Комната кукол - Майя Илиш

Однако молитву никто так и не произнес. Я услышала, как ложки погружаются в суп и потом отправляются в голодные рты, услышала чавканье и причмокивание, жевание и глотание. Тем не менее я помедлила, прежде чем последовать примеру остальных. Оглядевшись, я увидела, что и мистер Трент, и миссис Арден приступили к еде. Только после этого я осторожно потянулась за ложкой. Честно говоря, я втайне считала молитву перед едой пустой тратой времени. По крайней мере в приюте не стоило благодарить Господа за то, что он ниспослал нам такую еду, — может, без этой молитвы в следующий раз он прислал бы что-нибудь получше.

За ужином ничего интересного не случилось, и я подозревала, что в ближайшие дни, недели, а может, и годы все будет происходить точно так же. Прислуга в Холлихоке была молчаливой — я надеялась послушать последние сплетни, но никто не проронил лишнего словечка. Я узнала только, что помощницу кухарки зовут Эвелин и это она накрывает на стол, а потом убирает посуду.

Но камеристка — судя по ее виду, она предпочла бы сидеть не тут, а за столом хозяев — так и осталась неназванной, как и третья горничная. Я же не решалась спросить, как их зовут, — со мной ведь никто не вступал в разговор, и уж точно не моя задача нарушать давно установившуюся традицию. Ну хорошо, не так давно, ведь они все работают в Холлихоке только с тех пор, как Молинье вступили в наследство, и, возможно, причина как раз в том, что все слуги тут новые и еще не успели подружиться или рассориться. Да меня и не должно это интересовать. Тут, внизу, не мой мир. Но и мир Руфуса и Вайолет не был моим. Честно говоря, мой мир — мир кукол. Это не очень-то приятная мысль, но так уж получилось.

Еда оказалась необычайно вкусной — может быть, потому, что я так давно ничего толком не ела. Сейчас мне было все равно, что обо мне подумают другие и можно ли девочке в белом платьице с рюшами так объедаться, но я два раза взяла себе добавку. Не знаю, можно ли слугам вообще брать добавку, но вчера и позавчера я пропустила ужин, значит, имела полное право восполнить это упущение и никого не объедала. Может, позже этот суп уже не покажется мне таким изумительным, но тогда я была твердо уверена, что никогда в жизни не ела ничего вкуснее. В приюте Св. Маргариты падшим дочерям подобные обеды не подавали, да и порции в Холлихоке были рассчитаны на таких работников, как Алан или садовник, которым нужно было пополнять силы. Откормленная сирота наверняка лишилась бы жалости приехавших в приют господ, а без жалости кто бы захотел ее удочерить? Если я и дальше буду так объедаться и так мало работать, вскоре придется распрощаться с моей эльфийской фигурой, но сейчас меня это мало заботило. Нужно наесться так, чтобы хватило до завтрашнего утра.

После еды мне хотелось предложить Люси помочь с мытьем посуды, но я знала, что одними тарелками дело не ограничится, а когда она перемоет все котелки, то уже появится посуда с ужина хозяев, и конца этому не видно. Это работа Люси, и я надеялась, что ей за это платят, в то время как мне еще никто денег не предлагал. Стоило ли работать за белое платье и два приема пищи в день, только чтобы бесценная коллекция стала еще дороже? Это противоречило моему пониманию справедливости — с другой стороны, я надолго застряла в Холлихоке, а тут нет возможности на что-то тратить деньги. Да и мои мечты не были связаны с богатством… Может, через полгода или около того, когда хозяева оценят мою работу и поймут, как хорошо я справляюсь со своими обязанностями, стоит спросить Руфуса об оплате.

Итак, я вернулась к куклам. В животе у меня было какое-то неприятное ощущение, но я списала его на странное воздействие куклы, а не на тот факт, что я банально объелась.

В своем маленьком царстве я повторила те же действия, что и в прошлый раз. Хотя я до сих пор не могла определить, сколько же времени на это уходит (на каминной полке между двух кукол я нашла очень милые часы, но не знала, как их завести), у меня сложилось впечатление, что сегодня я уже действую быстрее и увереннее. Раздеть куклу, измерить ее, все записать… И что-то изменилось. Кукла была другая.

Это сложно описать, но она показалась мне… живее, что ли. Нет, фарфоровое лицо у нее было таким же неподвижным и безжизненным, как у Дитя Осени. Но когда я держала раздетую куклу в руках и мои ладони сжимали лакированное тельце, мне казалось, что под этими слоями краски кроется что-то живое. Звучит жутковато, понимаю, но ощущения ничуть меня не испугали — нет, то было какое-то теплое, доверительное чувство. Так бывает, когда в парке находишь гнездо дрозда, берешь в руки яйцо — а из него готов вылупиться птенец. Мне показалось, что внутри что-то вибрирует, как будто в теле куклы что-то шевельнулось. Я улыбнулась при мысли, что нашла ответственного за тот странный смех, но когда я поняла, из-за чего, собственно, улыбаюсь, мне все же стало страшновато.

Я осторожно подняла куклу и приложила к уху, надеясь, что она прямо сейчас не захихикает. Но как иначе я могла бы понять, что происходит у нее внутри? Объяснение могло быть проще — может, ее тело сделано не из папье-маше, а из дерева и в нем завелись черви. Но по ощущениям кукла не казалась изъеденной червями. Нет, она точно напоминала яйцо, и, поднеся куклу к уху, я вдруг ощутила странное желание прижать ее к груди, как живого ребенка.

Задрожав, я подавила в себе этот порыв. Именно потому, что обычно я не нянчилась с куклами, я не хотела позволять этой куколке мною помыкать. Да, впечатления от прикосновения к ней довольно странные. Да, может быть, именно она тут и хихикала. Но я не подпущу ее к своему сердцу, не подарю ей частичку своей жизни, своего тепла, ни за что! Одевая куклу, я пожалела, что у меня нет перчаток, — какая странная мысль, как будто мне нужно защищаться от этой куклы! Хорошо, что я одна в комнате и никто не посмеется надо мной за то, что я испугалась.

Кукла в матросском платьице смотрела на меня совершенно невинно, как будто ничего не случилось. Я не хотела усаживать ее на прежнее место — лучше спрятать куда-нибудь, чтобы она не попадалась мне на глаза.

— Серьезно, — покачав головой, сказала я, — я не думаю, что ты хочешь причинить мне вред, но я предпочитаю сама принимать решения. Я сама выбираю кукол, с которыми буду работать, и сама решу, кого подпускать к своей груди, а кого нет.

От этих слов я покраснела. Мою грудь еще не трогал ни один мальчик — и это к лучшему, иначе его ждало бы разочарование. Может быть, через год-два грудь у меня подрастет и я стану хоть немного более женственной…

Ох, неужели я только что подумала об Алане? О том, как он мог бы прикоснуться ко мне? Я отогнала эту непристойную мысль. Вот что бывает, когда пропускаешь молитву — и не только перед едой, но и утром, и перед сном… Сейчас некому было напоминать мне о необходимости молиться, и я совсем забыла наставления мисс Монтфорд, подкрепляемые ударом розги: говори, только когда тебя спрашивают, благодари Господа за его милосердие и никогда не пропускай молитву. Но здесь, в Холлихоке, свою милость мне выказывал не Господь, а Руфус, а ему я уж точно молиться не хотела.

— Ну что, осталось только дать тебе имя, верно? — спросила я у куклы, отчаянно надеясь, что она мне не ответит.

Но я хотела от нее отделаться: ощущение, что я держу в руке живое яйцо и из него вот-вот что-то вылупится, не исчезало, и я не намерена была мириться с ним дольше необходимого. Итак, нужно поскорее назвать эту куклу. Подойдет любое имя, главное — разобраться с этим как можно быстрее.

— Знаешь что? Я назову тебя Дженет. Это имя сейчас не занято, раз Люси стала Люси.

По виду куклы нельзя было определить, довольна она или нет, да мне и не было до этого дела. Я сунула ее за ряд кукол на диване и заметила там чудное создание, белокурое, с очаровательной челкой. Я сразу поняла, что назову ее Эльвирой, в честь Эльвиры Мадиган. Но это будет потом. Я была рада, что завершила работу на сегодня и могу уйти из Комнаты кукол. Я подошла к двери, уже собиралась ее отпереть, чтобы выйти наружу… и опять услышала этот звук. Где-то в комнате за моей спиной смеялся ребенок.

Один раз я еще спустила бы им это с рук. Ночью, когда мне это могло почудиться, могли бы попробовать. Но сейчас, после тех странностей, которые я заметила в этой кукле… Это уже другое дело. Страх забрался мне под кожу, пополз вверх по косточкам. Руки так затряслись, что мне едва удалось открыть дверь. Ладони вспотели, и как только я выдернула ключ из замка, он упал на пол, и лишь с третьей попытки мне удалось его поднять. Я выбежала из комнаты, захлопнула за собой дверь и поспешно ее заперла. Дверь дрожала, и я не знала, это из-за моего взвинченного состояния или же то, что хотело выбраться из куклы, теперь рвется из комнаты.

Я стояла в коридоре, так крепко сжимая ключ в руке, что он врезался мне в ладонь. Меня била крупная дрожь. Если бы сейчас меня кто-то увидел, то сложил бы два и два и понял, что в этой комнате я и занимаюсь своей таинственной работой. Но в тот момент мне было все равно. Я была бы даже рада встретить настоящего, живого человека, с которым можно поговорить. Увиденное и услышанное готово было прорваться словами.