ВЧК-ОГПУ в борьбе с коррупцией в годы новой экономической политики (1921-1928 гг.) - Алексей Епихин

Городцов Игорь Васильевич, из почетно-потомственных граждан г. Москвы, русский, беспартийный, женат, неимущий, не работает, по образованию агроном. В 1921 г. привлекался к уголовной ответственности по делу о продаже казенных лошадей. 27 февраля 1923 г. вновь был арестован по обвинению «в способствовании в освобождении арестованных за взятки из тюрем ГПУ — по ст. ст. 14, 68,94 и ч. 2 ст. 114 УК РСФСР». Содержался в Бутырской тюрьме.

Невельский Лев Карлович, 28 лет, из мещан-торговцев г. Москвы, русский, не работает, беспартийный, холост. С Октябрьской революции 1917 г. по май 1920 г. служил в тыловых частях Красной армии, затем в Первой конной милиции, потом в Губкомдезертире и наконец две недели в МЧК, где был арестован за освобождение дезертиров за взятки и передан в Московский Ревтрибунал. Приговорен к расстрелу, который по амнистии был заменен 3 годами тюремного заключения, что также в результате «хлопот» было заменено условным наказанием. 2 марта 1923 г. вновь был арестован по обвинению «в освобождении арестованных за взятки, вымогательстве взяток и способничестве иностранному шпионажу по ст. 14, 68,94 и ч. 2 ст. 112 УК РСФСР». Содержался во внутренней тюрьме ГПУ.

Бабаев Николай Александрович, 27 лет, из почетно-потомственных граждан г. Москвы, русский, образование высшее юридическое, беспартийный, женат. Под судом и следствием не состоял. До ареста работал консультантом Законодательного отдела Наркомюста. Арестован 30 марта 1923 г. по обвинению «в преступлениях по должности и взяточничестве, что предусмотрено ст. ст. ч. 2 ст. 91, 14,94, 110,2 и 3 частями ст. 114 и 115 УК РСФСР». Содержался во внутренней тюрьме ГПУ.

Настоящее дело возникло при оперативной разработке дела № 17477[128] в отношении гр. Зилита Курта Петровича, который до ареста являлся представителем одной латвийской коммерческой организации в Москве и обвинялся ГПУ во взяточничестве, а затем и в шпионаже в пользу Латвии. Жена К. П. Зилита активно стремилась помочь мужу избежать растрела и выйти на свободу. Через своих друзей она узнала, что в Москве действует группа людей, которая за крупные взятки занимается освобождением от уголовного преследования подследственных и уже отбывающих наказания в местах лишения свободы. Через тех же друзей она познакомилась с Л. К. Невельским. После «упорных торгов» о сумме взятки (1000 руб. золотом) Л. К. Невельский согласился свести ее с Н. А. Бабаевым, который должен был решить вопрос об освобождении Зилита К. П. Эта информация стала известна органам безопасности. В феврале-марте 1923 г. все фигуранты дела были арестованы и допрошены уполномоченным контрразведыватсльного отдела (КРО) ГПУ Удрисом.

Из материалов следствия видно, что это была устойчивая преступная группа, которая начала свою деятельность не позднее весны 1922 г. и состояла из лиц, имеющих как криминальные опыт и связи, так и необходимые юридические знания и «своих людей» в различных правоохранительных, судебных или законодательных органах страны. Основными фигурантами являлись Л. К. Невельски и Н. А. Бабаев, а Н. В. Боголюбов и И. В. Городцов участвовали в этой деятельности эпизодически, в качестве посредников или посыльных. На Л. К. Невельском лежала задача по поиску клиентуры и предварительным переговорам о сумме взятки, а Н. А. Бабаев договаривался со «своими людьми» в правоохранительных, судебных или законодательных органах об изменении меры пресечения, амнистии или помиловании для своих «клиентов».

На допросах Л. К. Невельский показал, что по имеющимся у него достоверным сведениям Н. А. Бабаев является ответственным работником НКЮ и работает в Кремле в приемной Председателя Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета СССР (ВЦИК)[129] М. И. Калинина, а также то, что его друзья и близкие знакомые служат на высокопоставленных должностях в НКЮ, ВЦИК и Малом Совнаркоме.[130] Через них Н. А. Бабаев систематически занимался освобождением осужденных лиц из мест заключения, проделывая это под видом помилования через «своих людей» во ВЦИКе. Этот же Н. А. Бабаев, по словам Л. К. Невельского, «оказывал содействие в освобождении подследственных лиц или облегчении их участи, числящихся за трибуналами народных судов вплоть до Верховного Суда, имея везде колоссальное знакомство».

В качестве подтверждения своих слов Л. К. Невельский рассказал следователю об эпизоде по освобождению гр. Соловьева из Сокольнической тюрьмы г. Москвы. 2 мая 1922 г. жена Соловьева обратилась с этой просьбой к Л. К. Невельскому. В итоге сторговались на том, что Н. А. Бабаев за 100 руб. золотом берется за освобождение мужа Соловьевой из тюрьмы. Менее чем через месяц Н. А. Бабаев сообщил по телефону Л. К. Невельскому, что он уже получает ордер на освобождение Соловьева из тюрьмы и ждет обещанных денег. В условленное время Н. А. Бабаев вышел через Боровицкие ворота Кремля и отдал жене Соловьева ордер на освобождение мужа из тюрьмы.

В процессе допроса Л. К. Невельский дополнительно сообщил следователю, что Н. А. Бабаев в разговорах с ним говорил, что «пользуется услугами нарсудьи Краснопресенского суда и в МГО может ликвидировать всякое дело (там у него большие связи), а также, что он хорошо знаком с И. С. Уншлихтом (в это время занимал должность заместителя начальника ОГПУ — Авт.)».

На допросах Н. А. Бабаев, надеясь на помощь высокопоставленных друзей, держался уверенно, от чистосердечного признания своей преступной деятельности отказался, показаний на своих друзей и знакомых не давал и признавал свою вину только при наличии у следствия ее неопровержимых доказательств.

Следствие по делу уже близилось к завершению, когда в конце мая 1923 г. на имя следователя Удриса из прокуратуры с пометкой «срочно» поступило обращение за подписью помощника прокурора Республики и прокурора при ГПУ Катаньяна следующего содержания: «Принимая во внимание, что дело по обвинению гр. БАБАЕВА дознанием закончено и что не имеется оснований к уклонению БАБАЕВА от суда и следствия, на основании ст. 148 Уг. Проц. Кодекса предлагаю в отношении БАБАЕВА изменить меру пресечения и освободить из места заключения под подписку о невыезде». Удрис по данному факту подал рапорт на имя руководства, где изложил суть обращения прокурора. Внизу чья то резолюция со словами: «Полагаю дело передать в трибунал, который, если найдет нужным, переменит меру пресечения».[131] Так и сделали. Материалы уголовных дел в отношении Л. К. Невельского и Н. А. Бабаева были переданы в трибунал, где оба были осуждены.

Зарождение и развитие этой «позвоночной» (от слова «звонок». — Авт.) практики в партийных структурах нашей страны имеет свою историю. Еще в августе 1920 г. вышел партийный циркуляр о двойной ответственности коммунистов за совершенные преступления, в котором было указано, что «каждый коммунист отвечает прежде всего перед партией, и партийная организация ответственна за своих членов». При возбуждении уголовного дела против коммуниста судебно-следственный орган и органы ВЧК были обязаны в течение 24 часов поставить в известность об этом местный партком, после ареста, до приговора суда, дать возможность парткому ознакомиться с делом, а также освободить коммуниста под поручительство парткома и персональную ответственность тех членов партии, которых на это уполномочит комитет.[132]

С введением НЭПа эта порочная практика продолжала развиваться. 7 мая 1921 г. секретарем ЦК РКП(б) В. М. Молотовым был подписан циркуляр № 153/сек. о взаимоотношении судебно-следствснных органов с местными парткомами. В нем особо подчеркивалось, что мнение парткома «о направлении и судебном решении по делу есть партийная директива работникам-коммунистам судебно-следственных учреждений». Если же судебно-следственные и чекистские органы не соглашались с мнением парткома или в случаях «исключительно секретных дел» в отношении отдельных членов РКП(б), а также, когда в материалах дела «раскрывается преступная деятельность большинства членов местного партийного комитета», предписывалось передавать их для принятия решения в вышестоящие судебно-следственные и партийные инстанции.[133]

Вместе с этим, высокое должностное положение, личные связи с власть имущими чаще всего спасало от серьезных наказаний. Взяточничество покрывалось судебными и партийными инстанциями. Сказанное не означает, что власть не вела борьбы с этим явлением, но реализация ответственности осуществлялась согласно кастового подхода — по принципу «свой — чужой». «Своих» защищали от ответственности всеми возможными способами, зато в отношении «чужих» пытались дать законный ход.

В результате этого только по Москве и Московской губернии в 1921 г. из 7270 исключенных из партии человек 45 были исключены за взяточничество, 22 — за вымогательство и шантаж (всего 1 % от общего числа исключенных), 123 — за воровство и хищение, 159 — за злоупотребление служебных положением и власти, 600 — за карьеризм и шкурничество (подавляющее большинство вступили в партию в 1917 г. и позже). Из перечисленных не менее 31 человека были работниками губернского уровня, 51 — уездного. О работниках всероссийского уровня данных нет (или таковых не было, или эти лица оказались выше правосудия, держа в руках подбор и расстановку кадров в ключевых правоохранительных органах).[134] Всего из партии в первый год НЭПа исключены свыше 150 тыс. человек (каждый 4-5-й коммунист), из них около 1 %, если судить по Москве — за взяточничество, вымогательство и шантаж.[135]