Пыль под солнцем. Умирать не комильфо - Сергей Че

И она была до боли знакома Мишке.

— Ну, здравствуй сын! — услышал он чуть хрипловатый голос, и это был голос отца. И человек, сидящий на кровати, несомненно, был его отцом, умершим семь лет назад.

— Здравствуй батя — глухо выдавил Мишка, вглядываясь в лицо отца, но полумрак скрывал его.

— Да вот решил всё-таки навестить тебя, а то все собирался. То тебе недосуг, то мне некогда. Что в дверях стоишь, иди, хоть поздороваемся.

Отец встал с кровати и у Мишки ёкнуло сердце, как когда он увидел отца в гробу на похоронах, оттого что года и болезни иссушили отца. Мишка сделал шаг навстречу, они легонько обнялись. Мишка ощутил еле заметный запах тлена (как тогда, когда отец лежал в гробу, а Мишки поцеловал его лоб, прощаясь)

— Ну и ладно, давай присядем сын. Они расселись, мёртвый отец на своё место на кровать, Мишка, пододвинув стул сел сбоку, возле стола. Оба украдкой поглядывали друг на друга, оба молчали.

— Вырос ты, однако, совсем мужиком стал — прервал молчание отец.

— Ты батя совсем не изменился, такой же каким я тебя в последний раз видел.

— Это в гробу, когда лежал? Так я и явился таким, каким ты меня напоследок запомнил. Так-то в земле уж сгнил весь давно, и костюмчик этот парадный распался в клочья… Спасибо, что на похороны приехал, далеко добираться то было.

— Еле успел, тебя уж выносить хотели…

— Спасибо, постарался, уважил старого.

Мишка и вправду еле успел на похороны: — самолётами, электричками, попутками…

Мог ведь и не торопиться, если бы денег на операцию выслал. Наверное, и доселе отец живой бы бегал по своему огороду! Нет, жена: — «Машину покупай, сколько долго копили! Отец ещё потерпит!» Не потерпел… И уже ничего не исправить. Боль да злоба на себя на всю жизнь. Вот и сейчас подкатила к горлу, сжала сердце.

Мать просила тогда робко в письме: «мол, не может ли он сколь помочь деньжатами, отец хворает, возможно, на операцию деньги понадобятся». Клятвенно обещал, чуть попозже, — не понадобились… Только на похороны.

— Могилку справно изладили, на бугорке, под деревом. Только вот

супружница моя, рядом со мной лечь хотела, что не способствовали? Отгородить для неё место нужно было. Просила она, наверное.

Просила… И оградку на двоих уж заказали, да только люди, наглые вперёд на это место покойника закопали. Мать узнала, разговаривать перестала, да и померла в одночасье. Похоронили недалеко, но не там. Ох, господи! Передрался тогда Мишка со всеми этими сволочами, чуть жив остался. А толку? За мать обидно до слез. На душе больно. Сейчас вроде договорился за деньги перезахоронить, положить мать рядышком. Дочь школу кончила, на обучение деньги надо… Да пошло все!

— Кредит батя возьму, в этом месяце обязательно матушку рядом с тобой положу. Прости меня, батя! — слезы душили Мишку

— Ладно, сын! Ты о живых думай, не подличай, заботься о родных, вот на душе камня то и не будет висеть.

Тяжело. Мишка враз вспомнил все обиды, нанесённые им отцу и матери, всю чёрствость свою перед ними, невнимание к ним пренебрежение ими… Невыносимо. Пока живы были, разговаривал с ними нехотя, через силу: — «Что надо старые от меня, что прилипли с расспросами? Вырос ведь уже, своя жизнь, и не лезьте, сам разберусь» Искренне удивлялся, когда видел, как те обижались. Только когда своя дочь подросла, и на все стала огрызаться и все ею бесило, тогда и вспомнил он своих родителей… Да только мёртвые они, не покаешься. Будучи живым, отец все время копошился по дому, постоянно что-то чинил, колотил, строил. Помер и все пошло прахом Дом просел, трубы осыпались, парники сгнили. Гвозди, всякие железяки заржавели в гараже, как и заржавел старенький мотоцикл «Восход». Вещи его, мать перед своей смертью, сожгла на заднем дворе. Был человек, нет человека, словно и не было вовсе. Как и матери. Жена, тварь, единственный семейный альбом и тот сожгла. Говорит нечаянно, только врёт сука, от злобы все.

— Как семья, жена, дочь? — прервал молчание отец. — Ладите?

— Нормально, батя, как все.

— Инструмент то мой жив, пользуешься?

— Конечно, батя, добрый инструмент, всегда под рукой (на самом деле пропил за пару пузырей, когда в запое был).

— Береги инструмент, германский, теперь такой не делают. Ну ладно сына, пора мне. — Отец встал, одёрнул пиджак — Ты уж это, насчёт матери постарайся, положи нас рядом, ладно?

Мишка, наконец поймал взгляд отца, и было в нем столько скорби и в то же время любви и абсолютного понимания и всепрощения.

— Батя … — только и смог выдавить Мишка. Фигура отца медленно растаяла в воздухе.

Мишка неподвижно сидел на стуле, из глаз его лились слезы. А ещё ему вспомнилось, как покойница мать напекла им с женой в дорогу пряжеников, а жена брезгливо выкинула их в мусорный бак….

— Суки мы, суки! — обхватив голову, повторял Мишка — И как только земля нас носит?

Воспоминания теснились, громоздились в его мозгах и от воспоминаний этих делалось невыносимо больно и стыдно. Наконец не выдержав, Мишка вскочил и с воплем — Не могу больше! — ринулся прочь из каюты на палубу. Возле дверей его сторожил Юрка.

— Стой, Миха! Прежде чем с собой сотворишь что, будь другом сними меня с этой чёртовой петли! Перед дочерью стыдно. Сними да вылей на меня пару вёдер воды из кингстона. Чтобы не вонял так. Сделаешь?

Мишка глянул на чудовищное лицо Юрки, перевёл взгляд на дочку, что держала того за руку.

— Ладно, сделаем!

Он устремился в компрессорную — Юрка все висел там. Схватив пожарный топор, Мишка с размаху перерубил верёвку, Юркино тело кулём рухнуло на слани. Освободив Юркину шею от петли, Мишка почерпнул пожарным ведром воду из кингстона и вылил на Юркин труп. Проделав это несколько раз, Мишка отбросил ведро в сторону. И тут же на него опять нахлынула нестерпимая тоска, жить казалось невозможным и никчёмным. Осталось только придумать способ как покончить с собой. Это состояние подавленности, безысходности разрывало душу, казалось ещё немного и Мишка начнёт головой бить об железную переборку… Что-то наехало на баржу с краном. Под бортовыми подзорами зашуршала галька, скрипнув, распахнулась дверь в машинное. Это отвлекло Мишку от суицидальных мыслей. Он быстро вбежал по трапу и выскочил на палубу. В нос баржи бортом прибило катер, на котором Мишка ехал на смену. Было видно, что «Ярославцем» никто не управлял, палуба была пуста, сам же катер медленно разворачивало течением