Алиби Алисы - К. Дж. Скьюс

— Окей, значит, мы теперь королева Женевьева и королева Мэри. Будешь нас так называть, мам?

— Ну хорошо, королева Латифа, иди-ка сюда, я намажу тебе спину кремом от загара. — На тетушке Челле шляпа с широкими полями и красно-синий полосатый купальник, в котором она выглядит как кинозвезда, хотя обычно носит только длинные платья и застиранные майки. На пляже все выглядят по-другому. Счастливее. Даже дядюшка Стью вылез из своих джинсов и майки с надписью «Доктор Кто» и облачился в мешковатые шорты. Айзек берет напрокат доску для серфинга, и они с Пэдди по очереди пробуют на ней свои силы.

А еще мы едим. Все самое вкусное, что только можно себе представить: сосиски в тесте, куриные наггетсы, мягкие пирожки с мясом и шпинатом. А на десерт — шоколадный пудинг с печеньем, которое мы с Фой вкушаем своим особенным образом: разделяем, слизываем варенье, а потом снова соединяем и обкусываем их по периметру, пока от них не остаются только маленькие диски, которые тают во рту. Я останавливаюсь только тогда, когда еда начинает вылезать у меня из ушей. Я абсолютно счастлива тем счастьем, которое не замечаешь, пока его у тебя не отнимут.

Мы почти закончили наш замок и ищем в песке ракушки, чтобы украсить его, и тут я замечаю у себя на ноге кровь. Всего несколько капель, но откуда им было взяться? Я думаю, что порезалась — тетя Челле купила нам новые ведерки и лопатки с острыми краями, но пореза нигде не видно. И тут я вижу, что кровь стекает по моей ноге. Оттуда.

Мое сердце начинает учащенно биться, и я вспоминаю урок биологии, на котором нам рассказывали про менструацию. И вот, сидя на песке в своих трусиках, я понимаю, что это безо всякого предупреждения случилось со мной в десять лет и восемь месяцев. Заворачиваюсь в пляжное полотенце и, пока никто не заметил моего исчезновения, бегу к ресторану, где есть туалет.

В туалете темно и мрачно, а пол покрыт отпечатками мокрых ног и обрывками бумаги. Заскакиваю в кабинку и запираю дверь. Вся промежность испачкана кровью — она такая красная, ее ни с чем нельзя спутать. Беру большой комок туалетной бумаги, оттягиваю трусики и стараюсь вытереть ее. К горлу периодически подкатывает. Снова вспоминаю урок биологии. С началом менструации вы становитесь женщинами, сказала учительница-Но это неправильно. Я еще не женщина, я только маленькая девочка — Элли-Белли-Синдерелли, лапкин. Тупо смотрю на подсохшую красную струйку у себя на бедре.

Там, за дверью кабинки, толкутся люди. Перемазанные в песке девочки шлепают по полу и просят мам помочь им натянуть купальники. Какая-то малышка заглядывает под дверь и тут же исчезает. Мои щеки пылают от стыда, внизу живота — боль. Я ни за что отсюда не выйду.

— Это нечестно, — повторяю я. Не так давно на моей груди появились два мягких бугорка, а теперь — вот это.

Через некоторое время слышу мальчишеский голос, выкрикивающий мое имя, — Пэдди.

— Алиса! Ты там? Простите, мэм, вы не видели маленькую девочку с рыжими волосами? Улыбчивая такая, голубоглазая. Ей десять лет.

— Нет, не видела.

Поджимаю под себя ноги, чтобы он не мог заметить их под дверью.

— Алиса! Ты там?

— Убирайся!

— О господи! — Я слышу, как он зовет тетю Челле. — Мама! Она тут! Алиса, мы все тебя обыскались. Папа едва не вызвал спасателей. Что-то случилось?

— Да, — мне приходится выдавить это из себя, иначе слова прожгут мне дырку во рту. — У меня идет кровь.

— Ты поранилась?

— Нет.

— Ах, та кровь!

— Я не хочу ее! — кричу я, не в силах больше сдерживать слезы.

— Не волнуйся. Мама за тобой присмотрит. Я сейчас ее позову.

— Папа будет на меня сердиться.

— За что он должен на тебя сердиться?

— Мы не можем себе этого позволить.

— Ты не можешь себе позволить… менструации?

Я изо всех сил трясу головой, хоть он и не может меня видеть.

— Алиса, открой, пожалуйста, дверь. Никто на тебя не сердится. Клянусь.

Выхожу и вижу их всех: Пэдди, Айзека, дядю Стью, тетушку Челле и Фой. Я чувствую себя идиоткой и, наверное, выгляжу как тот клоун из цирка, которого закидали тортами с кремом, а потом бросили в кучу перьев. Но тетушка Челле немедленно заключает меня в самые нежные объятия, и унижение рассеивается, как туман над лугом. Фой обнимает мою спину, а кто-то еще гладит меня по голове.

— Я умру?

— Конечно нет, — произносит дядя Стью. Оказывается, это он гладил меня по голове. — Айзек прыгнул вниз со скалы, потому что думал, что ты утонула.

— Так, — говорит тетя Челле. — Мальчишки, займитесь мороженым, хорошо? А мы с Алисой поедем в город и поищем аптеку.

— И я! И я! — кричит Фой.

— Хорошо? — спрашивает тетя Челле. Я киваю, и она убирает волосы с моего лица. — Тебе совершенно не о чем беспокоиться. Поверь мне.

Мне снова хочется плакать. Они все так добры ко мне. Тетушка отправляет всех, кроме Фой, которая так и не отходит от меня, и мы идем к машине, чтобы поехать в городок и найти аптеку. Я вышагиваю, переваливаясь, как утка, потому что прокладка, которую мне дала тетя Челле, слишком большая. Фой начинает передразнивать мою походку, и мне становится смешно.

Приезжаем в городок, и тетя Челле оставляет машину прямо у аптеки:

— Пусть выписывают штраф. Это важнее.

Она покупает упаковку влажных салфеток и две упаковки прокладок. Все это время Фой ведет себя очень необычно. Она ходит со мной по аптеке, держа меня за руку, и смотрит на меня так, словно пытается понять, что же во мне переменилось. Когда мы возвращаемся обратно, тетя Челле объясняет мне, что надо сделать, и они с Фой уходят на пляж. Меж моих ног словно засунут маленький матрасик, ходить непривычно, и все кажется не таким, как всегда. Ничего подобного я на эти каникулы не планировала.

В замок мне играть совершенно расхотелось. Сижу на пляжном полотенце тети Челле, одетая в запасной купальник Фой — куда подевался мой, непонятно. Фой сидит радом со мной и сгорает от нетерпения — сейчас ее очередь кататься на доске.

Она рисует на мокром песке, а я должна угадывать, что именно.

— Мам, — вдруг спрашивает Фой, — а можно сделать так, чтобы и у меня тоже начались менструации?

— К сожалению, это невозможно, — смеется тетушка. — Это случается только тогда, когда решает мать-природа.

— Но я тоже хочу.

— Не хоти, — говорю я. — От этого болит живот.