Мятежный наследник (ЛП) - Мичелс Элизабет

“И отказаться от этой волнующей дискуссии?” Он ухмыльнулся. Он не понимал, что делает, кроме как разрушает свои собственные планы, но он знал, что милорды и лорд Кросби сводят его с ума. Впервые за многие годы фальшь его жизни действовала ему на нервы. У него возникло абсурдное желание быть честным с ней, хотя бы в том, что касалось его имени. Мистер Клобейн или даже его проклятое настоящее имя Эшли было бы лучше, чем еще одну секунду слышать, как Эванджелина называет его как-то не так. “И это Эш Клау...” — выпалил он, прежде чем остановить себя. “Эш”, - повторил он.

“Это твое имя?”

Он знал, о чем она спрашивает. Он уже использовал при разговоре с ней два вымышленных имени, и она это знала. “Я считаю, что честность необходима во время ‘цивилизованной беседы за чаем”.

Она бросила взгляд на горничную, прежде чем снова обратить свое внимание на него, в ее глазах читалось понимание. Возможно, его желание услышать свое настоящее имя из ее уст было немного поспешным. Он раздвинул границы их предварительной дружбы. Ему следовало бы знать лучше, но, похоже, с Эванджелиной он никогда этого не делал.

“Эш”, - наконец произнесла она тихим голосом, чуть громче шепота, ее полные розовые губы поджались, привлекая его внимание к ее рту. После минутного раздумья или, возможно, нерешительности она добавила: “Ты можешь называть меня Эванджелин или Эви, если тебе больше нравится, не думаю, что ты вспомнишь это при нашей следующей встрече”.

Или, возможно, он не переступил границы дозволенного. Его сердце бешено забилось от легкости, с которой он добился вольности ее имени. Он готов был поспорить, что лорд Уинфилд не достиг таких высот в своих рассуждениях о погоде. “Какое имя вы предпочитаете?”

“Моя сестра всегда называла меня Эви”, - сказала она, и при этих словах в ее глазах загорелась улыбка.

“Я больше не забуду твое имя. Даю тебе слово”. Он помолчал, наблюдая за ней. “Эви”.

Ее дыхание стало прерывистым в тишине комнаты, и он увидел, как румянец пополз вверх по ее шее. “ Во имя честности за чаем, тебе не следует так заявлять.

“Во имя честности за чашкой чая, я бы очень хотел”. Он ни за что не забудет ее имя снова.

“Куда ты ходил в прошлом году?” Она опустила взгляд на свою чашку и покачала головой. “Прошу прощения. Ты не обязан отвечать на этот вопрос. Это не мое дело. Я должен думать о ...”

“Капли дождя и ветерок?” спросил он. “Я был в городе всего несколько дней. Деловые вопросы, ты же знаешь”, - добавил он, надеясь, что она не станет расспрашивать дальше. Это была единственная информация, которую он не мог озвучить, и по какой-то причине у него было чертовски много времени, чтобы хранить секреты от Эви.

“А в этом сезоне?” - спросила она. “Когда ты уезжаешь?”

“Похоже, тебе не терпится избавиться от меня”. Он затаил дыхание, надеясь, что она не разгадает его маневр. Уход был темой, которую он не хотел обсуждать. “Какие волнения ты планируешь устроить, когда меня не станет?”

“Я...” Она сжала губы и бросила взгляд на открытую дверь, затем на горничную в углу. “Я не должна отвечать на это. Леди неприлично обсуждать подобные намерения.”

“Теперь я должен знать”. Он понизил голос и, наклонившись, спросил: “Ты собираешься сбежать с любовником? Знаешь, теперь, когда я позвонил тебе, мы практически ухаживаем. Берегись. Я сижу прямо здесь. Он дразнил ее, и все же какая-то маленькая часть его получала от этого слишком большое удовольствие. Ему следует остановиться, но когда это он когда-нибудь поступал разумно? “Несомненно, порядочному джентльмену, за которым ты ухаживаешь, следует рассказать о таком соглашении”.

“Нет!” Она выдохнула это слово с такой силой, что могла бы отбросить армию. “У меня нет любовника. Почему ты так думаешь?” Она сложила руки на коленях. “Должно быть, поэтому я должна обсуждать только погоду”.

Но вместо того, чтобы отступить с извинениями, он наклонился ближе и прошептал: “Ты трижды следовала за мной по темным коридорам, дважды целовала меня и позволила мне прикоснуться к тебе во время чтения стихов. И мы только начали ухаживать. ” Он пожал плечами и с усмешкой откинулся на спинку стула, зная, что раздражает ее, но наслаждаясь тем, как она разозлилась на него.

“Прекрати”. Она оглянулась, чтобы убедиться, слышала ли его горничная. “Я не целовала тебя. Ты поцеловал меня. Есть разница”. Она практически произнесла эти слова одними губами, не осмеливаясь даже прошептать.

“Есть?” Спросил он, как будто они все еще обсуждали погоду, прежде чем добавить, понизив голос: “Потому что мне показалось, что ты хотела этого поцелуя”. Он прищурился, глядя на нее. “Разве ты не хотела, чтобы я тебя поцеловал?”

“Я"… На улице светит солнце, ” бушевала она. “Прекрасный день, ты не согласен?”

Он проигнорировал ее попытку сменить тему, придвинув свой стул немного ближе к ней, чтобы вместо этого продолжить их приглушенную дискуссию. “Скажи, что ты не хотела, чтобы я тебя целовал, и я никогда больше не поцелую тебя”.

“На небе почти ни облачка, что необычно для Лондона”.

“Ты хочешь, чтобы я никогда больше не целовал тебя?”

“Я уверен, что в парках полно народу”.

“Чего ты хочешь, Эви?” Его вопрос был тихим, но привлек ее внимание.

“Вряд ли это имеет значение”, - прошептала она с грустью, которую он не совсем понял, застывшей в ее глазах.

“Я бы подумал, что то, чего ты хочешь, важнее любого солнечного дня”.

“Чего я хочу, так это радовать окружающих своими словами, внешностью и поступками”, - ответила она так, словно это была реплика, отрепетированная для пьесы.

“А как же ты?” Он покачал головой, пытаясь осмыслить то, что она говорила. “Это было не то, что ты делал со мной, не так ли? Когда ты целовал меня? Прошлой ночью, когда я прикасался к тебе? Эви, ты не можешь стремиться понравиться любому джентльмену, которого видишь в зале. Ты не знаешь, к чему это может привести?” Он не должен был отговаривать ее от такого хода мыслей — это соответствовало его собственным желаниям, — но она ошибалась. Это она должна быть довольна.

“Какой безвкусной ты меня считаешь”, - прошипела она. “Конечно, я не пыталась доставить тебе удовольствие той ночью, когда ты…когда мы ... или прошлой ночью, если уж на то пошло”.

“Значит, ты действительно хотела поцеловать меня”, - сказал он, чувствуя, как его захлестывает облегчение.

Она не ответила, и этого ответа было достаточно.

“Это, по крайней мере, начало”, - пробормотал он.

“Не могли бы мы поговорить о чем-нибудь более подходящем за оставшимся чаем?”

“Как облака? Они висят в небе и проливают дождь на наши головы. Они не требуют дальнейшего обсуждения ”. Однако он хотел бы знать, почему она так решительно настроена говорить только о погоде. “Эви”, - сказал он, ожидая, когда она поднимет глаза и встретится с ним взглядом.

Ее ясные голубые глаза блестели от беспокойства, но почему? Конечно, он был не из тех, кто часто пьет чай с молодыми леди, потому что он мог бы больше продвигать свои планы, проводя время с теми, у кого были чрезмерные средства для раздачи. Но разговор за чаем не казался чем-то таким, из-за чего даже юная леди могла бы расстроиться.

“Что бы ты хотел обсудить?” спросил он.

Ее взгляд метнулся к двери, минуя настороженные взгляды горничной, устремленные в том же направлении, прежде чем Эви наклонилась и прошептала: “Я не должна обсуждать ничего важного”.

“Почему бы и нет?” - прошептал он в ответ.

Она обдумывала свой ответ, какая-то тайна скрывалась в глубине ее глаз. “Я леди”, - наконец заявила она.

“Я вижу это”. Он улыбнулся ей, наслаждаясь румянцем, залившим ее щеки. Какое бы беспокойство ни переполняло ее, он хотел избавиться от него навсегда. И если это означало обсудить погоду, он бы так и сделал. Он некоторое время наблюдал за ней и мог видеть беспокойство в ее глазах, пока она приводила в порядок и без того прямой чайный поднос. “Однако во имя цивилизованной беседы за чаем мы могли бы просто поговорить”.