно забаррикадироваться… Городу с такими неоценимыми достоинствами красота ни к чему. Достаточно того, что солнце светит и от теплых камней мостовой через босые пятки по всему телу разливается приятное ощущение лета. Чуть затхлый запах с реки, иногда смешивающийся с шалым ароматом роз из какого-нибудь сада поблизости, тоже говорил о лете. А что до красоты, то киоск «Мороженое» на углу вполне достаточно украшал город, во всяком случае по мнению Калле, Андерса и Евы-Лотты. Какая еще красота нужна?
Они купили себе по порции мороженого и продолжали свой путь. розле моста им повстречался полицейский Бьорк. Его форменные пуговицы блестели на солнце.
— Привет, дядя Бьорк! — крикнула Ева-Лотта.
— Привет! — сказал полицейский. — Здравствуй, знаменитый сыщик, — добавил он дружелюбно и потрепал Калле по затылку. — Никаких новых происшествий на сегодняшний день?
Калле надулся. Дядя Бьорк тоже пожинал плоды прошлым летом, когда Калле выследил преступников. Чего же он сейчас смеется?
— Нет, никаких новых происшествий, — ответил Андерс за Калле. — Воры и убийцы получили приказ прекратить свою деятельность до завтра, потому что Калле сейчас не до них.
— Да, сегодня мы обкорнаем уши Алой розе, — сказала Ева-Лотта и мило улыбнулась Бьорку. Он ей очень нравился.
— Ева-Лотта, иногда мне кажется, что тебе не мешало бы быть немножко поженственней, — заметил Бьорк, озабоченно глядя на худенькую, загорелую амазонку.
Она стояла в канаве и пыталась большим пальцем ноги подцепить коробку из-под сигарет. Ей это удалось, и коробка полетела в реку.
— Женственной — пожалуйста, но только по понедельникам, — согласилась Ева-Лотта, все так же мило улыбаясь. — Пока, дядя Бьорк, нам некогда.
Бьорк покачал головой и медленно пошел дальше, продолжая обход.
Когда проходишь по мосту, каждый раз испытываешь сильное искушение. Можно, конечно, переходить мост самым обыкновенным способом. Но ведь есть еще перила, притом довольно узкие. И если идти по ним, то можно испытать приятное щекотание под ложечкой. Того и гляди, оступишься и бултыхнешься в воду. Правда, этого еще ни разу не случалось, хотя они часто переходили мост таким манером. Но ручаться ни за что нельзя. И, несмотря на то что операция по обкорнанию ушей Алой розе была очень спешной, Калле, Андерс и Ева-Лотта считали, что могут уделить несколько минут упражнению в равновесии. Это, разумеется, строго запрещалось, но Бьорк ушел, и никого другого поблизости не было.
Нет, кто-то был! Как раз когда они решительно влезли на перила и в самом деле почувствовали сладкое замирание в животе, на противоположном конце моста появился, ковыляя, старик Грен. Но кто же обращал внимание на Грена!
Старик остановился перед ребятами, вздохнул и произнес, обращаясь неизвестно к кому:
— Так-так, веселые детские забавы! Веселые невинные детские забавы!
Старик Грен всегда так говорил, и они его иногда передразнивали. Конечно, чтобы он не слышал. Когда Калле попадал футбольным мячом прямо в витрину папы Блюмквиста, или когда Андерс как-то слетел с велосипеда и угодил лицом прямо в крапиву, Ева-Лотта вздыхала и говорила:
«Так-так, веселые детские забавы, так-так!»
Они благополучно пересекши мост. И на этот раз никто не свалился. Андерс оглянулся на всякий случай, чтобы убедиться, что их никто не видел. Малая улица оставалась пустынной. Только старик Грен шел вдали. Его всегда можно было узнать по ковыляющей походке.