Калле Блюмквист-сыщик - Астрид Линдгрен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты ищешь Еву-Лотту? — спросил он через секунду.
— Да, — ответил Сикстен. — Вы не знаете, где она?
— Не знаю.
— Жалко, — сказал Сикстен и съехал вниз по веревке. Дядя Эйнар просиял.
Сикстен полез обратно.
— Ты опять наверх? — спросил дядя Эйнар.
— Ага, — подтвердил Сикстен и проворно полез дальше. Сразу было видно, что у него пятерка по физкультуре.
— А что ты там будешь делать? — спросил дядя Эйнар.
— Ждать Еву-Лотту.
Дядя Эйнар немного походил взад и вперед.
— Я теперь припоминаю: Ева-Лотта с ребятами собиралась куда-то на прогулку. Они раньше вечера не вернутся! — крикнул он Сикстену.
— Жалко, — сказал Сикстен и съехал вниз.
Дядя Эйнар просиял.
Сикстен полез обратно.
— Ты что, не слышал, что я сказал? — Дядя Эйнар начинал нервничать.Евы-Лотты не будет дома целый день!
— Жалко, — сказал Сикстен. — Очень жалко.
И полез дальше.
— Что же ты там будешь делать? — спросил дядя Эйнар.
— Смотреть картинки, — ответил Сикстен.
Теперь дядя Эйнар уже не сиял. Он нетерпеливо шагал взад и вперед.
— Эй, ты, наверху! — крикнул он через минуту. — Хочешь заработать крону?
Сикстен выглянул в люк.
— Еще бы! А как?
— Сбегай в магазин на площади, купи мне пачку сигарет!
— С удовольствием, — сказал Сикстен и съехал вниз.
Дядя Эйнар вручил ему пять крон, Сикстен припустился бежать и исчез. Дядя Эйнар просиял больше прежнего.
Тут в люк высунул голову Бенка. Симпатяга Бенка с белобрысыми курчавыми волосами и курносым носом. У кого хватило бы сердца ругаться при виде такого славного парня? А вот дядя Эйнар выругался, да еще как!
Вскоре вернулся Сикстен. В руке он держал большой кулек. Он отдал дяде Эйнару сигареты и крикнул Алым:
— Во, ребята, я купил булок у Евы-Лоттиного папы на целую крону, а он никогда не жадничает. Еды у нас теперь хватит на весь день, и домой идти не надо.
Тут дядя Эйнар выругался еще более замысловато и большими шагами пошел прочь.
Алые розы продолжали рассматривать журналы, играть в пинг-понг и съезжать по веревке. Они уписывали булки, и их ничуть не беспокоило, что Белые розы блистают своим отсутствием.
— Вам не кажется, что у этого чудака не все дома? — спросил Сикстен, когда дядя Эйнар в четвертый раз появился около булочной. — И чего он носится, словно курица с яйцом? Неужели ничем полезным нельзя заняться?
Шли часы, Алые все играли в пинг-понг, листали журналы, съезжали по веревке, поглощали булки, и их ни капельки не беспокоило, что Белые розы все не появляются.
15
Темно, всюду темно! Лишь изредка через какую-нибудь щель вдруг пробьется тоненький луч света. Но карманный фонарик еще горит. Без него пришлось бы худо. Нелегко пробираться по подземным переходам. Дорогу то и дело загораживают большие камни; сыро, скользко и холодно. Неужели придется провести здесь ночь? Много ночей?
Ева-Лотта, Андерс и Калле держатся за руки. Свет фонаря падает на сырые, заплесневелые стены.
— Каково было беднягам, которые здесь раньше сидели! — заговорила Ева-Лотта. — И, наверное, по многу лет!
— Им хоть есть давали, — проворчал Андерс. От одной булочки долго сыт не будешь, и он очень проголодался. Небось дома сейчас как раз обедают…
— У нас сегодня фрикадельки на обед, — вздохнула Ева-Лотта.
Калле молчит. Он зол на себя за то, что вообще связался с этой работой сыщика. Сидели бы они теперь дома на чердаке, воевали бы с Алыми, кушали фрикадельки, катались бы на велосипеде, купались и мало ли что еще! А вместо этого они бредут здесь в темноте, и даже страшно подумать, что их ожидает…
— Уж лучше пойдем обратно, к старому месту, — предложила Ева-Лотта.Нового ничего не увидим, дальше будет все то же. Везде одинаково темно и противно.
— Давайте хоть дойдем до конца этого перехода, а потом повернем,возразил Андерс.
Ева-Лотта ошиблась: не везде их ожидало одно и то же. Этот переход кончался лестницей. А лестницы обычно соединяют между собой этажи!
Андерс, Калле и Ева-Лотта стоят и молча смотрят на узкую винтовую лесенку, ступени которой стерты множеством ног. Они не верят своим глазам. Калле взлетает вверх, светя себе фонариком. Но лестница кончается тупиком. Вход в подземелье заколочен, а значит, и выхода нет… Калле готов головой пробить эти доски так, чтобы щепки полетели.
— Мы должны, должны выйти! — кричит вне себя Андерс. — Я больше не могу!
Он поднимает большой камень. Калле помогает ему.
— …три, четыре! — командует Андерс.
Удар! Дерево трещит. Еще разок!
— Вот увидишь, Калле, мы пробьемся! — Андерс чуть не плачет от возбуждения.
В последний раз, изо всех сил… Трах! — щепки летят во все стороны. Отбросить мусор с пути легко. Андерс высовывает голову в отверстие и радостно вопит. Лестница ведет на первый этаж развалин!
— Калле, Ева-Лотта, за мной! — зовет он.
И вот уже все трое стоят и, как на чудо, смотрят на свет, на солнце…
Ева-Лотта бросается к окну. Там, внизу, раскинулся городок. Видно речку, водонапорную башню, церковь. А вон, вдали, красная крыша булочной. Тут Ева-Лотта припадает к стене и разражается громким плачем.
«Чудные они, эти девчонки, — думают Калле и Андерс. — В подземелье так она не ревела, а теперь, когда уже все позади, — брызжет, что твой фонтан».
К этому времени Алые розы уже просмотрели все журналы и досыта наигрались в пинг-понг. К тому же в Прериях скоро должен был начаться футбольный матч.
— Да ну их, надоело ждать! — говорит Сикстен. — Они, наверное, в Америку эмигрировали. Пошли!
Все трое съезжают по веревке и переправляются через речку по мостику Евы-Лотты. Дяде Эйнару наконец представляется возможность, которой он так долго ждал.
В двухстах метрах от булочной стоит на улице черный блестящий автомобиль марки «вольво». В нем сидят двое мужчин, нетерпеливые и раздраженные. Они долго сидели на жаре. Часы ползли, и через равные промежутки времени появлялся их старый друг Эйнар и рапортовал:
— Щенки все еще там! Что же я, по-вашему, должен делать? Не могу же я свернуть им шеи, как бы мне этого ни хотелось!
Но вот наконец появляется дядя Эйнар. Он почти бежит и что-то несет под пиджаком.
— Все в порядке, — шепчет он и прыгает в машину. Кривоносый дает полный газ, и «вольво» мчится к северной окраине города.
Трое в машине думают лишь о том, чтобы как можно скорее покинуть городок. Они смотрят только вперед, видят только дорогу, которая должна привести их к богатству и вольной жизни. Если бы они хоть раз глянули в сторону, то заметили бы, может быть, троих ребят: Андерс, Калле и Ева-Лотта, вынырнув из-за угла с ужасом и растерянностью глядели вслед быстро удаляющимся врагам.
16
— Скверный мальчишка, где ты пропадал? — сказал бакалейщик Блюмквист. — И что ты такое натворил? Опять окно разбил?
Тысячу раз выходил бакалейщик на крыльцо, высматривая свое чадо. Наконец он увидел его на перекрестке вместе с Андерсом и Евой-Лоттой, выскочил на улицу и крепко взял Калле за руку.
— Папочка, пусти! — крикнул Калле. — Мне сейчас же нужно в полицию.
— Знаю. Полиция у нас в саду и дожидается тебя. Это тебе даром не пройдет!
Почему полиция его дожидалась, Калле понять не мог. Но достаточно уже было и того, что она его дожидалась. Калле побежал в сад, как никогда еще в жизни не бегал. Андерс и Ева-Лотта мчались за ним.
На зеленой перекладине качелей сидел Бьорк, дай бог ему здоровья, а с ним — два других полицейских.
— Арестуйте их, арестуйте! — дико закричал Калле. — Скорее, скорее!
Бьорк и двое других вскочили.
— Где? Кого?
— Воров! — Калле был так взволнован, что едва мог говорить. — Они только что уехали на машине. Ой, скорее же!
Ему не пришлось повторять два раза. На глазах у ошеломленного бакалейщика Калле и его друзей усадили в полицейскую машину и увезли под охраной троих полисменов. Он схватился за голову. Сын попал под арест, и в такие молодые годы, какой кошмар! Одно лишь утешало Блюмквиста-старшего: булочникова девчонка, видно, ничуть не лучше, да и сапожников парень такой же!
Полицейская машина мчалась на север с такой быстротой, что благонравные горожане только осуждающе качали головами. Калле, Андерс и Ева-Лотта сидели на заднем сиденье вместе с комиссаром Стенбергом. На поворотах их швыряло то в одну сторону, то в другую. Ева-Лотта удивлялась про себя: сколько можно перенести в один и тот же день и не упасть в обморок! Калле и Андерс трещали наперебой, пока комиссар не сказал, что предпочитает слушать их по очереди. Калле неистово жестикулировал и орал не своим голосом:
— Один — бледный, другой — противный, а третий — дядя Эйнар, но Бледный даже еще противнее, чем Противный, и дядя Эйнар тоже противный.
Комиссар слегка растерялся.
— Бледный себя называет Ивар Редиг, но его, кажется, зовут Артур, а того противного они зовут Кривоносый, но его, наверное, зовут Крук, а дядю Эйнара зовут Линдебергом и Бране, и он спит с пистолетом под подушкой, и закопал драгоценности под лестницей в развалинах, а когда я снимал отпечаток пальца, то цветок упал, как назло, представляете, и он на меня тогда с пистолетом, а потом я сидел на дереве и слышал, как Кривоносый и Редиг грозили ему смертью, и потом они его связали в подземелье в развалинах, потому что он сдуру туда с ними пошел, а драгоценностей уже там не было, потому что мы их спрятали на чердаке, вот, а теперь они их, наверное, забрали, так жалко, потому что они заперли нас в подземелье, и до чего же там много всяких переходов, но мы выбрались оттуда, вот, теперь вы все знаете, дядя комиссар, только езжайте скорей, скорей!