Маска Димитриоса - Эрик Амблер

- Вот мы и дома! - сказал мистер Питерс. - Раздевайтесь, мистер Латимер. Хотите, я покажу вам остальные апартаменты.

- С удовольствием.

Они вышли в прихожую и вновь поднялись по лестнице.

- Вот здесь моя спальня, - сказал мистер Питерс. - Как видите, мне удалось найти своего рода оазис в этой отвратительной пустыне.

Латимер увидел небольшую, низкую комнату, в ней кровать и неизменный марокканский ковер на полу.

- Здесь ванная и туалет.

На подзеркальнике лежала вторая запасная челюсть.

- А теперь, - сказал мистер Питерс, - я покажу вам кое-что интересное.

В углу стоял большой платяной шкаф. Мистер Питерс открыл дверцу и зажег спичку. К стене шкафа было привинчено несколько металлических крючков для одежды. Взявшись за один из них, он нажал на него - стенка шкафа отодвинулась в сторону, пламя спички заметалось, и Латимер почувствовал на своем лице струю холодного ночного воздуха и приглушенный шум большого города.

- Вдоль стены этого дома идет железная платформа, которая соединяется с другим домом. Там стоит точно такой же шкаф, хотя снаружи это обычная стена. Это Димитриос придумал, чтобы исчезать отсюда незаметно.

- Димитриос!

- Да, ведь это он купил все три дома. Из соображения безопасности они оставались без жильцов. По большей части они использовались как складские помещения. Зал был местом, где мы все собирались. Между прочим, все эти дома до сих пор принадлежат Димитриосу, хотя формально они были записаны на мое имя. Полиция, к счастью, ничего об этом не знала, и я, выйдя из тюрьмы, нашел здесь пристанище.

Мистер Питерс ушел и вернулся с марокканским подносом, на котором стояли необычной формы кофейники, спиртовая горелка, две чашки и коробка с марокканскими сигаретами. Он зажег горелку и поставил на огонь кофейники. Положив на диван рядом с Латимером коробку с сигаретами, он протянул руку, достал с полки одну книгу и начал листать ее. Из книги выпала небольшая фотография, и мистер Питерс нагнулся, поднимая ее с пола.

- Не узнаете? - сказал он, подавая ее Латимеру.

Выцветшая любительская фотография человека, которого он когда-то видел.

- Это Димитриос! - воскликнул Латимер.

Мистер Питерс взял у него фотографию и, сев на оттоманку, убавил огонь под кофейником.

- Итак, вы его узнали. Очень хорошо.

Впервые Латимеру показалось, что слезящиеся в набухших веках глаза мистера Питерса излучали что-то вроде блеска.

- Угощайтесь сигаретами, мистер Латимер, - сказал он. - Я собираюсь рассказать вам одну историю.

Париж, 1928-1931

- Вечерами я люблю сидеть дома у огонька, - сказал мистер Питерс задумчиво, - и размышлять над тем, удалась моя жизнь или нет. Что касается денег, то они у меня есть: кое-какая недвижимость, рента, долевое участие в разном бизнесе - но не о деньгах речь. Ведь деньги в конце концов еще не все. Главный вопрос: на что я потратил свою жизнь, которая дается в этом мире лишь раз. Мне иногда кажется, что было бы гораздо лучше, если бы я обзавелся семьей, но у меня слишком беспокойный характер, меня слишком волнуют соблазны мира сего. Возможно, мне просто недоступно понимание смысла жизни. Но разве я один такой? Сколько моих бедных собратьев чего-то ждут, на что-то надеются, между тем как проходит бесследно год за годом, а они так и не поняли, для чего живут. Ну, в самом деле, для чего? Этого ведь никто из нас не знает. Деньги? Их добиваются только тогда, когда их мало. Иногда мне кажется, что бедняк, имеющий хлебную корку, гораздо счастливее многих миллионеров. Потому что этот человек знает, чего он хочет: он хочет, чтобы у него были две корки. Он не знает в жизни сложностей, потому что не обременен имуществом. Тогда как я знаю только то, что я хочу чего-то, чего у меня нет. Но я не знаю, что это такое. Я искал утешения в искусстве и философии. - Он показал рукой на книжную полку. - Платон, Герберт Уэллс - круг моих интересов довольно широк. Пока читаешь, это доставляет удовольствие, но утешения это не приносит. - Он печально улыбнулся, а Латимер подумал: "Вот еще одна жертва неизлечимой болезни под названием Weltschmerz*". - Не остается ничего другого, как ждать, когда Всемогущий призовет на свой суд.

______________

* Мировая скорбь (нем.)

Да, мистер Латимер, подавляющее большинство так и не знает, чего им, собственно, нужно в жизни. Но Димитриос не был на них похож - он совершенно точно знал, чего он добивается. Его интересовали только две вещи: власть и деньги, причем как можно больше и того, и другого. И, как ни странно, я помогал ему в этом.

Моя первая встреча с Димитриосом произошла здесь, в Париже, в 1928 году. Я был тогда совладельцем одного заведения на Рю Бланш под названием Le Kasbah Parisien. Однажды мой компаньон Жиро привел его к нам. Он отвел меня в сторону и заговорил о том, что дела идут все хуже и хуже и что их можно поправить, если принять участие в бизнесе, которым занимается его новый друг Димитриос Макропулос.

Димитриос не произвел на меня большого впечатления, скорее наоборот. Он мне показался одним из тех, кого называли сброд, а на них я уже достаточно насмотрелся. Одет он был с иголочки, в волосах много седых волос, ногти наманикюрены. Он так нехорошо смотрел на женщин, что вызывал их явное неудовольствие. Жиро подвел меня к его столику, и мы пожали друг другу руки. Он жестом предложил садиться, и я почувствовал себя официантом, которого пригласил для разговора патрон. Я очень разозлился и довольно грубо спросил, какого черта ему нужно.

Он пристально посмотрел на меня - у него, представьте себе, были красивые карие глаза - и сказал: "Я хочу выпить бокал шампанского, мой друг. Надеюсь, вы не возражаете? Я могу себе это позволить, раз у меня есть деньги. Я хочу посоветовать вам быть повежливей, потому что в качестве партнера могу найти гораздо более разумных людей".

Я человек выдержанный и стараюсь избегать неприятностей. Мне всегда казалось, что мир, в котором мы живем, был бы намного приятнее, если бы мы научились разговаривать друг с другом вежливо и уважительно. Безусловно, бывают моменты, когда трудно удержаться и не наговорить грубостей. Вот и я тогда сказал, что не собираюсь быть с ним вежливым и пусть он убирается откуда пришел. Но тут вмешался Жиро, который стал перед ним извиняться. Димитриос выслушал Жиро, все время не отводя от меня глаз.

У меня было сильное предубеждение против Димитриоса, но все-таки я дал себя уговорить и согласился выслушать, что он предлагает. Говорил он убедительно, и мы начали работать вместе. И вот в один прекрасный день...

- Минуточку, - перебил его Латимер, - что это значит - работать вместе? Вы начали продавать наркотики?

- Нет, мистер Латимер, - сказал мистер Питерс, волнуясь и хмуря брови, - мы этим тогда еще не занимались. - Видимо, волнение было так велико, что он перешел на французский. - Раз уж вы так настаиваете, то я, конечно, расскажу вам, чем мы занимались. Только человеку из другой среды трудно понять такие вещи. Они вас сразу оттолкнут, потому что ваш личный опыт совсем другого рода.

- Неужели? - спросил Латимер, стараясь съязвить.

- Видите ли, мистер Латимер, мне как-то попалась в руки одна из ваших книг, и я ее прочел. Она произвела на меня ужасное впечатление. Я был буквально взбешен созданной вами атмосферой нетерпимости, всевозможных предрассудков и строгих моральных принципов, проводимых в жизнь с холодной жестокостью.

- Понятно.

- Лично я, - продолжал мистер Питерс, - за смертную казнь. Мне кажется, вы - против. Вас, конечно, шокирует практическая сторона. Но ведь она следствие варварской жестокости, которая, кстати, видна и в вашем романе. С каким жалким злорадством вы преследуете там этого несчастного убийцу. Мне это показалось отвратительным. Вы мне напомнили сентиментального юнца, провожающего на кладбище свою богатую тетушку: в глазах у него стоят слезы, а сердце поет от радости. Вам, конечно, известно, что испанцам непонятно, почему англичане и американцы так выступают против боя быков. Этим простакам не приходит в голову, что надо было обязательно подвести под это дело моральные и юридические основания и сделать вид, что они очень сожалеют. Я прошу вас правильно понять меня, мистер Латимер. Я не вашего морального осуждения боюсь, я боюсь - глубоко и искренне, поверьте, - вас шокировать.

- Но ведь вы так пока и не сказали, в чем заключалось дело, - сказал Латимер, явно раздражаясь.

- Да-да, конечно. Прошу прощения, но мне показалось, что ваш интерес к Димитриосу во многом связан с тем, что он вас глубоко шокирует, не так ли?

Латимер задумался.

- Возможно, вы правы. Но, несмотря на это, я пытаюсь понять, объяснить, откуда берутся такие, как он. Я не верю в изощренного, точно дьявол, бесчеловечного убийцу-профессионала, о котором кричат все детективные книжки. Однако все, что я знаю о Димитриосе, говорит мне: он действовал жестоко и бесчеловечно не один или два раза, а постоянно.

- Но ведь нет ничего бесчеловечного в стремлении к деньгам и власти, не правда ли? Все мы тщеславны, а тщеславие лучше всего могут удовлетворить власть и деньги. Что касается Димитриоса, то его тщеславие сразу же бросалось в глаза. Оно было таким основательным, таким бескомпромиссным, таким непохожим на павлинье тщеславие обыкновенных людей, что он мне сразу показался опасным. И все-таки, мистер Латимер, будем разумными людьми и останемся, так сказать, на почве фактов! Ведь разница между Димитриосом и добившимся успеха уважаемым джентльменом не так уж велика: разница только в методах - в первом случае они незаконны, во втором случае находятся в рамках закона. Но в том и в другом случае дело ведется с одинаковой жестокостью.