Легенды Невского проспекта (сборник рассказов) - Михаил Веллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Посетитель вытер глаза ошметками рукава, высморкался на тротуар (снимает, тоскливо отметил сошка) и сказал вразумительно:
— Товарищ! Я советский гражданин. Я заблудился и попал за границу.
— Как? — идиотски спросил сошка.
— Пешком! — трагически объяснил посетитель.
Журналист чертов или кто он там вылез из машины и приспособился снимать их в профиль.
— Ти-Ви! — приятельски бросил он сошке. — Рашн пипл ар вери интрестинг! Май лак! Совьет тревеллер, йес? Хиппи? Грин пис?
— Пройдемте! — взял на себя ответственность за решение сошка, с отвращением стиснул грязное тощее плечо посетителя и вовлек внутрь.
Посол сошел в холл с каменным лицом закаленного бойца и профессионала. Посетитель оскорблял своей особой жемчужно-серое лайковое кресло. Колени его дрожали в прорехах. Сигарета в черных когтях осыпала их пеплом. Узрев важную фигуру посла, он встал, колыхнулся на ножках и упал обратно в кресло.
— Я вас слушаю, в чем дело, — с бесстрастностью робота произнес посол.
Посетитель положил окурок в урну и сидя постарался принять стойку «смирно».
— Товарищ, я советский гражданин, — переходя с хрипа на свист доложил он. — По чудовищному недоразумению нарушил границу. Готов понести любое наказание по закону. Прошу помочь вернуться на Родину.
Посол на миллиметр приподнял правую бровь, сел напротив и вынул сигарету, под которой сошка щелкнул зажигалкой.
— У вас есть документы? — осведомился посол.
— Какие ж документы, — завыл посетитель, — я грибы собирал!
— Грибы, — кивнул посол и переглянулся с сошкой. — Где?
Посетитель сделал убитый жест:
— В Карелии.
Посол подавился сигаретой и выпустил дым из глаз.
— А — кх-х, — точнее?
— День здоровья… на автобусе привезли нас…
— На каком автобусе? Номер?
— На заводском. Профсоюзном.
— Какого завода? Откуда?
— С завода «Серп и молот».
Тут посетитель издал тихий мышиный писк и попросил:
— Поесть… не найдется… чуть-чуть, хоть что-нибудь…
Посол выдержал паузу и сделал движение подбородком. В холле произошла мелкая суета, в результате которой возник подносик с двумя бутербродами и бутылочкой пепси.
Посетитель зарычал, сглотнул бутерброды и вылил пепси на бороду.
Когда он отер бороду, вместо посла перед ним сидел контрразведчик.
4. На кого ты работаешь?!
— Итак, — приступил контрразведчик: — Кто вы такой?
— А? — спросил посетитель. — Товарищ…
— Как вы сюда попали?
— Какое сегодня число? — вместо ответа спросил посетитель.
— Двенадцатое сентября, — услужливо известил сошка.
— Боже мой… — прошептал посетитель и закрыл глаза.
Контрразведчик двумя железными пальцами принял его под локоток и сопроводил в свой кабинет, за двойные непроницаемые двери. Посетитель остекленел и собрался с духом:
— Моя фамилия Маркычев. Паспорт серия VII-AM номер 593828, выдан 10 октября 1977 года 31 РОМ г. Ленинграда…
— Покажите.
— Что?
— Паспорт.
— Нету.
— Почему?
— Не взял с собой.
— Почему?
— Не знал.
— Чего не знал?
— Что вы попросите.
— Естественно, — нехорошо улыбнулся контрразведчик.
— Что?
— Продолжайте.
— Чего?
— Рассказывать.
— А… Прописан Бухарестская улица, дом 68, корпус 2, квартира 160.
— И почему вы не там?
— Где?
— В квартире 160?
— 16 июля сего года мы проводили в цехе день здоровья… В лесу я заблудился…
— У вас цех в лесу?
— Нет. А что?
— Где расположен ваш цех?
Посетитель подумал.
— У нас режим, — сказал он.
— Какой?
— Ну. Режим.
— И что?
— Зачем вам расположение моего цеха? — с неожиданной бдительностью спросил посетитель.
— В цехе день, а вы в лесу заблудились? — тонко улыбнулся контрразведчик.
— День здоровья!
— И что же?
— В лес поехали!
— Кто? Фамилии, клички, быстро! Не задумываться!!
— Не-не-не не помню… — струсил посетитель. — У спорторга список. Вы позвоните, спросите…
— Номер телефона! Номер телефона!
— Я не знаю!!!
— А что ты знаешь?!
— Я хочу домой…
— Где твой дом?!
— Бухарестская, дом 68, корпус 2, квартира 160…
— Как ты сюда попал?!
— Через лес…
— Откуда? Координаты! Какое было задание?!
— Я заблудился!!!
— Отставить легенду!!!
— А?..
— Зачем вы пришли в посольство?
— Чтобы меня отправили домой…
— Прекрати бред!! — завопил контрразведчик и грохнул кулаком: на столе подпрыгнул бюстик Дзержинского. — Если ты хочешь домой, то какого хрена ты там не сидел?
— Я заблудился в лесу.
— Где?! Где?! Где?!
— В Карелии.
— Что ты там делал?!
— Собирал грибы.
— Где же грибы?
— Съел.
— И пошел сюда?
— Да.
— А почему же не домой, дубина?!
— Перепутал стороны… лес…
— Десять лет, — зловеще подытожил контрразведчик. — Десять лет строгого режима за нелегальный переход границы при отягчающих обстоятельствах. И ты хочешь сказать, что предпочел десять лет лагеря жизни здесь?
— Я не знал… за что…
— А ты что думал — по головке тебя погладят?!
— Что же мне делать?..
— Колоться!
— Чем?..
— Что — чем!! Сотрудничать! Рассказывать все! Чистосердечно признаться!
— В чем?
— А вот это тебе лучше знать, — нежно улыбнулся контрразведчик, достал бумагу и ручку, включил магнитофон и погладил успокоительно указательным пальцем бюстик. — Итак?
В животе у Маркычева заерзали неуютно и заурчали непрожеванные бутерброды. Он поежился, поскребся подмышкой и щелкнул когтями. Протрещал непроизвольный звук.
Контрразведчик дернул кадыком, отодвинулся и встал подальше. Маркычев поскреб в паху.
— Простите, — брезгливо спросил контрразведчик, — у вас нет… этих?..
— Этих? Какие-то есть… не знаю. Кусают, — пожаловался Маркычев.
— Вы когда последний раз мылись?
Маркычев пошевелил губами.
— Накануне… Пятнадцатого июля…
— Встать! Стул бери с собой. Напустил тут!..
5. Есть в жизни счастье
Маркычева сдали посольскому врачу. Врач посмотрел на Маркычева с брезгливой жалостью и надел резиновые перчатки. В голове у него завертелось забытое военное слово «санпропускник». Приставленный охранник внимательно следил, готовый при малейшей опасности обезвредить подозреваемого.
В ванной Маркычеву велели сложить одежду в пластиковый мешок. Этот мешок охранник доставил контрразведчику, и тот, плюясь и морщась, стал пороть швы и подкладки на предмет обнаружения шифров, инструкций, секретных карт и прочих шпионских вещей.
Маркычев же под горячим душем сладострастно застонал и прикрыл глаза. Доктор взял мочалку, подумал, взял унитазный ежик, намылил хозяйственным мылом и стал тереть. Коричневая корка, тая, ломалась и отваливалась под горячими струями, обнажая тощее ребристое тельце. Маркычев в экстазе выводил горловые рулады. Врач смахивал ежиком вошек с краев ванны в отверстие слива.
— Ох, — стонал Маркычев, — братцы… товарищи… родимые… хорошо-то как!.. и вот здесь, вот здесь потри!.. боже, дошел!..
Врач решал проблему: стричь клиента во всех местах наголо, или истратить на него пригоршню собачьего антиблошиного шампуня, купленного за кровные двадцать две марки. Любознательность победила: он полил ему волосатые места зеленой вонючей жидкостью, радужно вспенившейся, засек рекомендуемые на упаковке десять минут, и стал ждать, действительно ли сдохнут насекомые, и действительно не вылезет ли на Маркычеве шерсть.
Шампунь был хороший. Обеззараженный Маркычев долго вычесывал голову и растирался полотенцем. Потом он состриг распушившуюся бороду и побрился одноразовым лезвием. Потом протерся финским лосьоном «Барракуда» и обильно обрызгался финским дезодорантом «Барракуда». Потом потянулся к французской туалетной воде, но ее врач не дал:
— Хватит с тебя… не на приеме! Обувь — какой размер?
Пока доктор ходил собирать гуманитарную помощь пострадавшему, Маркычев воровато вычистил зубы докторской зубной щеткой, выпил полбанки докторского пива «Хейнекен» и выкурил из докторской пачки сигарету «Ротманс».
Его экипировали в вышедшие из употребления джинсы шофера, рубашку второго секретаря, ботинки военного атташе и носки охранника. Трусы доктор дал ему свои, советского производства. И повел на кухню кормить.
Вдохнув запахи изобилия, Маркычев затрясся и заплакал. Пугливо и сдерживая нетерпение подвинул тарелки поближе и начал жрать с неправдоподобной скоростью: суп, бананы, куриные ножки, овсяные хлопья в молоке, хлеб, маргарин, чай с сахаром и сахар просто так, маринованную свеклу и подкисший мясной салат. Через сорок минут он еще не выказывал никаких признаков утомления. Раздувшись и встопорщившись, подобно шар-рыбе, наконец осовел и, склонив голову набок, стал храпеть, пукая и отрыгиваясь. Ему было хорошо.