На кого бог пошлет - Марина Серова

— Ну ладно, раз уж ты у нас такая умная, сама руководи, что и как!

— Да уж, конечно, я, а то кто же еще будет руководить, не ты же, рыжий недоумок? Ну ладно, пошли быстрее, хватит тут заседать!

На сем запись завершилась.

Господи, да что же я стою-то здесь в коридоре, как баран перед новыми вратами! Срочно эвакуировать Сонину мамулю из ее квартиры!

Не помня себя, помчалась я к ее маме, чтобы устроить ей дополнительную встряску в день похорон зятя. Дверь мне открыла очень полная усатая женщина с такой же прической — черной высокой шишкой, как и у ее стройной пока дочери.

— Что вам угодно? — произнесла матрона таким низким и зычным голосом, каким отдаются команды для построения солдатского взвода.

— Мне угодно депортировать вас и вашего мужа в целях сохранения вашей личной безопасности. Только на один день! — выпалила я и переступила через порог.

Затем, не давая опомниться внушительной тетке, выложила ей все, что считала нужным, то есть сильно приукрашенную правду.

Сонина мама долго глотала воздух, как рыба, вытащенная из воды, затем слабо вскрикнула:

— Сеня, Сеня! — и рухнула на пол со страшным грохотом.

О боже!

Но это оказался совсем не глубокий обморок, потому что она тут же подняла с пола голову и сказала подскочившему к ней и, видимо, привычному к таким падениям Сене: «Я так и знала, у нашей Сони вечно одна беда за другую цепляется. Вона Володька куда ее втравил!»

Вместе с Сеней мы подняли ее с пола и водворили на тахту. Сеня изо всех сил махал над ней «Тарасовскими вестями». В общем, все было как полагается. С помощью титанических усилий и взыванию к мобилизации душевных сил во спасение удалось мне, наконец, сдвинуть Сонину маму с насиженного места. Стеная и возмущаясь бездействием властей, погрузила она свое внушительное тело на заднее сиденье автомобиля. Узнав, что я частный детектив, она, по-моему, вообще утратила всякую ориентировку и решила покориться судьбе.

И вот вся семья в составе Сони, ее сына, ее мамы и папы водворилась в моей квартире. Никитка куролесил, разбрасывая в коридоре бог весть откуда взявшийся серпантин и катушки ниток. Эти действия сопровождались оглушительным визгом, и я возрадовалась в душе, что все это ненадолго, и возблагодарила бога — ведь он покамест уберег меня от такой напасти, как свои дети.

Соня к моменту моего появления уже опустошила вторую бутылку коньяка в моем баре, предназначенную для особых гостей: таких, как, например, хозяин «Морского конька» в моей спальне! Дедушка Сеня засел за телефонный справочник и вознамерился оповестить все мыслимые и немыслимые инстанции о творящемся вокруг беспределе и бездействии властей.

По-моему, он раньше возглавлял какие-то бесчисленные оргкомитеты по борьбе со всевозможными безобразиями — пьянством, воровством и прочим. Мне пришлось незаметно отключить телефон и пресекать его попытки позвонить от соседей на телефонную станцию, чтобы нажаловаться ее начальнику.

А Сонина мама, Лидия Марковна, перерыв содержимое моей аптечки и приняв дозу разнообразных медикаментов, к моему ужасу, в лошадиных дозах, вместо того, чтобы после этого мирно улечься и полностью отдаться страданиям в стиле персонажей Достоевского, принялась метаться туда и сюда, громыхая басом:

— Танюша, ты нам гарантируешь, что в нашей квартире сохранится порядок? Может, расскажешь, что ты там задумала! Как бы хуже чего не вышло, знаешь ли! А то, может, лучше отец позвонит в соответствующий отдел, всех там вздрючит как следует, да этих бандитов живо — за ушко да на солнышко!

Словом, в моей квартире возникла обстановка примерно такая же, как в курятнике, куда пробралась лиса — везде пух и перья, визг, писк, паника и бестолковщина.

Между тем времени у меня было в обрез, но я, поминутно глядя на часы, контролировала ситуацию. У меня давно уже созрел, казалось бы, совсем наивный планчик, секрет которого заключался в его бесхитростности.

Бандитов в первую очередь интересовала голова Дианы. Подобных голов я им могла предоставить сколько угодно. Немного умения, немного ретуши — и я им Диану из чего угодно слеплю!

У меня дома был настоящий театральный грим и всевозможные краски — акварель и гуашь. Среди них был и бронзовый цвет, и серебряный, и золотой. Прихватила я и еще одну нужную вещицу — фен — и покинула свою квартиру-курятник, оставив за дверью вопросительное кудахтанье и возмущенное кукареканье.

…Игорек Шемякин был алкоголиком-интеллигентом. Он давно уже поселился в просторном каменном гараже, где раньше, в его удалые годы, стояла личная «Волга». Теперь же в гараже стоял продавленный диван, стол со стулом да унитаз за ширмой, который он присобачил, когда потерявшая последнее терпение жена указала ему на дверь. Но главной достопримечательностью этого нехитрого жилища было не это.

Там находилась совершенно необыкновенная коллекция, не имеющая вовсе никакой цены, но замечательная своим подбором и тематикой. Это были исключительно предметы советского времени — бесчисленные бюстики и скульптурки в рост, алые флажки, всевозможные значки и памятные медали и даже небольшие флажки «за лучшие надои» и «передовику пятилетки». Были также плакаты и картинки, а еще настольная композиция «Ленин в шалаше».

Я не могла сказать точно, откуда и по какому поводу я была знакома с Игорьком. Кажется, это было по делу Кабана… Но в трудную минуту в его гараже всегда можно было найти прибежище. Он был мне рад всегда, даже когда я являлась, как сейчас, с пустыми руками.

— Игорь, ты не возражаешь, если я позаимствую одного из твоих друзей, — сказала я, указывая на батарею всевозможных гипсовых и бронзовых голов. — Только без бороды и усов и лучше без кепки.

— Без кепки есть вот с лысиной, — предложил Игорь. — Но с усами и бородой.

— Не то, — я лихорадочно перебирала бюстики, — продал бы ты их, что ли куда!

Это я уже говорила зря. Игорь умудрился пропить «Волгу», дачу и все свои сбережения бывшего начальственного завгара при обкоме, но расстаться со святая святых он не мог. Правда, все до одной эти головы получали от него щелбаны в минуты расстройства и раздражения, но большинство времени они содержались в достойном уважении — с них даже периодически стряхивалась пыль.

Так, Ленин в кепке, Ленин без кепки — но везде с бородой. Сталин с усами, Дзержинский… Тьфу, пропасть!

Ага! Вот оно — то, что надо! Молодой Володя. Волнистые волосы и пухлые губы вполне соответствовали моей грандиозной задумке. На глазах изумленного Игорька я принялась за дело.

Голову молодого вождя я покрасила бронзовой краской, стараясь избегать многослойности и застывающих комочков — словом, подошла к делу весьма художественно. Затем на еще не высохшую краску водрузила венок. Вы спросите, где я его взяла? Это был тот самый случай, когда складирование годами ненужной дребедени оказывается оправданным.

Нашла его у себя дома в старой шкатулке, где хранились пришедшие в негодность клипсы, порванные бусы, сломанные браслеты и прочая дребедень, которую любили цеплять на себя в раннем возрасте девчонки во дворе. Короче, среди этого блестящего хлама я извлекла колье из листочков бронзового оттенка, годное разве что для шейки малолетней девчонки, но оно пришлось совершенно впору моему скульптурному шедевру. Импровизированный венок приклеился к свежекрашенным кудрям на голове юного вождя. Я покрасила веночек сверху бронзовой краской и оглядела полученный экспонат. Блеск! Как говорила бессмертная Эллочка-людоедка.

— Ты что, принялась за абстракции? — спросил Игорек. — Как я понял, в обратное состояние это уже вернуть невозможно?!

— Игорек, боюсь, что обратно ты ничего не получишь, можешь требовать компенсацию! — сказала я, отступая на два шага и любуясь своим шедевром. Вообще, конечно, зрелище было не очень… Получился этакий папуас… Ну да ладно. В худшем случае Абзац швырнет находку в угол и сочтет за издевательство. А в лучшем — потащит находку своему хозяину! Взревел в моих руках фен и в мгновение ока высушил голову, увенчанную лаврами.

О'кей! Я уложила свое детище на заднее сиденье и, распрощавшись с Игорем, который отказался ради меня от всякой компенсации за свой экспонат, погнала к месту назначения, постоянно оглядываясь по дороге на своего спутника: он мне уже даже нравился!

Я подкатила к телецентру, рядом с которым находился дом, где жили Сонины родители, и там оставила машину. Заглянула во двор… Возле лавочки стоял и курил Абзац. Подняв ворот куртки и натянув шапку лыжника-любителя, очень подходящую к его криминальному черепу — мечте антрополога, он кого-то ждал. Дежурит, гад. Без своей подруги. Тем лучше.

Я вернулась в машину, уложила голову в пакет, сумку с необходимым инструментарием повесила на плечо, а на голову натянула пепельный паричок. Все-таки встреча с Абзацем нос к носу не исключалась, а быть узнанной мне пока было ни к чему. Обутая в кроссовки «Рибок», я чувствовала себя удобно и вообще ощущала небывалый подъем.