Целительница моей души (СИ) - Чекменёва Оксана

С малышкой пришлось повозиться, но зато сахара нам теперь на несколько лет хватит, я даже дополнительных денег с её родителей брать не стала, мой труд был оплачен с лихвой.

Мы провозились весь день, безумно устали, хотя способности Авы нам очень помогли, зато кладовая при кабинете теперь была заставлена банками с лакомством, которое порадует нас зимой, когда свежие овощи в «зимнем сундуке» вырастить можно, а вот фрукты — уже нет.

Этим вечером я закончила возиться с кистью брюнета даже раньше полуночи, так что ещё и ногти слегка подрастила, не хотела браться за новую травму посредине сеанса. И, как оказалось, правильно сделала. Потому что, тщательно рассмотрев свою обновлённую руку и поманипулировав ею по всякому, чего, видимо, раньше не мог, мой пациент сказал:

— Великолепная работа. Завтра я принесу к вам вашего нового пациента, а к остальным шрамам вернёмся после того, как закончите с ним.

— Хорошо, — кивнула я, отметив про себя слово «принесу». Похоже, пациент травмирован настолько, что даже ходить не может. Хотя, брюнет же говорил «поставить на ноги», но тогда я подумала, что это образное выражение для выздоровления.

— Только есть одна просьба — нельзя ли перенести наши встречи на более ранее время?

— Можно, — вновь кивнула, мысленно прикидывая своё расписание. — С восьми вас устроит?

Часы приёма пациентов были до восьми, но основной наплыв был в первой половине дня, и в последние дни я освобождалась раньше конца приёма. Успею поесть, а если всё же пациенты задержатся — перекушу позже.

— Да, устраивает. С восьми до девяти, договоримся на это время.

— До девяти? Может, лучше двухчасовой сеанс? — если там всё серьёзно, то не лучше ли более активно взяться за излечение?

— Он столько не выдержит, — покачал головой брюнет.

— Я лечу без боли, — напомнила я очевидное.

— Скажем иначе — он столько не высидит. Но попробовать можно. В общем, давайте по обстоятельствам.

— Давайте, — что же там за пациент такой, что больше часа не высидит?

— И ещё одна просьба — я не хочу, чтобы вашего нового пациента видели другие посетители, которые могут оказаться в приёмной в это время. Это можно как-то организовать?

— Легко. Вот этим коридором пользуюсь только я, чтобы выйти сюда или в приёмную, — я открыла дверь, показывая помещение, которое он уже видел, когда ходил смотреть на сад. — Мои дети им теперь тоже не пользуются, у нас есть другой выход со двора, более удобный. Поэтому открывайте портал сюда.

– Χорошо, — мужчина кивнул, вложил монетки в мою ладонь и, задержав сжатый кулачок в своих руках, внимательно посмотрел мне в глаза. — Спасибо.

После чего быстро ушёл, не сказав традиционного: «До завтра». Я сказала эти слова сама, поскольку часы показывали без пяти полночь.

Уж не знаю, кого я рассчитывала увидеть, но почему-то мне и в голову не пришло, что мой брюнет принесёт ребёнка. Мальчик лет шести-семи полулежал у него на руках, завёрнутый в плед. Очаровательный малыш со светлыми, рассыпанными по плечам кудрями, насторожённо смотрел на меня тёмно-серыми отцовскими глазами. А то, что это отец и сын, было видно невооружённым взглядом, даже несмотря на разный цвет волос.

— Здравствуйте, — привычно поздоровалась я с вновь прибывшими. Двое сопровождающих коротко кивнули и отправились в пустующую приёмную, а брюнет с малышом — за мной, в кабинет.

— Эррол, познакомься, это миссис Троп. Она целительница, — мужчина привычно опустился в кресло и устроил ребёнка на коленях. — Это мой сын, Эррол, и он тоже пострадал от магического напалма.

— Не люблю целителей, — мальчик набычился, глядя на меня.

— Я не сделаю тебе больно, — пообещала я, опускаясь на корточки. Интересно, где у него шрамы. Личико было чистеньким, ручка, которой он придерживал плед у шеи — тоже, но это всё, что я могла увидеть. — Покажешь, где у тебя остались шрамы от напалма?

— Нет! — вскрикнул малыш и отпрянул от меня, крепче прижимаясь к отцу.

— Почему? — удивился тот. Похоже, такая реакция сына стала для него неожиданностью.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Οна тётенька! — Эррол задрал голову, чтобы посмотреть отцу в лицо. — Я не буду показывать попу тётеньке, это неправильно, так мистер Лейд говорит!

— Твой гувернёр, конечно, прав, но миссис Троп сейчас не тётенька, она целительница, а целителям можно показывать всё, — с удивительным терпением и нежность увещевал его отец.

— Не буду! — мальчик замотал головой и выпятил губу, словно вот-вот расплачется.

— И не надо, — стараясь остановить намечающиеся рыдания, поспешила я. — А у тебя шрамы только на попе?

— Нет, — губа Эррола была всё еще выпячена, он всё ещё подозрительно меня глядел, но плакать вроде как передумал.

— А ты можешь показать мне что-нибудь другое?

Малыш подумал, вновь взглянул на отца, получил от него ободряющий кивок и высунул из складок одеяла другую руку, правую. А я чуть не ахнула. Если шрамы взрослого меня напугать или отвратить не могли, то при виде скрюченной лапки — иначе не скажешь, — мне захотелось разрыдаться. Не должно такого быть у детей, не должны они переносить такие страдания.

— Можно мне потрогать? — наверное, мой голос звучал как несмазанная телега, но ком в горле был размером с кулак. — Я не сделаю тебе больно, обещаю. Я лечила твоего папу, и если бы сделала ему больно, он бы не привёл тебя ко мне, верно?

— Верно, — забавно нахмурив бровки в серьёзных раздумьях, кивнул мальчик. — Ладно, потрогай.

Я аккуратно взяла в ладони крохотную скрюченную ручку с негнущимися пальчиками без ногтей, всю состоявшую из одного сплошного шрама, и, прикрыв глаза, провела диагностику. И чуть не завыла, представляя, какие муки пережил этот ребёнок.

В отличие от отца, которого лишь задело брызгами этого самого напалма, Эррола в него, похоже, макнули. Или облили. Страшнее всего пострадали ноги ниже колен, каким чудом их вообще удалось сохранить, не знаю, но ноги были. Слабые, безжизненные не только от ожогов, но и от того, что ими не пользовались — да и невозможно было, — они представляли собой один сплошной шрам спереди от колен и ниже, сзади шрамы, хотя уже не сплошные, захватывали ягодицы и часть спины.

Примерно то же было и с рукой — она была повреждена от пальцев и вверх, выше локтя. Видеть глазами я могла только кисть, потому что на Эрроле была рубашка с длинными рукавами и кружевными оборками на манжетах, но для внутреннего зрения мне не были помехой ни одежда, ни плед.

Пальцев на ногах практически не осталось, ноги не сгибались, застыв в полусогнутом состоянии, рука тоже. Но на ней хотя бы пальчики сохранились, хотя и негнущиеся. Неповреждёнными у бедного ребёнка остались голова, левая рука, верх спины, грудь, живот, пах и передняя часть бёдер.

Ходит он не мог, сидеть, наверное, мог, но с трудом, правой рукой тоже не пользовался.

— Наши целители сделали всё, что могли, — хриплым голосом сказал брюнет, когда я, открыв глаза, встретилась с ним взглядом. — Ожоги от обычного огня, обожжённые лёгкие — четверо целителей едва не выгорели, но вытянули Эррола из-за грани. Но с ожогами от магического напалма они ничего не могли поделать.

— Я смогу, — твёрдо сказала я, словно не ему, а самой себе поклялась. — Это займёт время, но я поставлю вашего сына на ноги. Обещаю.

Ничего, малыш, ты у меня еще бегать будешь.

ГЛАВА 7. САД

День пятнадцатый. Понедельник

Первый сеанс и правда продолжался не больше часа. Уже через полчаса Эррол начал капризничать, говорить, что ему скучно, душно, плед колется, лежать неудобно. Что хочет в свою кроватку, есть, пить, спать и смотреть в окно — а окон в кабинете не было. Даже немного странно, что на горшок не просился — мои младшие в своё время то же самое просили, когда спать их укладывала, причём по очереди. Очень знакомо.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Совместными уговорами — моими: «Потерпи ещё чуть-чуть, и я покажу тебе, что у нас получилось», и брюнета: «Ты же уже совсем взрослый, сынок, сможешь еще немного потерпеть», — мы кое-как растянули сеанс на час, но и всё. Ребёнок просто расплакался, а это уже никуда не годилось.