Ты погляди без отчаянья… (стихотворения) - Рабиндранат Тагор

Горожанка

Насмешница она искусная на редкость.       Ее глумливых стрел известна меткость.Сквозь ливень доброты, язвительно и яро,Пробьется молния, когда не ждешь удара.                            Ее насмешек буряЛадью поклонника разносит, бедокуря.

       Ее учтивость вроде той тропы,                     Где острые шипы                     Впиваются в стопы.              Кольцо незримого огня       Ее оберегает, как броня.Кто к ней приблизится – тем самым отдалится.       Чье сердце покорила чаровница,       Тому не будет от нее награды.       Его удел – презренье без пощады.       Лишь безучастному к ее гордыне       И полному достоинства мужчине              Над ней победа суждена.       С блистающим светильником онаВ один прекрасный день окажется у ног       Того, кто ею пренебрег.       К наукам у нее влеченье.       Вошло ей в плоть и в кровь ученье.       В ее душевный ритм оно вошло.Ей разума печать отметила чело.       Зазнайства ей не прибыло нисколько,       Лишь красоты прибавилось – и только!       Себя украсить ей дана способность.       Ее наряда каждая подробность                            Обдумана недаром,       А жест как будто напоен нектаром.       Ее походка, голос – волшебство!       Она скрывать не хочет своего              Лукавства, выдумок прелестных,       С хулой и порицаньем несовместных.       Она открыта взору, как луна,       Но дымкою окутана она,              И тайна есть в ее осанке.По-моему, к лицу ей имя «Горожанки».

Изваянье

       Нет спору, эта женщина – творенье       Той силы, чье бессмертное прозренье,              Чья вековечная играСтоль нескончаемо цветиста и пестра, —                                   Того умельца,                            Что насекомых тельцаИ крылья бабочек разглядывал векамиИ вдруг мудреными украсил письменами.                                   Но это тело —Творца отдохновенье, а не дело,Забава праздности минутной, дань мгновенью,              Когда он был охвачен леньюИ, в одиночестве, вечернею поройУвлекся облаков причудливой игрой…       Осенних рек излучины; красуИ негу пылкую в гранатовом лесуВ бойшакхе месяце, то юное презренье,       С каким на полдень и его горенье,              Высокомерия полна,              Бросает беглый взор она;В срабоне месяце, на дне разлива – глянецПлывущих водорослей, их подводный танец,А в магхе месяце[67] – дрожащую листвуСмоковниц и росой омытую траву;Надменность плавную, с какой при первом громе       Павлины расправляют хвост в истоме, —              Все это взял за образец,       Красавице давая жизнь, творец.

              Но радужной окраски пузыри       Переливаются – и ничего внутри.              Души никак я не найду:       Все – внешнее, все – на виду.       Рассудок неглубокий, без раздумья,                            Без остроумья.       Ей неизвестно чувство ожиданья.       Утраты не приносят ей страданья.       Она подарки с легкостью берет       И так же забывает в свой черед.       Как сгусток радости вселенской,       Она явилась в оболочке женской.       Сарасвати, богиня, наобум,Бездумно лепеча, в нее вдохнула ум.              Не потому ли дух ее и плоть —                     Земли щепоть,       Что вмешана в бессмертное питье?       Я «Изваяньем» назову ее.

Садовница

              Досуг подруг своим приходом              Ей любо услаждать, как медом.                     Она добросердечна.       Ее великодушье бесконечно.       Струей неистощимого ключа       Оно сверкает, через край плеща.              Ее не уязвляют боли              И горести земной юдоли.Являясь на заре, в ее багряных волнах,       Безмолвным любопытством, как подсолнух,              Счастливо светится она,А в полдень солнечный невинна и нежна,

       Как белый лотос, прелести полна       И целомудренного благородства.       С жасмином вьющимся в ней сходство,       Когда в его благоуханье вдругВольется в сумерках щемящий флейты звук.       В ее глазах приязнь и умиленье       Сияют, как светильник для моленья       Вечернего. Повита тишиной,Она становится фиалкою ночной                     И скрасить рада       Тьму одиночества – дыханьем сада.       Ее «Садовницей» назвать бы надо!

Сердобольная

              Язык лиан понятен ей.                            Живых ветвей                     Доступно ей наречье,                     Как слово человечье.              Ее стопы прикосновенье —                     Траве благословенье,А взор, наполненный участьем, бескорыстьем,              Шлет радость лепесткам и листьям.              Ее любовь не знает сна.       Как свет небесный, бодрствует она,              Всегда на страже, начеку,Чтоб леса исцелить щемящую тоску.Растеньиц маленьких душа немаяТрепещет, ветру и дождю внимая.       К земному лону, где источник блага —                     Не иссякает влага,Былинки робкие, за ней в погоне,Протягивают слабые ладони.Безмерная вселенной доброта                            По листьям разлита,                     Она животворит посевы.                            Душа у этой девы,Как дерево зеленое, щедра;                                   Добра       И ласкова, как тень его шатра.              Ее любовью в равной мере       Наделены пернатые и звери.Детенышей беспомощность и малость       Внушают нежность ей и жалость.              Как облако с небесПотоком проливается на лес,Так этой деве любо изливатьНа юные созданья благодать.Ей имя «Сердобольная» под стать.

Радость

Созвездий танец ритмом первозданнымНаполнил это тело с гибким станом.Не радуга ли воплотилась в ней,       Когда прошла пора дождей?                     Небесных дев персты       Ее лица наметили черты       Тончайшей кистью рисовальной.Певучий смех ей дан и голос музыкальный,       А нежностью и белизной рукаПоспорит с лотосом, раскрывшимся слегка.       Ее глаза – двоякий черный пламень.       Как радости река, тоски сдвигая камень,       Она сама – свободы воплощенье —       Душе подавленной несет освобожденье.       В ее походке – струн звучат напевы.       Наверно, «Радость» – имя этой девы.

Утренняя заря

                     Она дыханьем жизни юной              Как будто наполняет час безлунный, —                            Таинственную пору,       Невидимую внутреннему взору,Когда над гущей тьмы, где притаился сон,Восходит солнце и, не сразу пробужден,       Весь лес как бы охвачен легкой дрожью,Бегущей от вершин деревьев к их подножью.       Неясным трепетом пронизан воздух,                            А в птичьих гнездах       Еще невнятен щебет и незвонок,              Как проба голосов спросонок.       Каким-то изумленным созерцаньем                            И смутным ожиданьем                            Неведомых чудес                            Наполнен лес.       Ее душа еще во власти сна,       И в то же время бодрствует она,       Предчувствуя глубокий смысл восхода;       Вся – чистота, бесстрашье и свобода,Она – самой себя блестящее открытье,       Но это лишь безмолвное наитье.       Ее величье – тайное, оно                     В моей душе отражено.                     Незримой колесницы шумИ ви́ны золотой звучанье будят ум.                     Речей обрывки и напевы       Проникнут исподволь в сознанье девы.Подобно лотосу, раскроется душа,       Молитву солнцу вознести спеша.       Благословляя жизни ликованье,       Ее сиянье, цвет, благоуханье,Проснется новый день и раскует сознанье.                     С него спадут оковы сна,       Корысти путы, страсти пелена.Дыханье ночника, отравленное чадом,Развеет ветер, чье дыханье пахнет садом.Она – как солнцу гимн, как славословье свету.Я «Утренней Зарей» назвал бы деву эту.

Из книги  «Голос леса»   («Бонобани»)

1931

Хвала дереву