Падение Адама - Сандра Браун

— Не спорю, Адам, к себе, прежнему, ты уже не вернешься никогда. Более того, когда-нибудь ты, может статься, еще спасибо скажешь, что с тобой это произошло. — Встав с шезлонга, она подошла к его креслу. — Честно говоря, чемпион, — продолжила она гораздо более мягким тоном, — вся эта философия меня утомила. Не отправиться ли нам баиньки, а?

— Я не устал.

— Не спорь, Адам! Что ты делаешь?

С силой и проворством, которых она не ожидала, он протянул руку за кресло, схватил ее и перетащил, увлекая к себе. Она тяжело плюхнулась ему на колени. Обхватив руками, он сомкнул их, поймав ее как в капкан.

— Что я делаю? — переспросил он игриво. — Не поняла? Соблазняю тебя.

Его слова заставили ее затрепетать, но она сурово оборвала его:

— Ты же мог причинить себе боль. Подобная порывистость весьма пагубна для тебя.

— И вовсе это не порыв. Я жажду уже не первый день.

— Чего?

Он приблизился к ней и отдался поцелую. Что-что, а уж целоваться он умел. Начиная с Ариэль Давенпорт и кончая Лукрецией фон… как ее там, он, несомненно, приобрел большой опыт в этом деле. Слегка прикоснулся к ее губам, а затем нежно всосал их, постанывая от наслаждения. Жадным, энергичным, но совсем не агрессивным языком он проникал все глубже, мягко и восхитительно.

Вторя призыву, застывшему в его горле, Лайла ответила на поцелуй. Но отдавая себе отчет в недозволенности происходящего, с трудом оторвалась от него.

— Нет, Адам.

— Да. — Его ненасытный полураскрытый рот заскользил по ее изогнутой шее.

— Это вовсе не входит в мой курс лечения.

— Но входит в мой.

Его прерывистый шепот выдавал нетерпение.

Он обнял ее и, не переставая целовать, расстегнул застежку. Лифчик упал ей на колени. Медленно наклонившись, он коснулся щекой ее груди, затем другой и, томно втягивая свежесть женского тела, зарылся в нежную ложбинку. Из груди Лайлы вырвался какой-то неопределенный звук, стон наслаждения или сожаления или бессловесное признание вины. А может быть, все вместе.

— Адам, пожалуйста, прекрати. Что ты творишь… Ты не понимаешь…

— Понимаю, еще как понимаю… — Он слегка прикусил мягкую округлость, а потом поцеловал небольшую родинку на груди, неистово впиваясь губами в ее плоть.

— Ты хочешь меня лишь потому, что я рядом.

— Я просто хочу тебя.

— Потому что зависишь от меня.

— Потому что ты чертовски сексуальна.

— Ты уже целовал меня.

— Это был не поцелуй, а обида.

— Ты и сейчас досадуешь. Все развивается четко по схеме. Сначала ярость, потом слепое влечение. Ты смешиваешь зависимость с желанием.

— Я никогда ни с чем не путаю желание, Лайла. — Он принялся, поддразнивая, губами теребить ее сосок, от чего по коже девушки пробежали мурашки.

Она застонала, когда он заработал языком быстрее.

— Не надо, прошу тебя, хватит.

Не вняв ее слабой мольбе, Адам зажал губами набухший бугорочек и ласково, с нескрываемым блаженством, пососал.

— А ты сладкая, Лайла, — произнес он, касаясь губами второй груди. — Ты везде такая сладкая?

Она вцепилась ему в волосы, намереваясь оторвать его от себя, но не смогла себя заставить. Прикосновение его теплого, влажного рта доставляло ей неизъяснимое наслаждение, неведомое ей доныне и ни с чем не сравнимое. Жгучая волна страсти захлестнула ее, охватывая грудь, растекалась между бедер, вызывая острую, почти судорожную боль.

— Это ненормально, Адам, это огромная ошибка.

— Тогда почему ты мне позволяешь… — Откинув голову, он заглянул в ее встревоженные глаза.

— Не знаю, — произнесла она в ответ, отчаянно и смущенно. — Не знаю.

Он коротко поцеловал ее в губы.

— Потому что ты так же сильно хочешь, чтобы тебя целовали, как сильно я хочу целовать. И не обманывай, я не поверю.

Он вновь припал к ее губам, а руки завладели ее грудью. Большими пальцами он легонько ласкал ее соски, еще хранившие влагу его поцелуев.

Вконец ослабев, Лайла положила руки ему на плечи. Его обнаженный торс, такой знакомый на ощупь, буквально обжигал, источая страсть и нетерпение. Ей безумно захотелось обвить руками его шею, почувствовать прикосновение его мягких волос на груди своим обнаженным телом, но она устояла.

Взор ее затуманился, разум отказывался понимать происходящее, профессиональный долг призывал ее очнуться, взять себя в руки, подавить все эмоции.

Лайла оттолкнула его и вскочила. И тут же наклонилась, чтобы поднять упавший лифчик, затем повернулась к нему спиной и надела. Накинула на себя пляжный халатик, плотно запахнув его.

Не говоря ни слова, отстраненно, сколько возможно отстраненнее, в то время как ее губы еще трепетали восторгом его поцелуев, а грудь горела негой его прикосновений, Лайла взялась за кресло и повезла Адама с террасы. В комнате она молча помогла ему перебраться в кровать. Лишь после этого она осмелилась поднять глаза.

— Я в ужасе от того, что произошло.

— Ты разрумянилась от этого… и вспотела.

Она коротко и беззвучно вздохнула, закрыла глаза и помотала головой, пытаясь избавиться от мысли, что это правда.

— Забудем о том, что случилось.

— Только посмей.

— Притворимся, что ничего не было.

— Как бы не так.

— Больше это не повторится.

— Черта с два!

— Ах так, я сразу же уеду.

— Лгунья.

— Спокойной ночи.

— Приятных сновидений.

Она прошла в собственную комнату.

По-прежнему чувства переполняли ее. Лунный свет, словно расплавленное серебро, струился через окно и падал к ее ногам бесплотным великолепием. Осторожно присев на самый краешек кровати, она склонилась над ним, как над омутом, обхватив голову руками.

Невидящим взглядом она смотрела прямо перед собой, как сомнамбула, подняла руку и пальцами провела по губам. Они слегка распухли. Она облизнула нижнюю губу и ощутила вкус Адама.

Закрыв глаза, она невольно глухо застонала. Как же так, как вообще это могло случиться, в самом деле, всерьез, да еще и с ней! Она готова была биться об заклад на что угодно, что никогда не позволит себе никаких эмоций с пациентом. Это правило выведено на первой странице записной книжки каждого физиотерапевта.

И тем не менее это она сидит здесь, ее чувства обострены, ее нервы напряжены, и ничего с этим не поделаешь.

Ничего подобного раньше не приключалось. Да, ей нередко приходилось иметь дело с нахальными приставаниями. Не одна рука пыталась залезть к ней под юбку, пока она делала массаж. Десятки влюбчивых больных, уверивших себя, что увлечены ею, потому что она слишком близка к их телу, пытались и щупать, и лапать ее. Она отражала эти непрошеные приставания, считая их всего лишь профессиональным риском и сразу же забывая о них.