Обрученные с Севером - Роман Буйнов

Из‑за скал проглядывало солнце, обагряя своими лучами соседний ледник, море беспечно–спокойно, по–прежнему полнейший штиль. Даже на лужице у палатки нет и намека на мелкую зыбь. В дымчато–голубом небе, вдоль линии прибоя с завидным постоянством проносятся стайки люриков, очень напоминающих маленьких летающих пингвинчиков. Эти славные и удивительные создания живут только там, где летняя температура воды не поднимается выше О °С. Питаются в основном мелкими рачками, которых поштучно (!) ловят в толще воды, ориентируясь по зрению и набивая в клювик от тысячи до трех тысяч козявок. Иногда им приходится летать за кормом за двести километров от гнездовой колонии, чтобы прокормить ненасытного отпрыска, а в день приходится делать по две, а то и три ходки. Наблюдая за ними в течение нескольких дней, я заметил, что все они почему‑то летят в одном направлении — с юго–востока на северо–запад и никогда не возвращаются назад. Кажется, заглянешь за соседнюю скалу, а там их несметные полчища. Объясняется это просто: обратно они пролетают высоко над скалами, скрытые от человеческих глаз.

За последние дни нам еще несколько раз приходилось «бегать» через ледник к автономной группе: приносить кое- какие вещи, батарейки для связи и видеокамеры, бензин, генератор и многое другое. Видимо, тяжело проходящая у меня акклиматизация наконец‑то закончилась, и мы с Олегом Проданом, несмотря на окончательно расквасившийся ледник, нарезали через него в эти дни не по одному десятку километров. Дорогу осилит идущий!

Птичий гомон, не смущаемый теперь порывистым ветром, слышится с утра до утра со всех сторон. Даже в нашем базовом лагере, где скалы наиболее высоки и нет никакой возможности даже увидеть‑то пернатых сорванцов, ощущается их незримое присутствие.

Уютно пригревает походная печка, ворчливо шипит закипающий на ней фруктовый компот, хитроумно смешивая свой аромат с терпким запахом наших носков и ботинок, развешанных здесь же на просушку. Эх, жизнь экспедиционная! Интересно, сколько в мире осталось клинических романтиков?

К вечеру спустился туман и придавил сильный ветер, в который раз напоминающий об удивительном непостоянстве погоды в этих краях. В обеих палатках, несмотря на печки, как‑то сразу стало зябко и сыро. В целом день прошел в обычном рабочем режиме: утренний вертолет забрал с базового лагеря руководителя экспедиции и нашего второго доктора Михаила Майорова, а из автономной группы двух операторов Женю Ферштера и Володю Мельника. Все они вылетели на съемки мысов Форбса и Стивенсона. На последнем, кстати, был найден очередной гурий Джексона с практически целой запаянной жестяной банкой. Банку решили не вскрывать, а оставить до Москвы, так как ее документальное содержимое в наших основных поисках никакой помощи оказать не может [64].

Я остался один в базовом лагере. Особых хозяйственных дел не было, поэтому перед отлетом командира я получил у него одобрение походить с металлодетектором на западе мыса Ниля, потому как нет ничего муторнее вынужденного безделья. Однако после ухода борта мне пришла в голову совершенно иная мысль. Я приготовил «автономщикам» горячей луковой подливки, залил ее в термос, потушил обе печки и, прихватив альпверевку, отправился через ледник в «бухту Смиренникова». Путь мой проходил через этот ледник уже с добрый десяток раз, и мне была известна на нем, пожалуй, каждая мелочь.

Размеренный шаг всегда навевает на меня философские размышления. Когда‑то у советских полярников была заветная мечта: построить здесь, в Арктике, настоящие города, где будут жить много счастливых людей, покоряющих этот суровый край. Но когда я все это себе живо представил, у меня вдруг сжалось сердце. Внутри все так и протестовало: нет, не надо никаких городов и «покорителей сурового края». Пусть хотя бы здесь все останется нетронутым и честным! Мы уже достаточно «напокоряли» необъятных просторов, в том числе и на Крайнем Севере, где и по сей день мать–природа зализывает раны. Наверное, такой же была ревность первобытного дикаря, на землю которого ступала нога «носителя цивилизации».

Через час с небольшим я уже был в автономном лагере и угощал ребят горячей подливой, к которой мы тут же на примусе смастерили макароны. Было приятно видеть, как с каждой ложкой у ребят поднимается настроение. Наскоро перекусив за компанию, я отправился восвояси.

Аккуратно ступая по леднику по дороге в лагерь, вспомнил историю, описанную Валерианом Ивановичем Альба- новым. Когда его группа навсегда покинула «Св. Анну» и, с огромным трудом волоча неподъемные нарты, двинулась на юг, в течение трех дней гарпунер Михаил Денисов и матрос Густав Мельбард догоняли его отряд с «гостинцами с судна»:

«И сегодня неугомонные Анисов с Мелъбартом догнали нас и принесли горячей пищи. Они прямо издеваются над нашим черепашьим движением и грозят еще неделю догонять нас. Денисов, этот неугомонный полухохол–полунорвежец, прямо неутомим. Он, кажется, способен ежедневно делать на лыжах верст по 50—60, если бы не боялся потерять следы свои, что может случиться при передвижке льда. Это самый деятельный, самый предприимчивый из всех оставшихся на судне. Слишком тяжело должно быть положение, чтобы он не выбрался и погиб».

Мечтательно отождествляя себя с членами экспедиции Брусилова, возвращался я в базовый лагерь. Даже начинающийся туман не нарушал моего романтического настроения. Откровенно наслаждаясь этими мгновениями внутреннего покоя, я остановился и шмаркнул ботинком подмерзший фирн. Хрустит‑то как!

Уже на подходе к лагерю я увидел поднимающийся с площадки вертолет: это вернулись с воздушной разведки командир и доктор Майоров. Улыбаясь своим мыслям, откидываю полог кухонной палатки.

— Ты получил «добро» на поиски в районе мыса, а не по ледникам скакать в одиночку! Это залет! — брызнуло давно подзабытой армией. Сделав суровое «десантное» лицо, Олег уперся в «изучение» документов.

Сюда же было приперчено еще несколько очень емких, но не слишком лестных любезностей, но в книгах столь емкий лексикон неприемлем. Я опешил от неожиданности и откровенно не очень понимал, в чем обвиняюсь. Сначала попытался как‑то объясниться, но командир не захотел ничего больше слушать. Разговор был закончен. Молчали до следующего утра. Каждому было что сказать, но слова почему‑то не слетали с языка. Ну, вроде какой криминал? Все опасные места и трещины на переходе изучены и хорошо знакомы. К тому же простая арифметика: около двух часов пути на северо–запад до конца мыса Ниля плюс минимум два–три часа на обследование, которое, кстати, можно провести в любую погоду, когда в лагере уже кто‑то есть. Итого в лучшем случае уйдет полдня. И хотя ситуация с белыми медведями в эту экспедицию была крайне благоприятная, оставлять базу так надолго все же не стоило. А тут я уложился всего в три часа. Это понимал и командир, но, кроме всего прочего, ему приходится нести ответственность за жизнь и здоровье каждого участника экспедиции, пусть даже все взрослые и многоопытные люди. В общем, получилось не совсем хорошо. Мое глупое мальчишество привело к неприятной напряженности, которую теперь надо было как‑то снимать. Ну, да ладно, утро вечера мудренее!

2 августа 2010 года.

03:15. Ночная вахта. Ветер стихает, крупными ватными хлопьями пошел снег. Настроение паршивое. На душе кислый коктейль из обиды и чувства вины. Я вышел из палатки. За спиной со скалы посыпались камни, и палец инстинктивно упал на курок карабина Пытаюсь приглядеться — не видно ни зги. Обойдя широким кругом вокруг лагеря и удостоверившись, что это всего лишь камнепад, вернулся на кухню. Скверно!

К восьми часам утренний снег закончился так же внезапно, как и начался, наступила ясная и почти что солнечная погода. Умывшись и размявшись, я как бы невзначай заглянул в кают–компанию: командир «сурово корпел над документами».

— Доброе утро! — с надеждой поздоровался я, услышав в ответ невнятное «угу».

— Ну, ладно тебе, Олег, с праздником! Сегодня же день ВДВ!

— Вот только поэтому‑то и амнистия! — морщины на лбу командира разгладились, а у меня полегчало на сердце.

Операторы отправились на вертолете доснимать окрестности для фильма, а нас попутно забросили прочесывать очередной безымянный клочок земли по направлению к мысу Краутера.

Это сказочно живописное место, раскинувшееся на нескольких зеленых, поросших густым мхом террасах. То тут, то там нарядными островками пестрели маленькие колокольца полярных каменоломок. С запада и востока этот уютный оазис ограничен ледниками, а с севера — неприступными скалами. Местами каменные хребты спускались в самое море и торчали из воды черными спинами причудливых животных. Здесь было много окаменевшего дерева, валяющегося буквально повсюду. Трудно даже себе представить, что когда‑то в этих местах рос гигантский лес, по которому бродили экзотические звери, сокрушая окрестное побережье своим воинственным ревом. Отказаться от сувениров природы, над которыми она трудилась миллионы лет, не было сил, и без того нелегкий рюкзак постепенно начал оттягивать плечи.