Танго ненависти - Эрнест Пепин

Даже муха, кружащая в липком воздухе суда, — не друг тебе! Где это вы видели, чтобы у обвиняемых были друзья? Ты сам — не друг себе, потому что какая-то твоя часть категорически отказывается находиться на скамье подсудимых. Потерянный, обескураженный, ты шепчешь: «An moué!» Действительно, в чем тебя обвиняют? Ты меня бесишь своим молчанием! В чем? Ну, дружище! А главное, кто тебя обвиняет?.. Вот она… Кто она-то? А, Ника! Но я не понимаю! Разве это не твоя жена? Разве это не мать твоих маленьких сорванцов? Разве такое возможно? О, она хочет, чтобы тебя осудили и вынесли приговор! Чтобы ты отправился в тюрьму! Потому что ты ее бросил! Ну, этого просто не может быть! И все-таки это есть!

Ника вся в праздничном. Она нацепила свои ангельские крылья, предназначенные для праздника невинных. Над ее головой светящийся ореол. Святая Дева Мария рядом с ней грешница. Она нарядилась так, как будто собралась на крещение или первое причастие. Она чувствует во рту вкус святой облатки. Блаженство! Аллилуйя! Так она себя видит. А что видишь ты? Женщину, увешанную драгоценностями, сломя голову ворвавшуюся в пьесу, в которой она автор, режиссер и актриса. Когда называют ее имя, она громко заявляет, она кричит, чтобы услышал каждый: «Это я. Это действительно я. Я подаю иск на своего мужа!» Чувствуется, что она готова к нападению, Ника, она готова бороться, затоптать любого, кто встанет на ее пути, затопить всю землю, опустошить, уничтожить…

Жестокая. Ника. Жестокая. Она держит в руках клеши для кастрации рабов. Она смеется, представляя, как несчастный кричит и корчится. Roye! An mouééééé! Расправив крылья, она опускается на скамейку. Совсем рядом с тобой. Совсем рядом. Ты ощущаешь ее ангельский аромат. Духи из дорогого магазина. Она садится рядом с тобой, изо всех сил стараясь не помять крылья. Опускается на скамейку… Время от времени она принюхивается, чтобы убедиться, что ты уже источаешь запах животного страха. Запах парня с Юга, уже вымазанного в дегте, вывалянного в перьях, которого только осталось сжечь. Потом, если понадобится, труп повесят для всеобщего обозрения… Ты источаешь запах животного страха. Внешне ты кажешься таким спокойным. Но внутри — все по-другому. Совсем по-другому. Все по-другому, у тебя твое право, твое дело. Ты должен выиграть в этой игре. Хотя какая же это игра — это бойня. В глубине души Ника танцует. Она остается на скамейке, но она танцует. Она кружится. Ее ноги двигаются в ритме танго. Она отбивает каблучками по каменным плитам мелодию мазурки, которая звучит лишь для нее. Она танцует! Она получит твою голову на блюде правосудия. Правосуууудие! О, Ника, жизнь зовет меня, отпусти! Отпусти меня! Я ничего не крал… если я что и украл, то это глаза Мари-Солей. Ее сияющие глаза. Ее пламенеющие глаза. Она отдала мне их! Я ничего не крал. Я уже прошел через тридцать четыре мучения! О! Я уже прошел через тридцать четыре мучения, о! Нет такой тюрьмы, которая удержит меня! Ах, нет любви! Нет любви на этой земле! Когда любовь уходит, остаются лишь оковы! Поцелуй их! Поцелуй оковы, поцелуй железо, пока оно не проткнуло тебя насквозь… Ты идешь сквозь, сквозь… Ты сквозишь, ты говоришь совсем один. Говоришь со своими кровяными тельцами. Ты болтаешь со своей нервной системой, со всеми нейронами. Никто не слышит. An moué-é-é-é-é! Никто не слышит…

Ты вспоминаешь роскошное утро, когда солнце начинало свое каждодневное кружение. Роскошное утро, словно солнечный подарок. Сквозь лобовое стекло машины ты смотришь удивительный кинофильм о величии природы. Холмы, как гордые верблюды, склоняются, чтобы отхлебнуть из переливающегося источника зелени. Она повсюду — зелень. Она дарит деревьям тысячи рук, каждую из которых ласкает ветер. Она бежит вдоль дороги и распевает в полный голос. Она украшает свою голову цветочной короной, и яркие лепестки гибискуса спорят с лепестками кротона. Ты едешь неспешно, чтобы насладиться красотами пейзажа. И вдруг ты замечаешь ее, твою лучшую подругу детства. Она, пританцовывая, спускается с холма. Она нисколечко не торопится, и кажется, что она плывет. Она движется в одном ритме с гребнем зелени, очерченным утренним солнцем. Ты останавливаешься и предлагаешь подвезти ее. Она садится на переднее сиденье, рядом с тобой, и вы едете в город, по дороге весело болтая, как старые добрые друзья. Вы все время говорите, говорите, перебивая друг друга. Едете в город и говорите, едете и говорите обо всем и ни о чем, просто как старые друзья. И вот вы приехали. Башни убили зелень. Машины толкаются, гудят, мешают друг другу у трехцветного светофора. Внезапно тебя подрезает какая-то машина и останавливается прямо перед твоей. Из нее вылетает женщина-фурия, набрасывается на тебя с бранью, вопит, что у нее нет денег прокормить детей. Она рычит и стучит ногами. Она орет так громко, что перекрывает шум протестующих гудков. Ты ничего не отвечаешь, а твоя потрясенная подруга быстро уходит. Ника, разъяренная твоим молчанием, в бешенстве садится в свой автомобиль и резко стартует.

Адвокат просил тебя добыть хоть какие-нибудь доказательства или свидетельства. Через несколько дней ты встретился со своей попутчицей и спросил ее, не выступит ли она свидетелем. Она согласилась. Ты набрасываешь черновик ее заявления. Она говорит: «О'кей». Ты отпечатываешь его на машинке. Она подписывает заявление и дает тебе копию своего удостоверения личности. Ты складываешь все бумаги в папку и оставляешь их в секретариате твоего адвоката. Потом, неизвестно каким образом, бумаги попадаются на глаза Нике. Она узнает твой почерк. Она отправляется на поиски твоей попутчицы. Она настраивает твою подругу детства против тебя самого, и вот ты в силках. Судьи должны разобраться, заверяет тебя адвокат. Судьи не желают разбираться. Ты подаешь встречный иск. И вот теперь вы оба в силках правосудия. Ой-ой-ой, мамочка!

Ты пытаешься объяснить суду, как было дело. Крик! Крак! Tim-tim? Что это такое? Сухое дерево! Давным-давно, в некотором государстве, когда дьявол был еще совсем маленьким мальчиком, жили-были мужчина и женщина… Ника встает. Она поворачивается к публике и провозглашает, что ты всегда был подлецом и негодяем. Она хочет заполнить, залить всю аудиторию твоими нечистотами. Ее призывают к порядку и просят говорить лишь по существу дела. Она продолжает ангельским голоском. Ее голосок льется, как напев флейты. Хорошо поставленный голос, выделяющий нужные пассажи. Голос маленькой девочки, которая рассказывает своей маме, даже не подозревая о причиняемой боли, о шалостях отца с одной из соседок. Чем серьезнее становятся обвинения, тем нежнее звучит ее голос. Ангел пролетел. И, пролетая, осенил всех крылом. К прениям переходят адвокаты… Но ты уже далеко. Ты скользишь по волнам своей жизни и спрашиваешь себя, почему ты встретился именно с ней. С ней, которую ты так любил и которая сегодня… Ты чувствуешь, что внутри тебя грустный ребенок зовет свою маму и кто-то рычит от злобы. Но никто этого не слышит. В глубине души ты признаешь, что не всегда был примерным мужем, что совершил немало глупостей, что иногда заблуждался… Но это не заслуживает всех тех маленьких смертей, которым предает тебя она, орудуя бичом трибунала. Ты не негодяй, ты просто устал. Устал от минометного огня, от разрыва реактивных снарядов, от ожидания взрыва атомной бомбы. Грустный ребенок шепчет: «Все, чего я хотел, — это быть счастливым!» Взрослый отвечает: «Счастье имеет свою цену». Все имеет цену. Твоя трагедия в том, что ты хотел быть счастливым в долг. Пришла пора платить по счетам!

Рядом с тобой Ника тихо декламирует басню Лафонтена «Лисица и козел». Ты понимаешь, что для нее ты хитрая лисица, оставившая ее на дне колодца. Ты намеренно ее там оставил. Но ты не хотел этого. Она вырыла свой колодец в полном одиночестве. Ты представляешь ее утомленную, потную, роющую яму. На суд она пришла не одна, со своим спутником. Возможно, они рыли яму вместе, чтобы тебя похоронить…

Ты видишь ее, но не узнаешь. Она тебе незнакома. Ты ее не знаешь. Ты ее никогда не знал. Это невозможно! После двадцати лет совместной жизни! Эти двадцать лет стерлись из твоей памяти. Им нет больше места. Вирус ее ненависти все стер. Ты пытаешься вспомнить что-нибудь приятное. Оно было, но ты не можешь вспомнить. Эта особа, жаждущая твоей смерти, не Ника, которую ты любил. Где Ника? Существовала ли она хотя бы один день? Ты уже не знаешь. Ты ничего не знаешь. Слушающие, хлопайте в ладоши! Барабанщики, бейте в барабаны! Я требую праздника! Я просил сладкого сиропа, но это уксус, мамочка! Давным-давно, в некотором государстве…

Ты на улице. Ты вышел из здания суда. Солнце — не солнце. Твое сердце плавится от боли. Улица — не улица, одна хандра. Ты возвращаешься с заседания суда, и тебе кажется, что все смотрят только на тебя. Все видят твое дерьмо. Ты поднялся и спустился по ступеням здания суда. Ты стал весить больше. В какую игру они играют? Я так давно прошу прошения. В какую игру? В какую игру? Я уже подставил правую щеку, я уже подставил — левую! О, суд, о!