Газета "Своими Именами" №8 от 22.02.2011 - Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот ещё о чём. К.Е. Ворошилов вылетел в Москву в ночь на 14 сентября. А накануне: «Всю ночь… мы обсуждали с А.А. Ждановым, К.Е. Ворошиловым… обстановку и дополнительные меры по обороне Ленинграда», - написал Г.К. Жуков в мемуарах. Следова-тельно, «дополнительные меры» намечались с участием Ворошилова. И почти все они касались 42-й армии, где 11 сентября побывал Маршал. Очевидно, он их и предложил. В связи с этим совершенно непонятно, почему «допмеры» историки ставят в заслугу одному Жукову и используют их для объявления Ворошилова «бездарностью»?
Неправда, что после «Ленинграда-41» Сталин не доверял Ворошилову серьезных дел на фронте. Историки «не помнят», что он, в отличие от других военачальников, занимал важные партийные и государственные должности. Ворошилов отвечал за формирование стратегических резервов, решивших исход Сталинградской и Курской битв, руководил партизанским движением… Много дел было у Ворошилова! Тот же Трофейный комитет или комиссия по «Гимну», в которой он председательствовал, а к тому времени уже капитан Петров «секретарил». Всего не перечесть…
После 41-го года К.Е. Ворошилов провел на фронте почти восемь месяцев. Три с половиной из них он как представитель Ставки ВГК готовил и проводил силами Ленинградского и Волховского фронтов операцию «Искра». Снять блокаду Ленинграда не удалось, а прорвать – получилось. Это было историческое событие. С конца 1943 г. до 20 апреля 1944 г. маршал курировал 4-й Украинский фронт и Отдельную Приморскую армию, освободивших Крым от оккупантов. Но современных специалистов по истории Великой Отечест-венной войны это не «впечатляет»!
Спасибо Ю.И. Мухину, он напомнил «профессионалам» «кто есть кто» и воздал должное боевым действиям Красной Армии в июле – сентябре 1941 года.
В завершение отмечу, в 2011 году маршалу Советского Союза Клименту Ефремовичу Ворошилову исполнилось бы 130 лет, а одному из его помощников – генерал-майору Михаилу Ивановичу Петрову – 95.
В.Н. ДАВИДЕНКО, подполковник в отставке
1. Мухин Ю.И. «Война и мы» кн.1 «Человеческий фактор» М.: 2000. с.204, 213,217.
2. Военно-исторический журнал. 2002, №9 с.27,29,31,32; 2008. №7 с.9,11.
3. Гудериан Г. «Воспоминания немецкого генерала». М.: Центрполиграф. 2009. с.189,221,242.
4. Петров М.И. «В дни войны и мира». М.: Воениздат. 1982. с.22,29.
5. Манштейн Э. «Проигранные победы». М.: Центрполиграф. 2009. с.194,195.
6. Великая Отечественная война Советского Союза. Краткая история. М.: Воениздат. 1970. с.85,86,614.
7. Жуков Г.К. «Воспоминания и размышления. М.: АПН. 1988. т.2 с.159.
8. Кардашов В.И., Семанов С.Н. «Иосиф Сталин – жизнь и наследие». М.: Новатор. 1998. с.146.
КУЛЬТУРА И КУЛЬТПАСКУДСТВО
ЛИТЕРАТУРНЫЙ ДЕНЩИК
Вот уже который год подряд наш народ теряет почти по миллиону своих братьев и сестёр. 2008-й високосный, видимо, превзошел прежние. Стоит только оглянуться окрест. Звоню по телефону товарищу студенческих лет писателю Юрию Вронскому, хочу сообщить, что 2 декабря умер Анатолий Мошковский, наш общий друг. В нынешние дни, в атомизированном реформаторами обществе он мог не знать этого, а надо же выразить сочувствие толиной жене Гале, теперь вдове. И вот женский голос отвечает мне:
- Кто говорит?
Я не люблю отвечать на этот вопрос и несколько секунд молчу, потом называюсь. И вдруг:
- Юра умер 22 мая...
Весть о смерти встретилась с вестью о смерти.
Такие же ответы я услышал, когда позвонил и милому однокашнику по Литинституту, прекрасному поэту Владимиру Семёнову, и песенному Михаилу Таничу, рукопись которого когда-то рецензировал для «Советского писателя»... У трёх редакторов, с которыми я работал долгие годы, умерли матери – у Юрия Мухина, Александра Проханова, Владимира Бондаренко, у меня самого умерла сестра... И все в этот високосный...
И вот в такие-то дни популярная газета печатает изящный философский трактат под заглавием «Momento mori!», то бишь «Помни о смерти!». Нашли время, нашли место, нашли, кому напомнить. Это до какой же степени надо уйти в свои тёмные недра или не уважать свой народ, чтобы ещё и глумливо напоминать соседу: завтра, милок, твой черёд.
Уж я подумал, что это, может быть, имеет аллегорический смысл и адресовано подписчикам газеты: помни, мол, подписчик, о возможной смерти твоей газеты.
В первых числах декабря мы отмечали 75-ю годовщину Литературного института.
Чем чаще празднует лицей
Свою святую годовщину,
Тем робче старый круг друзей
В семью стесняется едину...
Зовёт меня мой Дельвиг милый,
Товарищ юности живой,
Товарищ юности унылой.
И мнится, очередь за мной...
Толю Мошковского, товарища юности, талантливого детского писателя, хоронили как раз в дни литинститутского юбилея. Он уже несколько лет не выходил из дома, и я как раз собирался рассказать ему, как прошел юбилей.
У критика Владимира Бондаренко, которому идёт седьмой десяток, как уже сказано, тоже умерла мать. В «Завтра» №48 он об этом напечатал статью и тут же поместил стишок своей сестры Елены Сойни. Получилась славная поминальная подборочка. Однако некоторых читателей газеты это покоробило. Как так? Почему? Вот Ненавистник Лицемеров заявил в Интернете: «У всех умирают пожилые родители, но не все имеют возможность использовать для их поминовения общественное издание... Постеснялся бы и помолчал лишний раз». В самом деле, тем более что речь идёт не об одном из рядовых сотрудников газеты, которые тоже не имеют такой возможности, а о заместителе главного редактора, а он, главный-то, кстати сказать, даже извещения о смерти своей матери не дал. Конечно, людей раздражает, что и тут иные «продвинутые» стараются использовать своё положение. Мало того, скорбную подборочку Бондаренко дал ещё и в своей газете «День литературы». И как! На первой полосе, на месте передовицы. Нет, мол, на свете ничего важнее моего горя.
Но, по-моему, дело не только в этом. Разумеется, о смерти отца или матери, дочери или сына можно рассказать в воспоминаниях, в стихах или почтить их память как-то ещё. Павел Антокольский написал прекрасную поэму о погибшем на войне двадцатилетнем сыне. Она кончается так:
Прощай, моё солнце, прощай, моя совесть!
Прощай, моя молодость, милый сыночек.
Пусть этим прощаньем закончится повесть
О самой глухой из глухих одиночек.
Прощай... Поезда не приходят оттуда.
Прощай... Самолёты туда не летают.
Прощай... Никакого не сбудется чуда.
А сны только снятся нам, снятся и тают.
Мне снится, что ты ещё малый ребенок.
Смеешься и топчешь ногами босыми
Ту землю, где столько лежит погребённых...
На этом кончается повесть о сыне.
Какая чистота и сдержанность, и глубина отцовского горя. Эти давние послевоенные строки всплыли в моей памяти и остались в них, когда в 22 года погиб и мой сын. Да, такие стихи естественны и понятны. Но вот сразу после смерти матери или сына – в газету, где, как на площади, многотысячные толпы народу, и бить себя в грудь, и стенать, и размазывать слёзы?! У поэта А.Д., известного по разным фестивалям, юбилеям, презентациям, тоже погиб сын, и в этот же день - он ведь профессионал! он же лауреат премии Лермонтова и Бунина! - написал стишок, подобрав рифмы повыразительней: смерть-твердь, могила-убила, сынок-венок... А печатая стихотворение в книге, скорбящий лауреат ещё и поставил под ним дату и указал: «День гибели сына». И, конечно же, уверен, что открыл читателю лучшую сторону своей возвышенной поэтической души.
Но больше, чем сам факт «привилегированной элитной скорби», читателей возмутило другое. Бондаренко воспользовался случаем и упомянул множество родственников от своих бабушек и дедушек до внуков и правнуков своей матушки. Начал с отца. Оказывается, будучи председателем сельсовета в своей деревне под Харьковом, отец при коллективизации проявил уж такую резвость и лихость, что даже в те годы был осуждён за это и сослан в Сибирь. Факт примечательный вдвойне, даже втройне. Во-первых, говоря о коллективизации, у нас нередко сводят дело к выселению кулаков. А выходит, что ссылали и тех, кто чрезмерно усердствовал в организации колхозов. Во-вторых, и тут антисоветчик - сын репрессированного! Окуджава, Аксёнов, Дементьев, Бондаренко... И тут – это ни в чем ему в жизни не помешало.
Дальше - аттестация своих сестриц: «Неплохие выросли...» Одна – доктор каких-то наук да еще пьесы пишет, стихи сочиняет; другая – многолетний руководитель республиканской библиотеки; да и я, говорит, «вроде не бомжатничаю». Куда там! Почти всю жизнь - в литературных начальниках, член бесчисленных редколлегий, а лет десять тому назад заимел свою собственную безгонорарную газету. Но, кстати сказать, как странно понимает он страшное словцо нынешнего проклятого времени – бомж. Для него это что-то вроде бездельника, если не жуира.