Разрушительная красота (сборник) - Евгения Михайлова

— Здравствуйте. Впервые встретились. Я вас вижу иногда в окно.

— Или я схожу с ума, или вы Антонина Кварцевич.

— Не сходите.

Кварцевич, ведущий ученый, биолог, фармаколог, была известна не только медикам. Наткнуться на нее в подъезде такого обычного дома…

— Но вы ведь на пятом живете? — спросила она.

— Да, проскочила, задумалась. Я ходила к Елене Петровне, видела письма декабриста Панова.

— Да, она их стережет. Любопытный персонаж, правда?

— Не то слово.

— Я бы тоже пригласила вас к себе, но у меня не убрано. Надо бы позвать работницу, но что-то не хочется ее видеть.

— Не хочется — значит, не надо видеть ее. Уборка подождет. Как ваши дела? Вы по-прежнему руководите своим НИИ?

— Да, руковожу. Дела… Как сказать. Немного захандрила. Слишком тепло. В это время мы с сыном в прошлом году собирались на дачу. Я купила ему качели. Он, взрослый человек, всему радовался, как ребенок. Сын умер месяц назад. Тихо, во сне.

— Боже… Что я могу для вас сделать?

— Абсолютно ничего с этим не поделаешь, дорогая. Вот в чем беда. И я не Елена Петровна. Меня не нужно жалеть.

Ирина записала телефон. «Кварцевич, шестой этаж». Спустилась, дома опять пометалась. Какой-то парад планет. Ощущение чего-то ирреального. Собственно, она совсем выпустила из виду, что их кооператив принадлежит РАН. Но все равно… Круто и лихо. Делать ничего уже не хотелось. По-прежнему не хотелось. Есть вечер и еще два дня. Вдруг позвонил Константин Николаевич.

— Ирина, вы не могли бы на минуту прийти?

— Иду.

Он стоял, опираясь на палку за своей решеткой, как лев, царь зверей. Решетка была открыта.

— Извините, что заставил вас спуститься. У меня просьба. Я хочу, чтобы вы взяли ключи от моей квартиры. Мне так будет спокойнее.

— Да, конечно.

— Я и решетку закрывать не буду.

— Закройте. Я смогу открыть.

Ирина вернулась к себе. Посмотрела вокруг недоуменно. Что происходит? Она приехала в пятницу спокойным, в меру активным и обычным человеком. И вдруг этот парад планет: эти странные и красивые лица, это ощущение скрытых тайн и опасностей. Предчувствие беды. Ирина посмотрела на градусник за окном. Плюс двадцать! В пятницу было три. Она провалилась в тяжелый сон, не раздеваясь. Проснулась с мокрым лбом от звонка.

— Ир, — звонила Валентина, старшая по подъезду, — ты чего так долго не подходишь? Спала, что ли?

— Нет. Я слушаю.

— Ты посмотри, что делает эта сволочь! Подойди к окну на кухне! Видишь?

Ира подошла и увидела что-то совсем невозможное. Несколько крепких мужчин затаскивали в черный джип Константина Николаевича! Она бросилась к двери, бежала по лестнице босиком, но открыть входную дверь ей не дали. Придерживали снаружи. Она била по ней кулаками, кричала. Никто не вышел. Ира смогла открыть дверь только после того, как машина уехала. Она поднялась на третий этаж, увидела сломанную дверь решетки. На ее площадке стояла Валентина.

— Что это? — в ужасе спросила Ирина.

— Сволочь Васька Тонков отца убивает.

— Он приехал?

— Нет, он до конца не появится. Мы его как облупленного знаем. Мой сын с ним учился в меде на одном курсе. Константин Николаевич пристроил моего Петю. Но Тонкову было в лом дружить с моим мальчиком. Он все таскался с дружком-наркоманом. У него сейчас частная психушка на другом конце Москвы. Туда по черным делам с квартирами таскают людей за деньги… Кто платит, того интерес. А Тамарка написала так завещание, что квартира достанется сыну после смерти отца. Но уже второй день риелторы собирают документы на продажу у нашего председателя.

— Как это возможно?

— Все возможно. Просто к моменту продажи человека не должно быть. Председатель не обязан вникать, когда именно они собираются продавать. Может, Васька завтра отца во Францию увезет. Только не увезет, это мы точно знаем.

— Почему ты стоишь? Почему не звонишь в полицию?

— Глупая, что ли? Полиция это и была. Те, которые тащили. В такие дела не лезут, если жить хочешь. Васька в бизнесе прогорел. Хана ему без денег за квартиру. Ладно, я пошла спать.

Ирина звонила кому-то, что-то объясняла, просила подключить знакомых, кричала, плакала. Уже запуталась, кому звонила и о чем просить. Была уже ночь, когда она резко прервала эту маету, чтобы вспомнить, обещал ей кто-то что-то или показалось. И тут позвонили с незнакомого номера. Это был корреспондент одной скандальной газеты. Представился Виктором. Сказал, что проверил информацию. Дозвонился до той больницы. Она глухо закрытая, владелец якобы в заграничной командировке.

— Но как сказали наши разработчики: вчера на счет этого владельца поступила крупная сумма. Короче, Ирина, мы с утра туда командой. Обещали отдать вашего профессора. Вертолет будет снимать внутренности двора больнички. Вы с нами?

— Я… Как лучше?

— Лучше, пожалуй, подождать дома. Мы в таком составе — подраться готовы. Будет необходимость, приедете.

До утра Ирина просидела на своей кровати, сжавшись в комок. Когда Виктор позвонил, протянула к телефону руку. Рука дрожала… Ира в ужасе смотрела на телефон. Она словно знала, что услышит…

— Мне очень жаль, Ирина, — сказал Виктор. — Они сделали ход… Такой ход. Нам объявили, что профессор Тонков ночью умер от пневмонии, и его ночью же кремировали. Виртуозно все. Все подготовили: рентген, экспертизу посмертную, полный пакет документов на кремацию. Притащили какую-то дальнюю родственницу, по просьбе которой они якобы это сделали, так как ей не под силу хоронить. А сын приехать пока не может. Она же написала отказ от вскрытия. Концы в воду… Мне очень-очень жаль. А материал будет в следующем номере. Вы можете дать какие-то снимки?

Виктор подъехал, Ирина передала ему пакет с портретами, которые сняла со стены в квартире Константина Николаевича. Он и жена молодые, Тамара с младенцем, счастливая… Он — Блок.

Второй праздничный день.

Утро третьего мая было ярким, свежим, с нежными, белыми и мягкими облаками. Наверное, это самый страшный фон для жестокого преступления. Ночью Ирина искала электронный адрес генпрокуратуры, собиралась размещать в Интернете петицию. Тут же понимала, насколько это бессмысленно. Она ничего не сможет доказать. И никто теперь не сможет. К тому же сегодня к вечеру будет материал в газете с большим тиражом. Виктор сказал, что собрал хороший компромат на сына Тонкова…

Ира так измучилась к утру, что начала придумывать себе казнь. Окна… Да какая там казнь и какие окна! Ей уже хотелось, чтобы позвонил кто-то из соседей этого чудовищного дома. Глупые желания всегда сбываются. Позвонила Люда.

— Привет, Ир. Слушай, ты ходишь к этой малахольной Пановой. Может, спустишься? Она тут такое устроила.

— Что случилось? Введи в курс, пожалуйста.

— Гонорар за мужа ей заплатили вроде перед праздником. Говорит, мешок долларов. Короче, нет этого мешка у нее. Она тут бьется в конвульсиях, чтобы приехала полиция и обыскивала весь подъезд. Кончится тем, что она им проест плешь и начнут шарить по квартирам. У меня — точно. Она меня все время воровкой называет из-за того, что я в магазине работаю. А у матери и так ночью был микроинсульт, и в больницу ее не забрали.

Ирина тяжело вздохнула, умылась в очередной раз холодной водой и пошла. Открыла дверь своей квартиры и сразу оглохла от пронзительных воплей Елены Петровны, густого гудения Валиного баса. Там же была Люда и еще несколько человек. Елена Петровна бегала с телефоном в руке, слезы театрально текли по ее благородному лицу, Валентина почему-то тоже обливалась слезами. То есть не почему-то: она явно считала произошедшее провокацией Пановой против себя.

— Ты, Лена, уже не знаешь, как меня оклеветать. Придумала какой-то гонорар. Какой гонорар? Ты никуда не ходила, кто к тебе мог забраться?

Пока шла эта содержательная дискуссия, по квартире сосредоточенно ходила Женя с первого. Вышла из кухни и спокойно показала Елене Петровне пластиковый пакет с несколькими пачками купюр, зеленовато подмигивающих зрителям. Этот пакет никогда, конечно, не был мешком. Но доллары налицо.

— Это он, Елена Петровна? Ваш гонорар?

— Да, Женя, — растерянно проговорила Елена Петровна. — Двадцать две с половиной тысячи долларов. А где они были?

— В вашем мусорном ведре. Только они там и были, эти деньги.

— Ох, спасибо тебе, Женечка. Ты одна и есть человек в этом проклятом доме.

— Тьфу! — сплюнула Валентина, поднялась к себе на этаж и шваркнула утяжеленной стальной дверью так, что дом пошатнулся.

Ирина задумчиво поднялась следом. На своей площадке она вдруг опять услышала тот же крик. Тонкий, пронзительный, короткий. «Слуховая галлюцинация», — подумала она. Но крик повторился! Ира позвонила в квартиру Валентины.

— Валя, а кто живет в этой квартире? Ни разу за год не видела, чтобы сюда приходили или выходили отсюда. Наверное, мы не совпадаем. А там кто-то кричит.