Птица у твоего окна - Гребёнкин Александр Тарасович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Ты говоришь красиво, но то, что ты говоришь, я испытал на себе, - сказал Володя. - Как удивительно писал облака Рерих, когда жил в Карелии! Они у него настоящие небесные вестники, шепчущие свои тайны человеку. А как он писал спрятанные в озерах и камнях клады! Я так не пишу, не умею! А его чудесная серия гималайских пейзажей – таких могучих, осмысленных, и даже философских гор, таких красот в живописи не создавал никто! Во всяком случае, мне видеть ничего подобного не приходилось!
Таня слушала внимательно, с восторгом, удивляясь этим людям. Чувства её были обострены и, казалось, не будет более в жизни такого чудесного дня.
- Да, всего не отобразишь, всего не воссоздашь, - вздохнул Антон. – Красота природы неисчерпаема. Как-то еду в поезде. Вечереет, заходит солнце, и вижу такие краски, какие никогда не видел и не увижу, такое удивительное сочетание и именно здесь, в этом месте! Хочется соскочить с поезда, схватить кисти... Загорелся, приезжаю домой и пишу по памяти, но, чувствую, всех оттенков не передашь! На следующий день еду туда, ищу ту станцию, с трудом добираюсь до того места, смотрю - вроде уже не тот колорит. Достигаю по памяти невозможного, а, уходя, вновь вижу чудеса, уже в другом месте. Да, природа, безусловно, очищает человека, вдохновляет его.
Антон вздохнул.
- Друзья, я так рад, что мы все здесь собрались, и очарованы всем этим, и дружим, и любим, и это - счастье! Да простится мне излишний пафос!
Антон обвел всех взглядом счастливого человека.
***
Таня вгляделась в матовую поверхность зеркала.
На фоне зеленых ящичков с узорчатыми яркими цветами и чередой голубых пластмассовых вешалок, с ворохом свисаемой одежды застыл силуэт девушки. Еще год назад она стеснялась своего собственного вида, но, в последнее время, стала чувствовать себя достаточно взрослой, уверенной и даже любовалась собой.
Темные волосы тщательно собраны и скрыты под розовой купальной шапочкой. Полукруг лица с чуть заметными впадинами на щеках был изящен, красивый прямой нос был чуть вздернут на конце, что временами расстраивало Таню, но сейчас, казалось, придавало ей симпатичный и в чем-то оригинальный вид. Густые брови черными изогнутыми стрелками окаймляли впадины темно-карих, с едва заметной грустинкой, чарующих глаз. Купальный костюм тесно охватывал цветущее рельефное тело.
Сегодня удовлетворение собой особенно охватило Таню, появилась даже гордость за собственную красоту. Она мечтала о том, как будет кружить мужчинам головы. Немного смутившись появлением других девушек, Таня вышла из раздевалки.
...Бассейн успокоил Таню. Прозрачная зеленоватая вода давала приглушенные всплески звуков и отраженно плясала светящимися полосами на кафельных стенах. Таня нырнула, чтобы не слышать окриков и свистка тренера Бориса Ильича и, не открывая глаз, сильными взмахами рук пошла на глубину. Привычно сдавило в висках, неприятно закололо в носу. Вспомнился лес, плавание по холодному, усыпанному черными листьями озеру, шум промозглого ветра, удочка, подрагивающая в руках Антона и пейзаж Володи, лукошки душистых, только что собранных грибов. Грудь начало давить камнем и Таня, заработав сильнее ногами, устремила тело вверх. Громада звуков резонансом отражающихся в огромном зале сразу охватила её, в висках били молоточки и звенели колокольчики... Она перевернулась на спину и отдохнув, поплыла брассом. Уступая настойчивости тренера, Таня поплыла к лесенке и вышла из воды, поправляя облепивший тело купальник. Вода струйками сбегала по телу, образовывая теплые лужицы. Она плюхнулась на деревянную лавку, разминая ноги, когда подошел Борис Ильич.
- Иди, тебя ожидают. Вообще – то, детка, если тренер дает сигнал, значит нужно подчиняться.
- Я знаю, Борис Ильич, но ведь я так давно в бассейне не была. Радовалась. А кто ждет?
- Какой - то гражданин неизвестный...
«Может, быть это Антон? Нет, вряд ли, он же не знает о бассейне», - подумала Таня.
-А с техникой у тебя, уже, между прочим, хуже. Забрасываешь учебу и забываешь.
Таня опустила глаза, и хмурая вышла в раздевалку. Накинув халат, прошла в узкий коридорчик. Здесь было обилие светло-оранжевых стульев. На одном из них застыл седоголовый мужчина в темном пальто, из-под которого выбилось кашне.
«Уже к зиме подготовился?» - механически подумала Таня и села напротив.
- Здравствуйте, - сказала она ровно и тускло. - Вы меня искали?
- Здравствуйте, - живо, но, не повышая тона, ответил гражданин. - Ты Таня Ласточкина? Я – капитан Никаноров.
Он небрежно качнул потускневшей красной книжечкой в огромном седовласом кулаке и тут же спрятал ее в карман.
У Тани вздрогнуло сердце, в груди появилось что-то тревожное.
- Что случилось?
- Ничего особенного. Я надолго тебя не задержу. .
Никаноров смотрел на эту хмурую девочку и почему - то подумал: «Да, школьницей ее никак не назовешь. Уже хоть замуж выдавай! Быстро сейчас растут дети, акселерация. Это мы выглядели после школы худыми сосунками, а вынуждены были в войну командовать взводами».
Но, в то же время, несмотря на кажущуюся взрослость, он заметил в ее чуть испуганном лице наивную детскость и сразу успокоился.
- Таня, у меня всего один вопрос. И если ты ответишь на него честно, без всяких фокусов, мы с тобой быстро поладим. Так вот. В вашем классе учится известная тебе Валя Карамзина. Кто был у нее на даче в тот самый день? Ну, ты знаешь, о котором чуть ли не вся школа говорила...
У Тани широко открылись глаза.
- Я ничего об этом не знаю. Почему вы меня об этом спрашиваете?
Никаноров чуть улыбнулся и уверенным жестом вынул из кармана пальто листик бумаги, сложенной вчетверо и развернул. Таня проглотила комок - это была её записка. Никаноров сразу заметил ее реакцию.
- Это ведь писала ты!
Таня быстро и ошеломленно закачала головой, ответив механически:
- Нет.
- Значит, утверждаешь, что в первый раз в жизни видишь.
Уголки губ хорошо бритого лица капитана привычно иронично поджались.
-Таня, давай не будем играть в кошки-мышки, давай будем по-честному. У меня в дипломате лежит твое сочинение по русской литературе. Такое отличное сочинение, кажется, по ранним рассказам Горького. Так? «Макар Чудра»?
Таня кивнула, проглотив слюну.
- Ну вот, видишь, я же с пустыми руками не приду. Но ведь и записка, и сочинение написаны одним почерком! Это же элементарная проверка на идентичность. Или теперь скажешь, что и сочинение писала не ты?
Таня понемногу овладевала собой. Больно ловок был этот капитан, его не проведешь, сразу в капкан ловит...
- Сочинение писала я, но...
- Записка не моя, - закончил за нее Никаноров и улыбнулся, вздохнув.
Его улыбка придала Тане смелости.
-Но я ведь всего лишь хотела предупредить то, что может случиться, - тихо и взволнованно сказала она.
Никаноров положил ей руку на плечо.
- И правильно сделала. Успокойся. Ничего ведь страшного не произошло. И преступление не состоялось, но попытка совершить его была...
- Я хотела предотвратить его.
- Молодец, я тебя не виню... Но понимаешь, мне нужно знать, кто хотя бы потенциально способен на это.
Таня молчала. Никаноров про себя ругался, что неправильно повел себя.
Где-то в глубине души Таня чувствовала что-то нехорошее и слова "доносчица", "предательница" мелькали в ее голове. Ей так хотелось поделиться с кем-то всем этим, выяснить права ли была она, отвести душу, успокоиться...
Никаноров видя ее колебания, догадывался об их причине.
- Я тебе даю слово, что никому ничего не расскажу... В интересах следствия, в твоих интересах, твое имя не будет раскрыто. Ну? Что?
Таня посмотрела в его бледно-голубые, старые, с красноватым оттенком от бессонницы глаза и почувствовала, как этот человек устал, как много видел он и пережил...
«Он не может лгать», - сказала она себе и, тут же, без остановки, захлебываясь, рассказала ему все и даже чуть не расплакалась. Никаноров гладил ее по голове.