Оковы призрачных вод (СИ) - Ллирска Бранвена

Эйтлинн присела рядом и повертела в руках вычурный пузырек с густой темно-бордовой жидкостью.

— Прямо так, неразбавленным? Весь флакон?

— Да, — кивнул Киэнн. — Но, прошу тебя, дай мне минут тридцать-сорок побыть одному. Найди себе занятие. Полагаю, здесь есть своя кухня и еда в холодильнике, если не лень, можешь попробовать что-то состряпать. Или… Ну, не знаю. Ляг поспи. Из номера пока лучше не выходи, и, понятное дело, никого не впускай. Тебя здесь нет.

Она кивнула и с тяжелым сердцем ушла в душ. Признаться, запах псины ее и впрямь донимал, несмотря на все другие, казалось бы, куда более серьезные заботы, да и блохи успели искусать. И все равно то и дело выключала воду, старательно прислушиваясь — благо, фоморский слух позволял различить через стену не только сбивчивое, то слабое, едва различимое, то сипящее, точно у простуженного дракона, дыхание, но и нечеткий, скачущий ритм сердца Киэнна…

Он нашел ее сам, явился, как и обещал, минут через сорок, или, если быть точной, через сорок семь с половиной, за двенадцать с половиной до шести (да, конечно, она следила, не могла заставить себя не следить). Вот только в первые пару секунд Эйтлинн приняла его за фетч, или какой-нибудь бродячий призрак. Молча, тяжело опустился на стул, кивнул в сторону бара: налей чего-нибудь. Покрепче. Глаз не поднимает, но видно: веки отекли, белки красные, на губах запекшаяся кровь. Эйтлинн, мелко звеня бокалами в дрожащих пальцах, откупорила бутылку дорогого бурбона, плеснула до середины, пролила на стол и полы банного халатика, найденного в шкафу…

Осушил залпом.

— Ничего, Этт. Пусто. Как головой об стенку бьюсь. Никаких результатов!

Хрустальный бокал полетел об пол, брызнул насмешливым фейерверком.

— Не психуй. Ты просто устал.

Киэнн наконец поднял глаза — виновато, как побитая собака:

— Я просто бездарность. Пустышка. Мыльный пузырь.

— Прекрати. Может, они все-таки сбежали? Или…

Он мотнул головой, потер виски:

— Нет. Где-то в окрестностях Чикаго есть, по меньшей мере, трое наших. Фейри. Я могу их запеленговать, но очень неточно. Маячит что-то, как силуэт за телепомехами, и все. Ни кто они разобрать не могу, ни где. И пробиться к ним тоже. От других сигнала не ловлю совсем, как вымерли разом. А эти трое… Вот кажется, еще чуть-чуть — а на, выкуси! Ни хрена не выходит.

Эйтлинн придвинула стул, села рядом, обняла за плечи:

— Глупый врунишка, а говоришь: ничего! Если хоть что-то поймал, не так уж все и безнадежно. Поспи. Хорошенько поспи, не час на операционном столе. От перегрева, знаешь ли, техника ломается, а как я тебя чинить буду, если что?

Она попробовала улыбнуться и была готова поклясться, что это удалось. Киэнн недоверчиво покосился:

— Вот ты чем меня считаешь, да?

— Еще обидься! — Она нежно взлохматила его три дня не чесанную шевелюру. — Тебе бы тоже в душ… Я ничего не приготовила, прости, из меня так себе кулинар, ты же знаешь. Без Сюнны я разве что яичницу с беконом пожарить сумею.

Киэнн наконец слабо улыбнулся:

— С моей точки зрения, это — вершина кулинарного мастерства.

До душа он не дошел. До кровати, собственно, тоже. Эйтлинн оттащила полубесчувственное тело в спальню (не привыкать), уложила на роскошную шелковую постель, стянула ботинки (кажется, уже не иллюзорные, успел обзавестись настоящими) и рухнула рядом. Возможно, стоило сделать что-то еще, но сил уже просто ни на что не хватало.

Проснулась она, похоже, на рассвете — через высокую триумфальную арку незашторенного с вечера окна катила выкрашенная в императорский пурпур колесница солнца. Эйтлинн зажмурилась: окно на полстены — это, конечно, круто, но она бы с радостью променяла его на узкие прорези окон-витражей Карн Гвилатира.

Киэнна рядом не было. Сердце недобро ёкнуло: проспала, сбежал. Или и того хуже… Эйтлинн мигом вскочила на ноги, механически запахивая на бегу банный халат, путаясь в силках собственных волос, по прибытии в Сенмаг разом переставших слушаться, стремглав выбежала из спальной, по пути больно стукнувшись о задрапированную ножку кресла, едва не споткнулась на лестнице, сбежала по ступенькам и… И увидела то, чего, по мнению Киэнна, ей видеть не следовало: белые от напряжения, вывернутые дикой судорогой пальцы Дэ Данаана сжимали тонкую цепочку Серебряной Плети, рука ходила ходуном, как у последнего пьяницы, по телу явственно пробегала волна за волной, точно на электрическом стуле, на губах гроздья пены, откинутая на спинку дивана голова, на удивление почти недвижимая, точно отделенная от всего остального тела, резкий, почти ядовитый запах пота, сиплые, конвульсивные вдохи и выдохи…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Ничего себе магия! Похоже, Глейп-ниэр брала немалую плату за использование.

Выйдя из секундного оцепенения, Эйтлинн подбежала к дивану, панически шаря вокруг в поисках заветного флакона с лекарством. Зелья нигде не было. Бегло ощупала карманы бьющегося в припадке Дэ Данаана, заодно лихорадочно соображая, что делать, если флакон так и не найдется, попутно проверяя пульс и рукавом стирая пену с губ. Внезапно вторая рука Киэнна, до этого безвольно свисавшая с подлокотника, цепко схватила Эйтлинн за пояс халата.

— Не надо, Этт… — Хриплый, чужой голос. Но слова шли отчетливо. — Просто воды… принеси… стакан.

До кухни и обратно она добиралась, должно быть, как бедолага Одиссей до родной Итаки — лет десять, не меньше. Наконец дрожащими руками поднесла воду к бледным, потрескавшимся губам… Пролила не меньше половины.

Киэнн открыл глаза.

— Я… в порядке. Это… так бывает. Не впервой. — Губы преломило гнусное подобие усмешки одержимого, от которого у Эйтлинн по спине поползли мурашки: — Я до них доберусь. Они у меня попляшут!..

Мучительно хотелось проснуться, уже, наверное, в миллионный раз, но с каждым новым разом все сильнее и навязчивей.

— Доберешься. — Эйтлинн прижалась щекой к его мокрой от пота груди, радостно слушая, как все еще медленно, в ритме двенадцатитактового блюза, но все же стучит его сердце. — Конечно доберешься! Только держи себя в руках, ладно? Не сходи с ума.

Он осторожно опустил стакан рядом с собой и неуклюже обнял ее:

— Было бы с чего сходить.

Фоморка вскинула лицо и шутливо, невесомым касанием, хлопнула его ладонью по лбу:

— А ну брось мне это! Ты спал? Или всю ночь тут просидел?

— Дрых как бревно, мамочка. Часов до трех утра.

Эйтлинн мазнула глазами по настенному циферблату. Пять тридцать две. Уже два с половиной часа воюет с непослушной Вселенной. Если не врет, конечно. С него станется.

— И… — Задавать этот вопрос не хотелось, слышать ответ, кажется, тоже. И вместе с тем зудело до боли: — И что… нового?..

«Ах вот чем ты меня считаешь?» — сейчас снова спросит он в ответ. И ведь будет прав? Разве нет? Машина, которую ты безжалостно эксплуатируешь. Техника, которую, конечно, надо беречь, но только для того, чтобы она и дальше исправно работала.

Неправда. Неправда. Неправда.

— Если ничего, тоже не страшно, — быстро заверила его Эйтлинн.

Киэнн поморщился:

— К одному почти пробился. Какой-то водяной в Норд-Ист Сайде, то ли Ирвинг парк, то ли Эйвондейл. Опознать не могу, и не отвечает ни в какую, скотина. Как оглох. Еще кто-то в сторону Чайнатауна. Женщина, кажется. Третьего локализовать не могу. И вообще не пойму, кто это. Кажется, где-то у черта на рогах, может, в Ривердейле, может, вообще где-то в сраном Джолиете или Портер кантри.

Было слышно, как уверенность и злой азарт с каждой новой фразой все больше вытекают из него, точно молодое вино из прохудившейся бочки. Нужно это как-то остановить, заткнуть прореху, чем угодно, любой ветошью! Эйтлинн прищурилась, по мере сил прикидывая в уме. Карту Большого Чикаго она знала определенно хуже Киэнна, но все же могла себе представить. Джолиет — это вообще за пределами города, Портер кантри даже за пределами штата, кажется. А вот Чайнатаун и Эйвондейл не так уж далеко. Есть что-то похожее на определенную систему, не так ли?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})