Повелители кладов - Андрей Трушкин

— Excuse me. Do you know… Do you where… I must say… just now…

Парнишка, нахмурившись, пытался уловить какую-то информацию в лепете Лешки, но ему пока это не удавалось.

— I don't understand, — развел он руками. — What do you want?

— Чего он, не понимает, что ли? — обернулся Лешка к Вовке.

— Видать, нет. Давай языком жестов попробуем.

— Фортецца! Фортецца! — стал тыкать рукой Вовка в путеводитель, а потом, приняв позу сражающегося венецианца, стал фехтовать воображаемым мечом. — Фортецца! Крепость! Замок! Тауэр!

— Так вы русские господа, не так ли? — изумленно захлопав глазами, спросил парнишка на русском языке.

— Вот те раз, — застыл Вовка в позе фехтовальщика, протыкающего своего противника до самых печенок. — Они самые.

— Как необычно, — удивился парнишка, — нечасто здесь встретишь русских. Впрочем, сезон еще только начинается.

— А ты что — тоже турист?

— Нет, — рассмеялся пацан. — Я уже здесь родился. А дедушка мой когда-то был жить в России.

— Ну и ну, — переглянулись друзья, — еще у одного дедушка в России жил. Здесь, наверное, каждый второй критянин из России, а мы с тобой все на английском пытаемся балакать.

— О чем вы хотели осведомиться? — обратился мальчишка к Лешке.

— Мы ищем старинную крепость. Фортеццу.

— А-а-а, понятно. Тогда соблаговолите пройти по улице Вивилаки, повернуть налево — на Манту-лаки и, пройдя чуть вперед, метров двести, через Фока выйти на Катечаки. Там… — тут парнишка принялся сыпать названиями, которые тут же начисто стирались из разгоряченных на солнце голов Вовки и Лешки.

То, что им нужно пройти по улице Вивилаки, они, положим, запомнили, но вот куда свернуть потом — налево или направо — и куда, пройдя двести метров, вернувшись чуть назад, углубиться, уже решительно вспомнить было нельзя.

— Я понимаю, — вдруг осекся мальчишка. — Тут найти ориентацию достаточно трудно. Давайте я вас туда проведу.

— Идет, — обрадовались Вовка и Лешка, которым уже надоели блуждания по кварталам Рефимно.

Поисковая экспедиция, пополнившаяся еще одним членом, теперь уже более целенаправленно двинулась к Фортецце. По пути Вовка и Лешка выяснили, что их нового провожатого зовут Никос. Его дедушка действительно приехал когда-то из России, вернее, с Украины, поэтому у Никоса и была такая достаточно нестандартная для коренного критянина внешность. Хоть он был и щупл, и загорел до невозможности, как все местные жители, однако голова у него была белобрысая, а глаза ясно-голубые. Никос оказался словоохотливым парнем и, пока компания мерила шагами городские тротуары, много и охотно рассказывал и о себе, и о крепости. По-русски он говорил чисто, правда, речь его, поставленная дедушкой — потомственным интеллигентом, была иной раз выспренна и несколько старомодна.

Никос, как выяснилось, учился в самой обыкновенной школе. Однако обучение здесь, судя по его словам, длилось не десять и не одиннадцать, а аж двенадцать лет. Шесть лет Никос отбарабанил в общей школе, перешел уже в гимназию, а через три года, возможно, ему удастся сдать экзамены и поучиться еще в лицее.

— Однако мой дедушка имеет мнение, что уровень преподавания значительно… э-э-э нет… знаний у нас здесь достаточно слабый. Вас как в России — сильно занимают?

— В смысле? — не понял Вовка, поскольку Никос не всегда правильно употреблял русские слова, путаясь в падежах и склонениях.

— Наш преподаватель математики Ставракис с нами не очень любит учить. Часто в основном или выходной могут объявить, или куда-нибудь пойти гулять. А потом еще мы, бывает, занимаемся пять дней, на шестой, на седьмой всех отпускают. Дедушка недоволен, считает, что каждый день учиться надо.

— Да это застрелиться можно, — буркнул Вовка, — если каждый день в школу топать.

— Это так, — охотно согласился Никос. — Но чтобы поступить куда-то потом, скажем, в университет, нужно достаточно сильно готовить знания.

— Да, — поддержал тему Вовка, — моя маманя тоже меня настропаляет, чтоб я тянул чуть не на золотую медаль, а то потом, говорит, ни в какой институт не поступишь, будешь на заводе вкалывать. Ну, на заводе так на заводе, какая разница — лишь бы жизнь интересная была! — беззаботно зевнул Вовка, которого куда больше интересовало происходящее с ним сейчас, чем то, что будет через несколько лет.

— Сейчас поднимемся вот по этой улочке, — махнул Никос налево, — и попадем прямо к главным воротам Фортеццы.

Асфальт, которым были залиты почти все дороги в городе, вдруг оборвался, будто его отрезали — дальше путь был вымощен булыжником. От него шел такой же нестерпимый жар, как и от асфальта, так что никаких дивидендов от этих дорожно-строительных изменений ребята не получали.

Взобравшись по довольно крутому подъему вверх, они увидели справа табличку с надписью по-английски, которая указывала на археологический музей. Слева располагались большие дубовые ворота, пробитые стальными клепками. Они были гостеприимно распахнуты.

Вовка посмотрел на часы. До закрытия оставалось еще минут пятьдесят.

— Надо поторопиться, — Никос дернул за рукав Лешку, который все никак не мог оторваться от созерцания желто-коричневой крепостной стены.

Троица прошла через ворота, увенчанные сверху небольшой башенкой, в полутемную арку, под которой толпились и весело щебетали немецкие туристы. Справа, в мрачной нише, будто глава совета инквизиции, сидел толстомордый, оплывающий жиром и потом грек. Рядом с ним, на конторке, лежала стопка книжек о Фортецце на английском и немецком языках.

— А сколько стоит вход? Или бесплатно? — наклонился к уху Никоса Вовка.

— Нет, плата есть, даже, можно сказать, большая. Сообщение написано там…

— Где? — не понял Вовка, еще раз обшаривая глазами конторку, на которой, кроме буклетов, он ничего не замечал.

— А вон, — хохотнул Лешка, — на камне.

И действительно, на небольшом плоском камне черным фломастером были начертаны цифры.

— Да, по двести драхм придется отстегнуть, — почесал в затылке Вовка.

— Господа, я с вами прощаюсь, потому что… потому что… — замялся Никос.

— Слушай, — наклонился Лешка к Вовке, — похоже, у него денег нет. Давай за него заплатим.

— Ну конечно, какие разговоры, — возмутился Вовка. — Пусть у них хоть тут трижды капитализм, а мы из России приехали. Раз он нам помогал, чего ж нам ему не помочь.

Лешка широким жестом выложил за три билета шестьсот драхм, и Никос вместе с новыми друзьями вошел в крепость.

Дорожка, окаймленная кедрами, вела направо и вверх. Именно туда в первую очередь пошли ребята, потому что, шествуя прямо, они попали бы в пекло. Удивительно, но "под сенью кедра", как выразился бы Никос, дышалось намного легче, чем в арке, и даже было прохладней. Дорожка вывела ребят к небольшой церквушке, за ней сквозь каменную арку путники увидели несколько рослых, будто гвардейцы-гренадеры с хорошей выправкой, кипарисов. Деревья бросали тень во двор разрушенного двухэтажного здания.

— Здесь когда-то был пороховой погреб, — стал давать пояснения Никос. — А вот там располагалась часть гарнизона.

— Ага, понятно, — тут же сориентировался Лешка, — значит, это восточная часть Фортеццы. А где бастион Сан-Сальваторе?

— Откуда вы о нем знаете? — удивился Никос.

— От верблюда, — Вовка подобрал с земли кедровую шишку и спрятал ее в нагрудный карман на память. — Мы в России тоже не пятками сморкаемся. Читаем соответствующую литературу.

— Сан-Сальваторе там, за мечетью Ибрагима, — показал в нужную сторону Никос.

— О-о, — закатил глаза Лешка, — опять на жарень!

Вдохнув последний раз смолистый прохладный воздух, троица выпала в жаркое марево критского вечера. Обогнув мечеть, которую, судя по строительным лесам, активно реставрировали, ребята вышли к тому самому дому, который когда-то занимал начальник гарнизона Сфорца Паловеччини.

Архитектурные стили на территории Фортеццы менялись настолько быстро и неожиданно, что друзья то и дело вертели головами. Только что они прошли мимо церквушки христианского обряда, сзади осталось еще одно сооружение, носившее когда-то гордое имя "костел". Мечеть Ибрагима с произрастающей рядом пальмой, которую гнул горячий ветер, очень напоминала виды Саудовской Аравии, а разрушенное палаццо словно сошло с картины старого венецианского мастера.

— Вот он — Сан-Сальваторе, — уперся рукой Никос в крепостную стену.

Парни выглянули за зубец и онемели от восторга. Вот так же несколько веков назад стоял здесь Сфорца Паловеччини и смотрел на приближающиеся галеры пиратов. Точно так же ветер подхватывал пену с верхушек волн и разбрасывал ее кругом.

— "Сфорца Паловеччини, — стал декламировать по памяти Вовка Казаков, — не сразу догадался, почему пираты с такой настойчивостью бьются в стены Фортеццы. Раз за разом пираты со все убывающим энтузиазмом бросались на штурм, и защитники крепости отбрасывали их обратно. Разбойниками были предприняты и ночные маневры, и попытка обойти крепость с восточной стороны, но донесения лазутчиков позволили встретить нападающих такой волной огня, что немногие из них унесли ноги обратно к морю. Сфорца Паловеччини обязательно решил в ходе восстановительных работ посмотреть, что же за святыню погребли камни крепости вместе с нападающими. Однако еще до того, как флот пиратов, отчаявшись покорить Фортеццу, отправился восвояси, жестокая лихорадка свалила его с ног, и он умер в своем палаццо в окружении заботливых, но абсолютно не смыслящих в медицине слуг, так и не успев раскрыть тайну сабли Улуч-Али".