Падение Адама - Сандра Браун

— Как эта чертова штуковина приводится в движение?

— Я уже думала, ты никогда не спросишь об этом, — весело произнесла она.

Они попрактиковались на галерее; коляска ожила под его руками.

— Не дурно, весьма и весьма, — сказал Адам, широко улыбаясь. — Знаешь, я видел парней, которые с бешеной скоростью носились в инвалидных колясках, устраивая гонки.

— Пожалуй, это пока не для тебя. По крайней мере еще день или два, — поддразнила она. — Тэд иногда устраивает гонки на мотоцикле, отчего дети приходят в неописуемый восторг, а Элизабет просто сходит с ума.

— У Тэда есть мотоцикл?

— Что, не вписывается в образ, да?

— Он замечательный парень.

— Очень. Я безумно рада, что он нашел мою сестру. Или наоборот — она его.

— Похоже, они безмерно счастливы.

— Они оба абсолютно ненормальные. Иногда просто смотреть противно. Но это мечта Элизабет — рядом с ней человек, который преданно и верно ее любит. Хорошо, что она выбрала Тэда. — Она бросила на Адама косой взгляд. — Ты ей не подходишь.

— Я?

— Мне когда-то казалось, что ты ухаживаешь за Элизабет. Я даже поощряла ее дурачества, она словно растерялась перед выбором.

— Я питал к ней исключительно профессиональный интерес.

— Помню, однажды вечером ты, как записной сердцеед, неожиданно появился у нее с букетом роз.

— А-а-а… в тот вечер, когда вы сожгли сухарики. Элизабет рассказывала мне об этом позже, — добавил он, видя, что у нее челюсть отвисла от удивления. — Тот вечер не предвещал ничего хорошего: у нас с Тэдом оказались совершенно одинаковые букеты.

— Помню, я смеялась до слез, когда Мэтт об этом пропищал. Интересно, как ваши отношения развивались бы дальше, не будь там в этот момент Тэда, испепелявшего тебя взглядами?

— Ты имеешь в виду наши отношения с Элизабет? Ничего нового, только то, что было, — деловое партнерство, вот и все. Думаю, ты поймешь меня, Элизабет — красивая женщина, я всегда наслаждался ее обществом. Но я знал, что она хочет и что ей нужно. Ни минуты не сомневался, что не гожусь для этой роли.

— Муж и отец. Эта картинка не для тебя, да?

— Не больше, чем для тебя.

— Любовь и секс должны развлекать.

— Правильно, — коротко ответил он, затем повторил, бросив на нее продолжительный, спокойный взгляд: — Верно?

— О, верно. Совершенно. Ну вот мы и приехали, — сказала она, взяв управление креслом на себя и остановив его у кровати. — А теперь, чтобы попасть в постель, мы просто повторим всю процедуру в обратном порядке.

— Ты имеешь в виду, — громко захныкал он, — снова пройти через этот ад?

6

Они продолжали ссориться, как кошка с собакой, но отношения между ними переменились к лучшему.

Адам по-прежнему проклинал Лайлу, обзывая ее бессердечной сукой, которая просто из подлости заставляет его терпеть невыносимую боль и испытывает его на выносливость.

Она не переставала ругать его и обзывать безвольным барчуком, впервые столкнувшимся с трудностями в своей сказочной жизни.

Он утверждал, что она совершенно не умеет обращаться с больными, а она обвиняла его в том, что он не может противостоять невзгодам.

Адам говорил, что она немилосердно издевается над ним, а Лайла стыдила его за то, что он беспрерывно хнычет и капризничает. И тому подобное, и в том же духе.

Тем не менее состояние Адама улучшалось, он проникся к девушке доверием. Даже прислушивался, когда Лайла заключала, что он филонит и должен побольше стараться, и соглашался, когда предупреждала, что он переработал и должен отдохнуть.

— Ну, что я говорила? — Лайла стояла в ногах, массируя ему колено.

— Я все еще не могу плясать чечетку.

— Но у тебя восстановилась чувствительность.

— Ты воткнула булавку мне в большой палец!

— А так ты чувствуешь? — Она перестала вращать ногу и подняла взгляд, требуя подтверждения.

— Да, чувствую, — проворчал Адам, не сумев, однако, скрыть довольной улыбки.

— И всего-то за две с половиной недели. — Она присвистнула. — Ты прошел большой путь, малыш. Я собираюсь позвонить сегодня в Гонолулу, чтобы заказать параллельные брусья. Скоро ты сможешь стоять между ними.

Он моментально стер улыбку.

— Никогда я не смогу этого сделать.

— То же самое, помнится, ты говорил о кресле-коляске. Может, хватит?

— А тебе? — Адам сморщился от боли, когда Лайла согнула ему ногу в колене и прижала к его груди.

— Нет, пока не начнешь ходить.

— Если ты и дальше будешь появляться в таких шортах, то я скоро не просто пойду, а побегу бегом, чтобы догнать тебя.

— Все обещания, обещания.

— Кажется, я просил тебя одеваться поскромнее.

— Мы же на Гавайях, Кэйвано. Здесь все одеваются немного фривольно, разве это новость для тебя? Переходим к движениям с сопротивлением. Толкай мою руку. Вот так. Сильнее, еще сильнее. Хорошо.

— О Боже! — Стиснув зубы, Адам следовал ее указаниям, проделывая в обычном порядке упражнения по растягиванию икр. — У тебя даже сзади ноги загорели, — отметил он, упираясь еще сильнее.

— Ты заметил?

— Как не заметить. Ты беспрерывно сверкаешь ими у меня перед глазами. Как считаешь, у тебя достаточно длинные ноги? По-моему, они начинаются у шеи. Но почему я заговорил об этом? Что мы обсуждали до этого?

— То, что у меня загорелые ноги. Достаточно, Адам, отдохни немного, а затем продолжим. Только на этот раз без всяких гримас. Всего лишь раз. — Она продолжала этот глупый разговор, чтобы отвлечь его от боли. — А ноги у меня загорелые потому, что вчера я заснула у бассейна.

— И за что же тебе платят такую кучу денег? Чтобы ты дремала у моего плавательного бассейна?

— Вовсе нет! — Она намеренно сделал паузу и продолжила: — Я еще и плавала.

Он зло сверкнул глазами и прижал ногу к ее ладони.

— Хорошо, Адам, хорошо. Еще разок.

— Ты говорила, что это последний.

— Я обманула.

— Бессердечная сука.

— А ты бесхарактерный приготовишка.

Все шло своим чередом.

— Элизабет, черт побери, всегда была столь прелестна, что наша учительница только ахала и охала и тряслась над ней. Ее изящная ножка всегда выставлялась напоказ, как образчик совершенства, эталон, к которому все остальные должны стремиться. Грациозная маленькая балерина с безупречной фигурой, все сольные роли в школьных спектаклях были ее. Когда она танцевала, на глаза учительницы наворачивались слезы умиления. Я же всегда топталась в заднем ряду. Сутулая, неловкая, словно гадкий утенок. Какое там «Лебединое озеро»! Учительница плакала и на моих выступлениях, но уже совсем другими слезами.