Газета Завтра 280 (15 1999) - Газета Завтра Газета
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вторая командировка моя была в Белоруссию. Там президент Лукашенко, настоящий президент. Я бы мог проголосовать за его общепрезидентский статус, если бы предоставилась такая возможность. Много ли у нас таких президентов? Ну, может, Кондратенко да еще несколько: два-три наберется. И все — раз, два и обчелся. А между тем миллионы русских людей умирают, а рождаются всего лишь жалкие крохи. Как нам дальше быть? Неужели Господь послал нам такую судьбу — судьбу исчезающего народа? Я очень боюсь этого, ну, а что делать? Надо как-то выходить из положения. Я вот выступал и обращался к женщинам: почему вот вы не рожаете? Моя мать ничуть не лучше жила, мы питались Бог знает чем, вы питаетесь и живете лучше намного, а детей совсем нет. На Кубани еще есть, а в других местах совсем ведь мало. Женщина попала под власть Митковой, а Миткова — это бес в юбке. Как освободиться от госпожи Митковой?..
И как мы попали в такое положение, ведь цены на энергоносители раз 30 повышались за годы так называемой демократической власти. Кто это запустил такой механизм? И как нам выйти из этого механизма? Давайте спросим Примакова, потому что мы много хвалим его, но практически что он сделал?..
Я повторяю, что говорить надоело. Поздравляю вас, кубанцы, с тем, что вы обрели своего настоящего лидера, который знает, что делать и чего не делать. Далеко не во всех регионах есть такие лидеры.
Николай СЕРБОВЕЛИКОВ __ IT IS MY BUSINESS (Трагифарс)
Нынче все заняты “серебряным веком”.
Но кроме “серебряного”, был и “золотой”: наш Большой стиль XIX века. (Впрочем, он был и в XVIII, и в ХХ, но XIX — расцвет.)
Про литературу XIX века считается, что мы прошли ее в школе, а теперь можем и забыть.
Но традиции XIX вовсе не исчерпаны, мало того, они порою и более жизненны, чем все позднейшие.
В частности, не исчерпал себя “монологический” разговорный стиль той поэзии прошлого, какой она предстала в произведениях классики, сочетающих в себе свободу и прозу жизни, пластичность характеров и особую сниженность изложения. Самые острые образцы этого стиля дает Барков, коего великолепно знал Пушкин, о чем обычно умалчивают. “Граф Нулин”, “Домик в Коломне” самого Пушкина, “Тамбовская казначейша” и “Сашка” Лермонтова... Да что там, и в самом “Онегине” мы порой чувствуем ту же интонацию.
Современный наш автор Н. Сербовеликов хочет возродить эту линию.
Видимо, его привлекает возможность сочетать в стихах драматизм и “низовое начало”, которого сейчас так много в жизни, со свободой и легкостью тона, принадлежащего большой, а не малой традиции...
Почему нет?
Вл. ГУСЕВ
Я умер снова и опять воскрес...
Духовной жаждой я томился...
И шестисотый “мерседес”
на перепутье мне явился...
ПРОЛОГ
Здесь, в центре композиции живой,
опять Милов, знакомый давний мой,
что продолжает эту галерею,
перед которой я всегда балдею...
Расстаться с ним теперь не в силах я.
Об этом дальше речь пойдет моя.
Знач так, родился он в провинции глубокой,
однако же давно в Москве живет,
тоскует здесь о родине жестоко,
особенно, когда запьет.
Милов с искусством навсегда расстался,
но никогда не сожалел о том,
хоть мысленно к нему и возвращался
(см. повесть “Вилково” о нем).
Он утвердился, говоря не строго,
в том, что в душе пошел не дальше многих
иль в миропониманье превзошел,
и в том себя, пожалуй что, нашел.
В нем было все: презрение к страданью
и равнодушье к тайне мирозданья,
отсюда отношенье ко всему,
что б на пути ни встретилось ему
Он был, понятно, не Иисус Христос,
не потому, что духом не возрос
до пониманья высшего порядка,
но не годился страстотерпцем быть,
хоть жизнь его, увы, была не сладкой;
и для себя не находил примера,
где б сочетались истина и вера,
Вместо того, чтоб пулю в лоб пустить,
страдая, тупо продолжал он жить.
Милов обшарил все углы вселенной
и ничего, конечно, не нашел,
и примирился с этим постепенно,
но так покоя он и не обрел.
Была невыразимой мысль одна,
что в самом мозжечке его таилась,
и до абсурда им доведена,
сквозь амбразуры глаз его светилась.
1
Хоть жизнь его катилась по наклонной,
судьба к нему бывала благосклонной.
Сегодня пол-Москвы дуреет с жиру..,
а он как раз наследство получил
от тетушки и “Мерина”* купил,
дом в Подмосковье и в Москве хавиру.
Родная тетка умерла в Канаде,
сбежавшая в семнадцатом году
с каким-то офицером, Бога ради
решившего тогда ее судьбу.
По приглашенью полетел в Америку,
а заодно и Штаты посетил,
но не случилось с ним тогда истерики,
и быстро он обратно укатил.
Итак, он стал подобьем новых русских,
не приложив ни хватки, ни труда,
и говорил, шутя и зло, и грустно:
“В России дуракам везет всегда...”
А мог бы стать обыкновенным бомжем...
Но был ему иной удел положен;
бомж с внешностью Марчелло Мастрояни —
нет ничего у нас экстравагантней..,
иль в облике Христа из Назарета,
что может быть правдивей в мире этом?..
2
Я с ним столкнулся в Доме литераторов
среди богемы, скрытых провокаторов,
и в трепет повергая пестрый зал,
он широко, по-русски, поддавал.
Бухал герой наш в позе супермена
в углу, где нарисован Бафомет
средь шаржей и автографов настенных,
где верхним называется буфет.
Он в шутку “It’s my business” повторял.
Он на себя вниманье обращал.
С Миловым Глебом барышня сидела
и откровенно от всего балдела,
и каждое его ловила слово,
и явно было видно: влюблена;
во всем горой стояла за Милова,
не понимая в общем ни хрена...
Вообразив знакомую картину,
порой я представляю, как гудят
средь вечных женщин вечные мужчины;
всегда о постороннем говорят.
И стоит только женщину найти —
и тут же все проблемы отпадают:
будь то загадка Млечного пути,
загробной жизни, тайны мирозданья...
С Миловым, как спасение от скуки,
товарищ был, ударенной наукой;
он много знал, да мало понимал,
мне чем-то их союз напоминал
знакомые до боли отношенья.
