На службе Мечу - Дэвид Вебер

— Мэм, — он начал снова опасно терпеливым тоном, — Я не думаю, что вы вполне понима…

— Мы сделаем всё по-моему, сержант. — Голос Абигайль был спокоен, но твёрд. Он грозно смотрел на неё, но она спокойно встретила его взгляд и не собиралась отступать. — Обеспечьте безопасность бота, — сказала она ему, — Кроме того, я оставлю мой комм включенным, чтобы вы были в курсе, что происходит.

Он заколебался, очевидно балансируя на краю желания продолжить спор, но затем глубоко вдохнул. Было очевидным, что он невысокого мнения о её приказе, и, она подозревала, также невысокого мнения о рассудительности персоне, этот приказ отдавшей. Если на то пошло, она вовсе не была уверена, что коммандер Уотсон одобрит её решение, когда они вернутся на корабль и Гутиэррес о нём доложит. Но капитан подчёркивал, что они должны уважительно относиться к этим людям и к их вере.

— Так точно, мэм, — сказал он в конце концов.

— Благодарю вас, сержант, — ответила она и повернулась к брату Тобиасу. — После вас, брат.

КЕВ “Стальной кулак” постепенно удалялся от планеты Приют. Особой спешки не было, но капитан Оверстейген решил, что можно и на самом деле обновить карты системы Тиберии. Как и предложила коммандер Уотсон, это предоставило вполне удовлетворительную причину увести “Кулак” от планеты. А раз уж они намерены использовать это предлог, можно заодно и получить кое-какую реальную пользу. Кроме того, это будет полезным упражнением для отделения лейтенанта-коммандера Аткинс.

— Как обстоят дела, Валерия? — спросила коммандер Уотсон, и астрогатор отвлеклась от разговора со старшим сигнальщиком.

— Вообще-то вполне неплохо, — ответила она. — Мы не находим никаких серьезных несоответствий, но достаточно ясно, что те, кто руководили первоначальным исследованием системы, были не очень заинтересованы в том, чтобы расставить все точки над “i”.

— В каком смысле? — спросила Уотсон.

— Как я и сказала, ничего крупного. Но есть мелкие системные тела, которые вообще не занесли в каталог. Например, у Приюта есть вторая луна — по правде говоря, больше похожая на захваченный приблудный кусок камня — которая не отражена. Мелочь, ничего важного или такого, о чем бы стоило волноваться. Но это интересное упражнение, особенно для моих новичков.

— Хорошо, но не слишком зацикливайтесь на нём. Я не думаю, что мы надолго задержимся здесь после того, как заберем миз Хёрнс и её отряд.

— Ясно. — Аткинс на миг оглянулась, затем наклонилась поближе к старшему помощнику. — Это правда, что она оставила своих опекунов на боте? — тихо спросила она с легкой улыбкой.

— Ну-ка, откуда ты об этом знаешь? — отозвалась Уотсон.

— Старшина Палмер по пути на планету делал для меня кое-какие наблюдения, — сказала Аткинс. — Когда он докладывал их результаты старшине Абрамсу, он... должно быть, добавил несколько комментариев.

— Понятно, — фыркнула Уотсон. — Знаешь, слухи на этом корабле, должно быть, передаются по волоконно-оптическим кабелям, учитывая, как быстро они распространяются! — она покачала головой. — Тем не менее, отвечая на твой вопрос — да. Она оставила Гутиэрреса с его людьми на посадочной площадке. И не думаю, что сержант был очень этому рад.

— Он же не думает, что ей на самом деле грозит какая-либо опасность, не так ли? — спросила Аткинс более серьезным тоном.

— На планете, полной не воинственных религиозных типов? — Уотсон снова фыркнула, громче, затем сделала паузу. — Ну, Гутиэррес всё-таки морпех, так что, наверное, должен быть немного менее доверчив, чем мы, флотские. Но на данную минуту я считаю, что его чувства скорее ближе к отвращению. Я думаю, что он счёл ее одной из тех простодушных дамочек, которые думают, что вселенную населяют исключительно добрые, отзывчивые души.

— Абигайль? — Аткинс покачала головой. — Она же с Грейсона, мэм.

— Я это знаю. Ты это знаешь. Черт, даже Гутиэррес это знает! Но он также находится на планете, о которой мы на самом деле ничего не знаем, во всяком случае из первых рук, а его гардемарин только что ускакала общаться с местными в одиночестве. От подобного у морпехов не очень прибавляется веры в её здравомыслие.

— Вы думаете, что это было неверное решение? — с любопытством спросила Аткинс.

— Да нет, на самом деле. Я немного её за это отчитаю, когда она вернется на борт, и намекну, что послала с ней морскую пехоту не просто так. Но я не собираюсь наградить её за это дело черной меткой, потому, что мне кажется, я знаю, почему она так поступила. Кроме того, внизу находится она, а не я, и в целом, полагаю, я достаточно доверяю её рассудительности.

— Что же, — сказала Аткинс, взглянув на дисплей даты и времени на переборке, — она находится внизу уже почти четыре часа. Пока что ничего плохого не произошло, и я надеюсь, что она скоро должна вернуться.

— Вообще-то она прямо сейчас возвращается на бот, — согласилась Уотсон, — и...

— Гиперслед! — Голос рядового из тактическоё секции, чей доклад прервал старпома, казался удивленным, но голос его был четок. — Похоже на два корабля в группе, направление ноль-три-четыре на ноль-один-девять!

Уотсон развернулась к нему, подняв брови, затем быстро вернулась в командное кресло в центре мостика и нажала на кнопку, которая развернула показ тактической ситуации. Она глядела в него до тех пор, пока БИЦ не добавил красный символ, обозначающий неопознанный гиперслед справа по курсу “Кулака” чуть больше чем в шестнадцати световых минутах.

— Ну-ну, — пробормотала она, а затем нажала кнопку коммуникатора в подлокотнике кресла.

— Говорит капитан, — отозвался голос Майкла Оверстейгена.

— Сэр, это старпом, — сообщила она. — У нас неопознанный гиперслед на расстоянии примерно двухсот восьмидесяти восьми миллионов километров. Похоже, что это может быть пара кораблей.

— Вот как? — сказал Оверстейген задумчивым тоном. — Как вы думаете, что может кому-либо понадобиться в такой системе, как Тиберия?

— Сэр, если они не такие благородные, добродетельные и честные как мы, то я предполагаю, что это могут быть старые мерзкие пираты.

— Вот и я так подумал, — сказал Оверстейген, а затем его голос стал резче. — Поднимайте команду по боевой тревоге, Линда. Я скоро буду.

Абигайль откинулась в удобном кресле пассажирского отсека бота, наблюдая за тем, как темное индиго стратосферы Приюта уступает черноте космоса, и размышляя над тем, что узнала от брата Тобиаса и брата Генриха.

“Не очень много”, — решила она. В самом деле, она сомневалась узнала ли хоть одну вещь, которая уже не была включена в анализы РУФ, имевшиеся у капитана. Кроме того, что было довольно очевидно, что капитан оказался прав насчет того, как капитан “Звездного воителя” настроил против себя население Приюта во время своего визита в Тиберию.

Она подумала, что дело не в том, что Тобиас или Генрих сказали, а в том, чего они не сказали. Ей ужасно не хотелось признаваться в этом, но их отношение к “Звездному воителю” и его экипажу было точно таким же, каким оно должно было быть у неких грейсонцев, когда леди Харрингтон впервые посетила Звезду Ельцина. Неверующие чужаки вторглись в их звездную систему, принеся с собой все свои безнадежно мирские заботы и всю свою готовность пролить кровь — и они ненавидели это.

Абигайль казалось вероятным, что как капитан “Звездного воителя”, так и отряд с эревонского крейсера, который появился следом за исчезновением эсминца, взяли совершенно неправильный курс в отношениях с Братством Избранных. Она была уверена, что они не оскорбляли чувства приютцев намеренно, но наверняка излучали тот самый тип желания найти и уничтожить своих врагов, который религия Приюта находила совершенно отвратительным.

И было это или нет правдой в случае “Звездного воителя”, но крейсер, проследовавший за ним в Тиберию явно был в мстительном настроении. Очевидно, члены экипажа, разговаривавшие с братом Генрихом и другими старейшинами были озадачены и как минимум слегка презрительны по отношению к неприятию местными их собственного желания найти и уничтожить тех, кто напал на их эсминец.

Если быть справедливым по отношению к старейшинам Братства, они признавали, что какой бы мирной ни была их религия, но пиратство, жертвами которого, по-видимому, стали несколько тысяч их соверующих, было омерзительным в глазах Бога. Это, однако, не сделало их довольными отношением к делу эревонских посетителей. И не заставило меньше обращать внимания на заветы их религии в отношении неприятия насилия, и их содействие, пусть и искреннее, сопровождалось недовольством.

У самой Абигайль заняло не меньше часа преодолеть это недовольство, и она неохотно заключила, что капитан Оверстейген все-таки выбрал правильного исполнителя для данного задания. Это её невыносимо раздражало. Что, вынужденно признавала она, было недостойно... что, разумеется, вызывало ещё большее раздражение. Её собственные воззрения во многих отношениях очень сильно отличались от тех, что существовали на Приюте. Например, хотя Церковь учила, что насилие никогда не должно быть первым средством, её доктрина закрепляла убеждение, что долгом праведных было использовать любые необходимые инструменты, когда им грозило зло. Как сказал Святой Остин: “Тот, кто не противодействует злу любыми наличными средствами, становится его соучастником”. Церковь Освобождённого Человечества верила в это — наверняка, признала Абигайль, не без помощи угрозы, исходившей всё это время от Масады — и Абигайль обнаружила, что ей очень сложно понять нежелание приютцев взяться за меч. Или одобрить его. Но, по крайней мере, она понимала основу и глубину их веры, и это значило, что она, несомненно, была лучшим выбором на роль эмиссара “Стального кулака”, чем любой из остальных, безнадежно светских гардемаринов.