Новейшая история еврейского народа. От французской революции до наших дней. Том 1 - Семен Маркович Дубнов

могли дольше мириться с клеймом беспра­вия. И вот парижские евреи прибегли к новому способу борьбы за свои права: они решили воздействовать на Национальное собра­ние через Парижскую коммуну или городскую думу. В коммуне были сосредоточены наиболее радикальные элементы столицы, которые не раз своими резолюциями производили давление на Национальное собрание. Расчет евреев состоял в том, что если го­родское управление, орган общественного мнения Парижа, выс­кажется в пользу эмансипации, то и Национальное собрание не замедлит поставить на очередь отсроченный еврейский вопрос и разрешит его в положительном смысле.

В тот самый день 28 января, когда в Национальном собра­нии решался вопрос о южнофранцузских евреях, в зале общего со­брания Парижской коммуны (Assemblee generale de la commune) про­исходила торжественная сцена. Многочисленная депутация от сто­личных евреев, в которой находилось до 50 национальных гвар­дейцев в трехцветных кокардах (между ними и Залкинд Гурвиц), предстала пред коммунальным собранием с просьбою, чтобы об­щина столицы, в лице своих гласных, вступилась за уравнение прав еврейского населения. Оратором этой депутации был христианский адвокат, член Коммуны Годар (Godard), уполномоченный хо­датай ашкеназов. Оставив свое место среди коммунальных глас­ных, Годар выступил вперед и, став во главе еврейской депута­ции, обратился к собранию с речью: «Господа, я оставил на ко­роткое время место, которое занимаю среда вас, для того чтобы занять место, более подобающее мне в момент, когда я говорю за просящих и являюсь ходатаем за несчастных. Уполномоченный большею частью евреев в королевстве защищать их интересы пред Национальным собранием, я являюсь вместе с тем и представителем евреев, живущих в Париже. И в качестве такового я могу засвидетельствовать вам их глубокое почтение, могу заверить вас в их преданности и представить доказательство их признательности. Ибо благородные жители нашей столицы опередили благодеяние закона по отношению к евреям, воспользовавшись нынешней достопамятною революцией для того, чтобы сделать из них товарищей по оружию и облечь их в гражданский мундир (национальной гвардии), в котором некоторые из них являются пред вами. Население уже обращается с евреями как с братьями, прежде чем зажить с ними как с согражданами» ... Указав далее на патриотическое рвение парижских евреев, пославших из своей среды сто воинов в национальную гвардию, Годар высказал пожелание еврейской депутации: «Ходатайствуя пред Национальным собранием и ожидая от него мудрости закона себе благоприятного, евреи придают большое значение тем знакам поощрения, которые они замечают в столице. Они полагают, что расположение к ним столичного населения дает им право просить вас, чтобы вы возвысили ваш голос в их защиту и произнесли то слово, которое могло бы ускорить решение их участи. Ваше торжественное заявление, которое будет только данью истине, должно споспешествовать не только делу парижских евреев, но и делу евреев во всем королевстве, и таким образом подготовить счастье пятидесяти тысяч человек». На речь Годара президент коммунального собрания, аббат Мюло, ответил, что собрание обсудит ходатайство еврейской депутации, и выразил уверенность, что решение коммуны «будет вполне сообразно с законами разума и человечности».

Но еврейские деятели и их христианские соратники на этом не успокоились. Они подняли агитацию в «секциях», или участковых собраниях, гласных города Парижа (город делился на 60 участков, из которых каждый имел свой совет гласных), побуждая их посылать свои отзывы о необходимости равноправия в центральное городское управление. Первым откликнулся Кармелитский участок, где жило наибольшее число евреев, имевших своих представителей в учас­тковом совете гласных. 30 января в общее собрание коммуны яви­лась депутация от гласных Кармелитской секции и вручила пре­зиденту единогласно принятую ею резолюций: просить коммуну всеми способами содействовать тому, чтобы Национальное собра­ние признало за евреями права активного гражданства. При этом глава депутации, прокурор-синдик де Жервиль произнес горячую речь: «Из всех участков парижской общины в Кармелитском про­живает наибольшее число евреев. Более чем какой-либо другой участок, Кармелитский имел возможность с самого начала рево­люции наблюдать поведение еврейских жителей, ознакомиться с их принципами, составить себе суждение об их нравственности... Вы не удивитесь поэтому, если представители Кармелитского уча­стка первые осмелятся отдать публично дань их патриотизму, их храбрости и благородству. Никакие граждане не выказали себя более ревностными в деле завоевания свободы, чем евреи; никто так не рвался к мундиру национальной гвардии, как они... Евреи, живущие в Париже, не провозглашены еще французами, но поверь­те нам, это они вполне достойны этого названия. Я даже осме­люсь сказать, что среди нас они уже на деле являются француза­ми. Да, господа, Кармелитский участок не желает, чтобы в нем различали граждан. Евреев допускают в наши советы, они раз­деляют с нами честь и труд военной службы, и ни малейшего ропота не слышно против предоставления им прав граждан — прав, которым недостает только санкции закона... Удостойте же, господа, принять к сведению наши справедливые и настоя­тельные заявления в пользу новых братьев наших. Присоеди­ните и ваше заявление к нашему и представьте их вместе Национальному собранию. Не сомневайтесь, господа: вы без труда добьетесь для парижских евреев того, в чем не отказали евре­ям, известным под именем португальских, авиньонских и ис­панских. Да й почему давать последним предпочтение перед первыми? Разве учение всех евреев не одно и то же? Разве наши политические отношения к тем и другим не одинаковы? Если предки тех евреев, интересы которых мы защищаем, терпели от жестокости и произвола прежних властей в большей мере, чем евреи португальские, то разве само это ужасное и продол­жительное угнетение, перенесенное ими, не дает им еще боль­ше прав на национальную справедливость?»

Настояния депутаций подействовали. В тот же день, 30 января, общее собрание Парижской коммуны обсуждало вопрос о поддерж­ке ходатайства евреев пред Национальным собранием. Шли горячие прения: большинство стояло за оказание поддержки, меньшинство колебалось. Чтобы уничтожить эту нерешительность и подготовить единогласное решение в пользу евреев, взошел на трибуну один из лучших ораторов коммуны, аббат Бертолио, и произнес длинную речь, в которой затронул все важнейшие стороны еврейского вопро­са. Начав с указания, что Франция дожила наконец до времени, ког­да можно разрушить перегородки между людьми, воздвигнутые пред­рассудками, Бертолио воскликнул: «Но она останется незакончен­ной, эта столь же удачная, сколь неожиданная революция, если по­нятия людей не последуют в своем росте за ростом конституции, ею порожденной. Поднимемся же до высоты нашей конституции! Прин­ципы, освященные Национальным собранием, возвратили уже граж­данскую жизнь трем миллионам французов. Французские протестан­ты восстановлены во всех своих гражданских правах. Эти новые прин­ципы на днях восторжествовали и над другим предрассудком, еще более закоренелым. Гражданское положение евреев бордоских, байонских и авиньонских было упрочено торжественным декретом... Об оказании такой же справедливости хлопочут теперь французские евреи, живущие в Париже и