Когда исчезает страх - Петр Капица

— Ну смотри, герой, — погрозил Сомов пальцем и уселся на подоконник.

Он заставил Кочеванова при себе поработать со скакалкой и придирчиво наблюдал за ним.

Кирилл, чуть склонив голову набок, прыгал то на одной, то на двух ногах через посвистывающий цветной шнурок. Потом такими же привычными движениями осыпал дробью ударов мечущуюся грушу. Сомов успокоился. Он лишь по тренерскому обычаю ворчливо пожурил ученика за легкомысленное поведение.

Днем Кирилл бегал на три километра, купался в реке, занимался на снарядах. Все это делал механически, по привычке, не ощущая возбуждения.

Вечером к нему зашел Валин. Толстяк был обижен на Большинцову.

— Скажи, Кирилл, — просил он, — имеет ли она право на презрение? Виноват ли я в том, что не прыгал сам и моя туша осталась целой?

— Она действительно была какая-то суровая, — усмехнулся Кирилл, вспомнив Ирину, сидевшую за рулем. — Не обращай внимания, парашют оправдывает все. Я готов еще раз рискнуть. Только переставь, пожалуйста, контролирующие нити.

— Контролирующие? — почти шепотом переспросил Валин, но тотчас же спохватился, боясь выказать главную цель прихода. «Значит, эта пустяковая деталь была виной всех мучений». Толстяку хотелось сейчас же бежать домой и заняться проверкой, но он сдержал себя.

Друзья, поговорив еще немного о разных разностях, распрощались.

Оставшись один, Кирилл силился вспомнить, как вела себя Ирина в воздухе, но, кроме развевающейся прядки волос и последнего слова «пора», память ничего больше не сохранила.

Он надел тренировочный костюм и отправился пешком на Острова. В парке, несмотря на белые ночи, почему-то меж деревьев горели фонари.

Кирилл в полную силу прошел шесть кругов по дальним дорожкам и, замедляя ход, выбежал к пруду.

У пруда играла музыка. На тихой глади плескались весла лодок и приглушенно смеялись девушки.

Кирилл прошелся по темной аллее, вглядываясь в смутные лица девушек и, ни на одном не остановившись, в каком-то непонятном для себя смятении вернулся домой.

Ирина, вскочив с постели, распахнула окно. Было еще очень рано, солнце едва поднялось над крышами.

Девушка не одеваясь убрала постель и, схватив полотенце, побежала мыться.

Из медного крана била необыкновенно шумная струя воды. Ирине захотелось, как в детстве, закрыть ладонью кран и пустить на себя тонкую струю воды. Холодные брызги, вырвавшиеся из-под ладони, обдали ее нею. Она взвизгнула и расхохоталась. Девушка плескалась так, что залила весь пол.

Одеваясь, Ирина взглянула на свои ноги и улыбнулась, — сегодня она нравилась самой себе. Парусиновые туфли были легки, белая юбка ловко облегала бедра.

«Не буду надевать берета», — решила Ирина и начала причесываться.

Все-таки что же случилось? Почему так хорошо? Вчера она обидела Валина. Этого не следовало делать. Нужно будет извиниться и провести сегодняшний день вместе. «А может, лучше без него? Нет, позвоню».

Телефон настойчиво будил Валина. Борису хотелось спать, и он, чтобы избавиться от резкого металлического звона, накрыл аппарат подушкой, но телефон не унимался. Валин свирепо схватил трубку:

—. Кто?

— Ой, какой хриплый и заспанный!

— А, это вы? — смягчил толстяк голос. — Понимаете, зверски хочу спать. Всю ночь провозился с парашютом.

— Опять?

— Опять! — уже окончательно проснувшись, радостно кричал в трубку Валин. — Теперь он будет работать как часы.

Девушку, по-видимому, это не обрадовало:

— Так вы, значит, спать хотите? Ну спите, спите. Прошу простить за беспокойство.

Трубка умолкла. Валин сокрушенно почесал грудь и снова улегся в постель. Но спать не пришлось — опять заверещал звонок.

— Это вы, Борисочка? — заговорила Зося Кальварская. — Мне не хочется идти одной на бокс. Заезжайте. Сегодня изумительная погода.

Борис потряс тяжелой головой, взлохматил волосы и начал одеваться.

«Странно, — думал Валин, — что с ними случилось? Первые звонят. А почему бы им и не позвонить?»

Он подошел к зеркалу и начал разглядывать себя:

«Не урод же я — просто чересчур плотный малый. Но ведь иных только за талант и любят. У Кальварской, конечно, больше женственности».

Валин побрился, надел сверкавший белизной китель и еще раз убедился, взглянув в зеркало-, что он не так-то плох.

«Какой я балда, столько провожал Зосю и хоть бы руку погладил. Довольно скромничать!»

Когда Валин заехал к Зосе, она еще одевалась. Толстяк в это утро был смел и шумен:

— Вы еще не обулись? Разрешите помочь?

— Попробуйте.

Борис чуть не свернул стол, ринувшись надевать ей туфли. Шнуровка не слушалась его рук, Зосе пришлось помогать. Пальцы их путались, и они оба раскраснелись.

— Готово! — Валин помог ей подняться. Девушке показалось, что они чересчур близко стоят друг от друга.

— Чаю хотите? — спросила она, отстраняясь.

Нет.

— Тогда марш на стадион.

Борис Валин был пьян от успеха. Ему вдруг захотелось вместе с Зосей показаться Ирине.

— Заедем за Большинцовой? — спросил он.

— Я не против, — согласилась Зося.

Они сели в такси и покатили на окраину.

Борису казалось, что Ирина будет огорчена, увидев его вместе с Кальварской. Но вышло иначе: девушка словно бы даже обрадовалась тому, что он ухаживает за признанной красоткой. Это несколько омрачило так хорошо начавшееся для Валина утро.

По дороге девушки непринужденно болтали друг с другом, точно и в самом деле были рады встрече, а на стадионе они оставили Валина у киоска с водами и скрылись в купальне.

Ирина в этом году купалась впервые, поэтому плавала долго и с наслаждением.

Они с Зосей чуть не опоздали к началу матча. Валин, заняв три места в четвертом ряду от ринга, уже минут двадцать вглядывался в толпу, заполнившую трибуны. Но вот девушки показались у входа; они шли не торопясь и ели эскимо. Борис принялся энергично махать руками. Ирина и Зося, чтобы позабавиться над толстяком, долго делали вид, что не замечают его. Уселись они, лишь когда смолкли трибуны и на ринг вышел главный судья.

В парах наилегчайшего веса дрались совсем мальчики. Легкие и верткие, они кружились по рингу, осыпая друг друга тумаками. Ирина так увлеклась зрелищем, что захлопала вместе со всеми, когда один из мальчиков, изловчившись, сбил другого с ног.

Потом начали выходить пары потяжелее. Противники уже не кружились. Пружинистые, нахохлившиеся, как петухи, они покачивались один перед другим, выискивая место, куда бы посильнее клюнуть. Удары посыпались уверенные и крепкие.

В перерывах между раундами секунданты обмахивали бойцов полотенцами, а те, расслабив мускулы и раскинув руки на канаты, сидели с закрытыми глазами на стульях, чтобы за шестьдесят секунд набраться новых сил для трехминутного боя.

Наконец появилась ожидаемая девушками пара.

Ян Ширвис вышел первым. Он одним махом взлетел на ринг и, подняв для приветствия перчатку, пошел в свой угол. В углу, повернувшись спиной к зрителям, он ухватился за канаты и начал растирать ногами крошки канифоли. В нем чувствовались нетерпение и самоуверенность.

Кочеванов появился скромно. Он только лишь мотнул головой и стал ждать сигнала к бою.

— Бойцы среднего веса! — громко объявил судья на ринге, поочередно поднял боксерам вверх кулаки и назвал их фамилии.

На трибунах захлопали.

Ирина почувствовала, как тревожно забилось у нее сердце. «Сейчас начнется, — в страхе подумала она. — И Ширвис может разбить ему лицо, зубы. Хотя нет, что за глупая фантазия, — они же друзья».

Противники пожали руки и, словно нехотя, разошлись, но с ударом в гонг боксеры разом приняли излюбленные стойки и, наклонив головы, косо пошли один на другого.

Взрыв первых ударов откинул обоих противников к канатам. Они словно удивленно, взглянули друг на друга и медленно начали сходиться.

Трибуны притихли. Ирину охватило необыкновенное волнение. Сжав в руке платок, она подалась вперёд, боясь пропустить малейшее движение боксеров.

Вот они сошлись, и черные кулаки замелькали нанося сильные, гулкие удары.

Противники казались неутомимыми. То они дрались на расстоянии вытянутой руки, то переходили в ближний бой и в буре тумаков разлетались в стороны, чтобы снова схлестнуться грудь в грудь.

Неожиданно судья прекратил бой. У Кочеванова развязалась перчатка. Пока ее завязывали, Ян настороженно стоял в своем углу, косясь одним глазом на Кирилла. Он перебирал ногами и, казалось, дрожал от избытка энергии. А Кочеванов от этого вынужденного перерыва почувствовал вялость во всем теле. Он скучающе смотрел, как секунданты возятся с перчаткой, и думал о том, что драться сегодня, да еще с Ширвисом, не имело смысла. Странное ощущение, появившееся после прыжка с самолета, не покидало его.