Рабыня Изаура - Бернардо Гимараенс

— Но вы быстро привыкнете, — ответил Алваро, одной рукой сжимая ее ладонь, а другой обвив ее стан. — Вы родились, чтобы блистать… Если хотите уйти…

— Нет, сеньор. Останемся. Финал уже близок…

Ее уклончивый ответ успокоил Алваро, а быстрые движения немедленно последовавшей мазурки скрыли крайнюю бледность и глубокое потрясение Элвиры. Несчастная уже не танцевала, но машинально двигалась по зале, ее мысли отсутствовали, она не видела вокруг себя ничего, кроме отвратительного лица Мартиньо, застывшего угрожающим предостережением в дверях малой гостиной, куда она время от времени устремляла полный отчаяния и ужаса взор. Вся кровь прилила ей к сердцу, трепетавшему как у голубки, чувствующей на своей груди безжалостные когти ястреба.

Погрузившись в это состояние страха и смятения, Изаура не нашла, что ответить на столь искреннее и страстное признание юноши. Несколько мгновений она хранила молчание, что Алваро истолковал как робость или волнение.

— Вы не хотите отвечать? — нежно продолжал он. — Но хоть одно слово. Только одно слово…

— Ах, сеньор, — прошептала она, вздыхая. — Что я могу ответить на сладостные слова, произнесенные вами? Они волнуют меня, но…

Элвира внезапно замолчала. Неожиданная дрожь, охватившая ее, передалась Алваро. Это заставило его посмотреть на девушку с испугом и тревогой.

— Это он! — этот возглас сорвался с ее губ, как глухой и сдавленный стон. Она увидела Мартиньо, входящего в зал и ощутила смертельный холод, охвативший все ее тело.

— Простите меня, сеньор, — продолжала она, — сегодня я не в состоянии слушать ваши нежные слова. Я плохо себя чувствую, мне необходимо уйти. Если вы будете так добры, то проводите меня к отцу…

— Конечно, дона Элвира!.. Как вы бледны! Что с вами? Хотите, я провожу вас домой?.. Хотите, позову доктора?.. Здесь есть врачи.

— Спасибо, сеньор Алваро, не беспокойтесь. Это мимолетное недомогание, вероятно, усталость. Мне будет лучше, когда я вернусь домой.

— Так вы хотите уйти, не сказав мне ни единого слова утешения, не обнадежив…

— Может быть, утешения, но надежды — нет…

— Почему нет?

— У меня самой ее нет.

— Значит, вы не любите меня…

— Очень люблю.

— Тогда вы будете моей!

— Это невозможно…

— Невозможно!.. Какие могут существовать препятствия?

— Не могу сказать вам. Это мой крест.

В самом увлекательном месте это любовное объяснение было прервано внезапным появлением Мартиньо, приветствовавшего их глубоким поклоном. Возмущенный Алваро нахмурил брови и был готов прогнать назойливого знакомца, как отгоняют собаку. Элвира замерла, оцепенев от ужаса.

— Сеньор Алваро, — почтительно обратился к нему Мартиньо, — с вашего позволения мне надо сказать несколько слов этой сеньоре, которая опирается па вашу руку.

— Этой сеньоре! — воскликнул удивленный кавалер. — Какое у вас может быть дело к этой сеньоре?

— Очень важное. И ей это должно быть известно лучше, чем нам с вами.

Алваро, зная, сколь гнусен и презираем был Мартиньо, и решив, что речь шла об уловке некоего завистливого и трусливого соперника, воспользовавшегося этим ничтожеством, чтобы оскорбить или высмеять его, почувствовал приступ ярости, но на мгновение сдержался.

— У вас какие-то дела с этим человеком? — спросил он у Элвиры.

— У меня? Никаких, конечно. Я даже не знаю, кто это, — прошептала бледная и дрожащая девушка.

— Но, бог мой, дона Элвира, почему вы так дрожите? Как вы бледны! Кто этот негодяй, заставляющий вас так страдать? О, ради бога, дона Элвира, не пугайтесь! Я здесь, рядом с вами, и пусть остережется тот, кто осмелится оскорбить нас!

— Никто не собирается оскорблять вас, сеньор Алваро, — возразил Мартиньо. — Но дело серьезнее, чем вы можете предположить.

— Сеньор Мартиньо, оставьте, наконец, ваш таинственный тон, и скажите сейчас же, что вам угодно от этой сеньоры.

— Я могу сказать, но было бы лучше, если бы вы, сеньор, были в неведении.

— О! У вас тайны! В таком случае заявляю вам, что ни на секунду не покину эту сеньору, и, если вы не желаете сказать, зачем пришли, можете убираться.

— Ну уж со мной это не пройдет, я не собираюсь терять ни времени, ни труда, ни причитающихся мне пяти тысяч, — последние слова он злобно произнес сквозь зубы.

— Сеньор Мартиньо, прошу вас не злоупотреблять моим терпением. Если не желаете сказать, зачем пришли, избавьте меня от вашего общества.

— О, сеньор! — возразил, не смущаясь, Мартиньо, — раз уж вы меня вынуждаете, мне нетрудно исполнить вашу просьбу. С большим сожалением я сообщаю вам, что эта сеньора, которая опирается на вашу руку — беглая рабыня.

Алваро, прекрасно зная низость и бесстыдство Мартиньо, в первое мгновение остолбенел, услышав этот внезапный подлый донос. Он не мог поверить в это, и, поразмыслив секунду, утвердился в том, что все это бесстыдный фарс, затеянный каким-нибудь недостойным соперником, чтобы разозлить или оскорбить его. Сам Мартиньо, не брезговавший ничем, часто охотно служил орудием мести и сведения счетов, по договоренности или за деньги оказывая такого рода услуги с неизменным усердием. Алваро хорошо знал это, и потому почувствовал лишь отвращение и возмущение таким недостойным поступком.

— Сеньор Мартиньо, — сурово сказал он, — если кто-то заплатил вам за то, чтобы насмехаться надо мной и этой сеньорой, скажите сколько, и я готов заплатить вдвое, чтобы вы оставили нас в покое.

Широкое и бесстыдное лицо Мартиньо ничуть не изменилось при этом жестоком оскорблении, и единственное, что он ответил с нескрываемой наглостью:

— Я повторяю, и весьма громко, чтобы все меня слышали: эта сеньора, находящаяся здесь, — беглая рабыня, и я уполномочен задержать и вернуть ее хозяину.

Тем временем Изаура, завидев отца, искавшего ее повсюду, оставила руку Алваро, подбежала к Мигелу и упала в его объятия, пряча лицо на его груди и всхлипывая слабым голосом:

— Какое бесчестье, отец! Я это предчувствовала…

— Этот человек, если не наглец, то сошел с ума или пьян, — крикнул Алваро, бледный от ярости. — Во всяком случае он должен быть изгнан, как негодяй, из этого общества.

Некоторые друзья Алваро, схватив Мартиньо, уже были готовы выставить его за дверь, как пьяного или помешанного.

— Полегче, друзья мои, полегче! — развязно сказал тот, не теряя спокойствия. — Не осуждайте меня, не выслушав до конца. Прежде прочтите это объявление. Я сам могу прочитать его вам, и, если то, что я говорю — ложь, я разрешаю вам плюнуть мне в лицо и выбросить меня из окна.

Между тем эта ссора начинала привлекать всеобщее внимание, и многочисленные гости, движимые любопытством, теснились вокруг спорящих. Роковая фраза: «Эта сеньора — рабыня!» — громко произнесенная Мартиньо и передававшаяся из уст в уста, от одного к другому с невероятной быстротой уже ходила по всем залам и отдаленным уголкам обширного здания. Слух распространился повсюду, дамы и кавалеры — все, кто там находился, включая музыкантов, привратников и лакеев, толкаясь, устремились в гостиную, где происходили описываемые нами события. Зала была буквально набита людьми, которые изо всех сил напрягали слух. и, вытягивая шеи, старались увидеть и услышать происходящее.

Посреди этой молчаливой, недоумевающей, ошеломленной, жаждущей сенсации толпы Мартиньо спокойно достал из кармана уже известное нам объявление, развернул и громким резким голосом прочитал его от начала до конца.

— Очевидно, — продолжал он, закончив чтение, — что приметы неоспоримо сходятся, и только слепой не узнает в этой сеньоре беглую рабыню. Но, чтобы развеять возможные сомнения, остается только проверить, есть ли у нее след ожога над правой грудью. А в этом легко убедиться уже сейчас с разрешения сеньоры.

Сказав это, Мартиньо с бесподобной развязностью направился к Изауре.

— Стой, мерзкий шпион! — с негодованием вскричал Алваро и, схватив Мартиньо за руку, отшвырнул его от Изауры так, что тот упал бы на пол, если бы не натолкнулся на людей, тесно сгрудившихся вокруг них. — Стой. Без вольностей! Рабыня она или нет, твои грязные руки не коснутся ее.

Подавленная ужасом и стыдом, подняв, наконец, лицо, которое она спрятала на груди отца, Изаура повернулась к присутствующим и, сложив клятвенно перед собой руки, в отчаянном волнении воскликнула дрожащим голосом:

— Нет нужды прикасаться ко мне. Сеньоры, простите! Я совершила низость, недостойный, позорный поступок! Но бог свидетель, меня толкнуло на это жестокое стечение обстоятельств. Сеньоры, то, что говорит этот человек — правда. Я… рабыня!..

Лицо пленницы покрылось смертельной бледностью, голова бессильно упала на грудь, как срезанная и лилия, гордое тело рухнуло, как мраморная статуя, сорванная ураганом с пьедестала, и она упала бы на пол, если бы Алваро и Мигел заботливо не подхватили ее.