Мальчик и его собака перед концом света - Чарли А. Флетчер

И снова я решил не паниковать.

Хотя мне очень хотелось.

Я закрыл глаза и сосредоточился на ощущении каяка и течении.

Когда гребешь в открытых водах, между тобой, морем и лодкой появляется напряжение. Ты хочешь попасть в точку A, море тянет тебя в точку B. Твое тело чувствует напряжение между этими конечными точками с каждым взмахом весла, когда борется с точкой B и направляет каяк в точку A. Я усердно греб больше часа, возможно, даже два, и незаметно мое тело привыкло к этому. Я постарался вернуть то ощущение напряжения — восстановить тягу воды и сбалансировать давление, направляя каяк в нужную сторону.

Я практически греб вслепую.

Это было похоже на игру, в которую я играл на широких пляжах Уиста: закрывал глаза и проверял, сколько я смогу пройти, не открывая их. На плотном песке приходилось лишь считать шаги и мысленно следить за наклоном берега, чтобы не свалиться в воду. Начинать всегда было легко, а потом ты задумывался, не было ли впереди предательского комка водорослей или плавучего мусора, о который можно споткнуться. В итоге странное горизонтальное головокружение одерживало верх. Я открывал глаза и видел чистый пляж впереди. Все препятствия были только у меня в голове.

Я сосчитал до ста, потом до двухсот. На пути к третьей сотне я почувствовал, что дождь прекратился. Я открыл глаза и увидел перед собой «Добрую надежду». Я улыбнулся и с облегчением выдохнул. Лодка находилась еще ближе, чем я ожидал, и мое настроение окончательно улучшилось. Но потом я услышал отдаленный лай, и мне стало плохо. Мысли в голове догнали восторг.

«Добрая надежда» медленно разворачивалась, и ее близость ко мне объяснялась тем, что она нашла на рифы. Зубастые скалы на мелководье — распространенное явление вокруг островов. Они прячутся прямо под водой, готовые пробить дно любой лодки, чей хозяин слишком слеп, чтобы увидеть их. Пока лодка разворачивалась, я увидел что-то белое в воде рядом с ней, там, где одна из опасных скал торчала прямо над поверхностью.

Страх охватил мои дрожавшие руки, но он и придал мне заряд энергии, о котором я даже не подозревал. Лай, все более визгливый и требовательный, тоже приободрил меня.

Всего в ста ярдах от цели, уже поверив, что все будет хорошо, я услышал громкий треск, и «Добрая надежда» неуклюже сменила направление. Течение подбросило ее на один риф и толкнуло на второй. Я представил, что произойдет, если в корпусе появится дыра. Треск означал, что теперь вода заливала каюту. Я начал кричать и свистеть, чтобы Джип знал, что помощь близко.

Брэнд торопился и потому лишь перерезал якоря, чтобы «Добрую надежду» унесло в море. Теперь тросы болтались на холодном ветру. Я поймал конец одного из них и притянул каяк к лодке. Когда Джип зашелся в радостном лае, я бросил весло в кокпит и неуклюже вскарабкался на борт. Чтобы не потерять равновесие, я раскинул руки в стороны и с трудом устоял на ногах.

«Все в порядке, Джип! — крикнул я. — Все в порядке».

Но это было не так. Перетягивая каяк через поручни, я чувствовал, как киль задевает камни под водой. Я не знал, стоит ли закрепить каяк веревками, как я делал всегда, или лучше оставить его для быстрого бегства, если в лодке появится дыра и она начнет тонуть. Привычки одержали верх, и я прикрепил каяк простым узлом, а потом распахнул люк в каюту. Джип вылетел на свободу, словно мохнатое пушечное ядро. Он прыгал, вилял хвостом, царапал меня когтями, радостно повизгивая и лая. Как и все терьеры, он не был сентиментальным псом, но его точно испугало заточение и отсутствие знакомого человека рядом, пока лодка уплывала в неизвестность сама по себе.

«Прости меня, малыш, — сказал я, — обнимая его».

Я зарылся лицом в его шерсть, пока Джип облизывал мою шею. Наверное, нам обоим не хватало физического контакта с кем-то, кто нас любит.

Неожиданно лодка накренилась. Я оттолкнул Джипа и бросился в каюту. Нужно было убедиться, льется ли вода. Быстрая проверка показала, что корпус остался цел. Пол до носового отсека был сухим. Это обрадовало меня. Но скрежет и треск под палубой усилился, и я почувствовал вибрацию в подошвах своих ботинок. Что-то угрожающе скрипело, словно сгибаясь под лодкой. Я решил, что киль «Доброй надежды» застрял в расщелине. Мне казалось, что камни могли легко пробить дно лодки. Джип стоял в трюме и смотрел на меня, шумно дыша.

Я схватил старую кастрюльку, которую мы использовали как черпак, и наполнил собачью миску водой из запасов. Стуча когтями по полу, Джип подбежал ко мне и начал жадно лакать чистую воду. Я пообещал покормить его позже, вышел в кокпит, пригнувшись под рангоутом, и посмотрел в сторону, противоположную течению, чтобы понять, почему мы застряли.

Виной всему были не рифы, иначе бы волны сильнее разбивались о борт «Доброй надежды». Лодка застряла на какой-то штуке, которая тоже плыла по течению. Сначала я решил, что это наполовину затонувшая лодка, но стороны и углы были плоскими и прямоугольными. Тогда я понял, что «Добрая надежда» зацепила металлический транспортный контейнер размером с маленький дом. Я видел такой на Эрискее: почти полностью проржавевший, он стоял на трейлере рядом с насыпью. Краска на этом контейнере слезла, и корпус был густо усыпан ракушками и водорослями, свисающими с ее обивки — запутанной рыбацкой сети. Я перешел на другую сторону кокпита и увидел, что сеть опутала второй металлический контейнер, погруженный носом в воду. Должно быть, в первом контейнере был воздух, который позволял ему держаться на поверхности. Киль моей лодки застрял в щели между ними. Поскольку «Добрая надежда» возвышалась над поверхностью воды, ветер толкал ее быстрее, чем течение, двигавшее контейнеры под водой. Вот почему лодка кружилась на месте.

Мне предстояло перерезать сети, а их было немало. Ветер усиливался. Я должен был действовать быстро, чтобы успеть спасти киль. Если он сломается, дно лодки будет пробито или она перевернется.

Вооружившись отпорным крюком и ножом, я приступил к работе. Я зацепил крюком комок сетей, вытащил его на поверхность и начал пилить ножом. У меня не было плана, но пока я пытался перерезать сети, течение и движение лодки сталкивались друг с другом, и нить за нитью у меня получилось перерезать одну веревку. Пластик, созданный твоим поколением, — прочная штука. Мы видим его повсюду, и мне кажется, он переживет последних людей. Сеть не могла смириться с моей атакой.