В прицеле Бурый медведь - Петр Беляков

И действительно, в номере дивизионной газеты "За Родину" от 22 июня 1943 года появился мой рапорт командиру полка.

В гостях у командования

Вечером 7 июля, когда перестрелка несколько поутихла, в нашей траншее снова появился замполит полка майор Белкин.

- Слушайте сообщение Советского информбюро, - объявил он.

В сообщении говорилось, что западнее Ростова-на-Дону происходила артиллерийская и минометная перестрелка: наши подразделения здесь подавили огонь нескольких артиллерийских и минометных батарей, разрушили 11 блиндажей и 3 дзота противника; затем назывались наводчики минометных расчетов, взорвавших вражеский склад боеприпасов.

- Все это в полосе нашей армии? - спросил кто-то.

- Конечно, - отвечал майор. - Но вы послушайте, что сказано о нашем полку. - И он продолжал читать: - "За полтора месяца 37 снайперов Н-ской части истребили 472 немецких солдата и офицера. Снайпер Петр Беляков уничтожил 101 гитлеровца, Алексей Адров - 66, снайпер Павел Хромов истребил 65 немцев"{8}.

Слова замполита с трудом укладывались в моей голове. Обо мне, парне из Сталинградской области, знает теперь вся страна. Прочитают мать, отец, знакомые. Я был на седьмом небе от счастья.

В ротах проводились беседы, комсомольские собрания, на которых провозглашались призывы беспощадно истреблять немецко-фашистских оккупантов, держать равнение на снайперов. Среди бойцов возросло стремление научиться метко стрелять.

Позвонил по телефону комбат. Подхожу, беру трубку. Туз сообщает, что мне присвоено воинское звание "сержант" и что меня вызывает 25-й - командир полка Дубровин.

- Не забудь поставить об этом в известность командира роты, напоминает комбат.

Старший лейтенант Похитон не очень любил, когда кого-либо отзывали из роты. Вот и сейчас он заметил:

- Твоя слава уведет тебя из роты.

Эх, знал бы командир, как я привязался к своей роте! У меня и мысли не было покинуть ее. Но я смолчал.

В Старую Ротовку, где находился штаб полка, добираюсь с трудом. Повсюду земля изрыта траншеями, ходами сообщения. Кое-где приходилось ползти на животе, чтобы не демаскировать новые траншеи. Впрочем, к этому не привыкать.

Ползу, делаю короткие перебежки от одного дома к другому, от одной траншеи к другой. Обиды на тех, кто на меня шикает, нет. Окоп - крепость солдата, и эта крепость поддерживается не только стенами, но и маскировкой.

Наконец добираюсь до КП полка. Подполковник М. И. Дубровин встретил меня радостно. Крепко обнял.

- Сейчас сообщу о тебе семьдесят четвертому, - сказал он.

Семьдесят четвертый - это командир дивизии полковник К. В. Сычев. Пока Дубровин звонит, я осматриваю землянку. В ней чисто, уютно. На топчане лежит гармошка. На столе букет свежих полевых цветов.

Исподволь наблюдаю за командиром полка. Он кажется мне совсем молодым. Впрочем, он и в самом деле молод. Михаилу Ильичу Дубровину шел двадцать седьмой год.

- Командир дивизии приглашает к себе.

По траншее выходим в балку, где нас ждет "виллис". Садимся и мчимся в сторону Лысогорки. Неподалеку рвется крупнокалиберный снаряд. Взлетают комья земли, и нас обдает горячей волной воздуха. Фашистские артиллеристы, очевидно, заметили машину.

- Держись, снайпер! - подмигивает мне Дубровин. - На передовой пули да мины, а здесь видишь какие чушки рвутся!

Обстреливаемый участок преодолеваем на большой скорости. Выезжаем на дорогу, по обеим сторонам которой зреет рожь-падалица. Повеяло чем-то мирным. Я отвык от такой обстановки. Замечаю группу солдат, которые шагают, не пригибаясь, по полю, что-то замеряют. Как это можно ходить в полный рост? По привычке определяю до них расстояние...

Мы на КП дивизии. Из соседнего помещения доносится басовитый голос. В приоткрытую дверь вижу высокого и полного полковника в полевой форме.

- Слушайте, командир дивизии о вас говорит, - кивнул в сторону двери Дубровин.

Действительно, комдив назвал мою фамилию.

- Вот сейчас он будет здесь. Солдат как солдат. Восемнадцать лет. Словом, юнец, а уничтожил роту гитлеровцев. Это ли не герой! Всем нам надо работать в полную силу, с какой воюют бойцы на передовой. Ясно?

"Ясно" означало конец совещания. Все шумно вышли из помещения и окружили нас. А я не мог прийти в себя от растерянности. Мне было не по себе от того, что меня так хвалили. И не кто-нибудь, а сам командир дивизии. Волновала и встреча с ним.

Но комдив оказался простым, приветливым человеком. Подойдя ко мне, он пожал мне руку и пригласил в землянку поужинать.

В землянке, обитой плащ-палатками, горела электрическая лампочка. Пахло донским чебрецом, который был разбросан по полу. Видно, командир дивизии любил запах полевых трав. На столе в алюминиевых тарелках стояла закуска: рыбные консервы, тушенка и редис с огурцами.

Навстречу нам поднялся начальник политотдела дивизии полковник Газис Лукманов - казах по национальности - с новеньким орденом Красного Знамени на груди. Рядом с ним стоял незнакомый мне генерал.

За ужином меня расспрашивали об "охоте" за гитлеровцами, о настроении бойцов, о поведении противника и о многом другом.

Наконец полковник Сычев встал из-за стола, и в эту минуту он показался мне особенно высоким и сильным.

- Это хорошо, что фашисты гнут голову. Бояться нас стали. Время! сказал он со значительным ударением на этом слове. - Это им не сорок первый. Ну, спасибо, Дубровин, что растишь орлов. Снайпера представьте к награде.

Ночь я переспал в землянке командира дивизии, а утром меня одного (Дубровин уехал в полк сразу после ужина) подбросили на машине до Старой Ротовки, а оттуда я добрался до передовой.

В роте меня ждало печальное известие: тяжело ранен Алеша Адров, мой боевой друг, земляк и сверстник. Алешу у нас все любили. Он никогда не унывал, со всеми был приветлив. Его светлые, с голубинкой, глаза, казалось, излучали доброту и радость. Есть на свете люди, которых, увидев однажды, помнишь всю жизнь. К таким людям, несомненно, принадлежал и Алеша Адров, снайпер 528-го стрелкового полка.

- Растерял ты своих учеников. Ну что ж, на войне без потерь не обходится... А жаль! Добрые были хлопцы, - с грустью сказал мне Туз, когда я прибыл по его приказанию на КП батальона.

Я еще раз крепко задумался. Нет ли в чем моей вины? Ведь из строя выбыли многие. Да и оставшиеся ходили помеченные пулями или осколками. Меня судьба хранила, я и сам диву давался: в каких переплетах был, а остался жив!

Туз по-отцовски положил руки на мои плечи:

- Мы еще поживем, Петрушка. Для нас еще пуля не отлита на немецких заводах. А друзья твои дело сделали. Если бы все так воевали... Будем комплектовать новую команду снайперов.