Контроль - Виктор Суворов

– Ты как в гареме, Настена, чахнешь.

Это ничего. Придет время веселиться. А сейчас надо работать. Надо собирать кусочки информации и сводить в систему. Все взаимосвязано. Только эти связи не всегда понятны. Вот все и надо связать. И это труд. Работает Настя так, что подташнивает слегка от недосыпа, работает так, что круги зеленые в глазах. Работает так, что круги черные под глазами. Возможности человеческого мозга катастрофически недооцениваются. Листает Настя папки, читает, запоминает, сама себе удивляется: это нужно же столько запомнить!

– Нет, – говорит Холованов. – Так дело не пойдет. Не пойдет. Полетишь со мной. Я тебя насильно от умственной работы отрывать буду. Приказ: одевайся в меха, летим в Хабаровск.

Далеко до Хабаровска лететь. Посадка в Куйбышеве, заправка. Посадка в Новосибирске, заправка, ночевка. Потом Иркутск. Только потом Хабаровск. Маршрут дальше проложен – до Владивостока. В этом смысл особый.

А пока самолет летит. В кабине – Холованов, радист и бортмеханик. А в салоне Настя одна – спецкурьер. Укуталась Настя в полярные меха, пригрелась. Шевелиться не хочется. Двигатели рядом ревут, раскалились. По крыльям иней, а двигатели от жара – в дрожащем мареве и хвосты из них огненные. Сколько энергии тратится на охлаждение двигателей. А ведь дойдут когда-то люди и до того, что часть тепла двигателей будут отводить в кабину и греть ее, и тогда пассажиры будут летать не в унтах, не в полярных куртках, не в волчьем меху, а просто в пальто или даже в плащах.

Вторая посадка в Новосибирске.

Военный аэродром в лесу.

Отвел Холованов самолет на дальнюю стоянку. Для таких самолетов особое место за тремя рядами колючей проволоки. Подтянул тягач цистерну заправочную. Навалились инженеры и техники с отвертками на двигатели. Грозный караул принял «Сталинский маршрут» под охрану. Подрулила машина «Эмочка». Это за бортмехаником и радистом. Их место в командирской гостинице. Это не просто члены экипажа, а члены экипажа сталинского самолета: в гостиницу для полковников.

А для Холованова (личный сталинский пилот) и для Насти (спецкурьер ЦК) – другая машина и другая гостиница. Правительственная.

Это в другой стороне. В лесу за колючей проволокой, за зеленым забором. Около того же аэродрома, только в ином мире.

Поднимается страна, строит заводы-гиганты, например самый мощный авиационный завод в мире, а вокруг завода строится город Комсомольск. Строит страна своими силами, живет в землянках и бараках, но американских инженеров надо размещать так, чтобы не было стыдно за страну Советов. И потому в живописном лесу у будущего Комсомольска за колючей проволокой и зеленым забором строится американский городок. Строится по американским проектам, с использованием американской техники и американских строительных материалов. Маленькие уютные двухэтажные домики. Чтобы приятно было жить и работать: семь-восемь комнат, приемный зал, кухня с залом для завтраков, обеденный зал, вечерний зал, маленький совсем бассейн внутри дома и еще один – возле дома, гараж на две-три машины, подвалы для разных надобностей и небольшой садик вокруг. Вот и все. На семью из двух-трех человек вполне хватает. Улочка небольших красивых домиков, кинотеатр, американский магазин, маленький ресторанчик, поликлиника – вот и весь городочек.

И охрана вокруг.

Еще пример. В Магнитогорске строится сверхмощный металлургический комбинат. Нужна броневая сталь. Неподалеку в уральском лесу за зеленым забором – городок для американских инженеров.

И строит страна Челябинский танковый завод – и опять американский городок.

И по всей стране.

И для руководителей наших советских – американские городки.

По американским проектам. С использованием американской техники. Из американских материалов.

Так будут жить все люди в двадцать третьем веке. Если их много не расплодится. А сейчас пока так можно строить только для тех, кто на самой ответственной работе. Только для тех, кто ведет мир к Мировой революции, к всеобщему счастью и равенству.

Открыл водитель дверь машины, вышла Настя – вся в меху. Пушистая, как полярник. И Холованов вышел – тоже пушистый. Маленький дворец перед ними. Белый дворец в голубой сибирской тайге. Американский проект. Четкие прямые линии. Никаких излишеств. Как выражаются архитекторы: объект ориентирован горизонтально. Белый гранит. Такого и у капиталистов не встретишь. Правильно. Надо строить на века. Так строить, чтобы потомкам не стыдно было за своих предков. Тишина над дворцом.

Только ветер в кронах сосновых шумит, тишины не нарушая, но подчеркивая ее.

Провела горничная Настю и Холованова в покои. Насте северное крыло, Холованову – восточное.

Название – гостиница, и потому ждешь широкие коридоры и красные ковры по сверкающим паркетам. Как везде у нас. И ждешь двери вправо и влево.

А тут не так.

Тут планировка свободная. Как во дворце должно быть, как в космическом корабле двадцать четвертого века. Основная идея: не позволить взгляду охватить все сразу. Потому нет четких границ комнатам и залам, потому плавно переходят коридоры в лестницы, а комнаты – в галереи и балконы. Потому каждый поворот открывает что-то совсем новое. Потому двери покоев выходят не в прямой, как улица Горького, коридор, а в залы неуловимой формы с огромными каминами, с широкими подушками-диванами, с поющим в камнях среди тропических орхидей ручейком, скользящим из одного зала в другой, со стеклянной стеной над лесистым утесом, с настоящим сибирским водопадом, который ревет за прозрачным барьером, бросая свою искрящую мощь в головокружительные глубины.

Ах, врезали дворец куда следует. С понятием. Так надо дворец ставить, чтобы под балконами и галереями дикая река с ревом рвалась через утесы к хрустальному озеру, чтобы водяная пыль водопада закрывала ущелье, чтобы клубилась снежным туманом в ненастье, чтобы сверкали в ней радуги от солнечного луча. Такое надо озеро выбирать, в котором вода прозрачна до самых глубин, в котором каждый камушек на дне виден, каждая рыбка в камнях. Такое надо озеро выбирать, в котором на той недоступной стороне прямо из прозрачных вод громоздятся уступы бордовых гранитов, а с каждого карниза в скалах в небо рвутся золотые кедры. Там место надо выбирать, где запах смоляной тайги пропитал землю и небо навсегда.

Сбросила Настя унты, куртку волчьего меха, толстое шерстяное белье и легкое шелковое. Ванна – маленький бассейн, бурлящий изнутри. Тут же рядом с ее спальней и маленькая финская баня. Хорошо после многочасовой тошнотной самолетной вибрации снять тяжелое облачение и забраться в бурлящую ванну. Хорошо потом нырнуть в ледяной бассейн. Хорошо залечь на обжигающие доски финской бани.

Холованов мог бы и дальше гнать самолет без ночевки в Новосибирске. Он вообще сорок восемь часов лететь может. Но придумал ночевку, чтобы Настю от бумаг оторвать. Чтобы проветрить за облаками, чтобы напоить морозным воздухом высоты.

Тихо в лесном дворце. Редко кто тут останавливается. И слуг не видно. Спросили Настю, спросили Холованова: что на ужин? Желаете ли фильмы смотреть? Какие именно? Нужны ли переводчики? Когда разбудить? Когда завтрак подавать? И что на завтрак?

Исчерпаны вопросы, получены ответы, нет больше слуг.

Тихо, как в пустом космическом корабле. Только смолистые чурки в камине потрескивают. Только запах дыма чуть тревожит. Только далекий шум тайги будит неясные воспоминания.

Дракон и Жар-птица одни. На весь дворец. На всю Сибирь. На всю ночь.

Глава 9

В Хабаровске сели на рассвете.

Так Холованов поднимал самолет в Иркутске, чтобы в Хабаровске быть рано. В полетном листе: транзит на Владивосток. Это чтобы паники не поднимать, местных руководителей не тревожить. Машину Холованов вызывает не из комитета партии, но из ближайшей войсковой части. Опять же: зачем шум?

Настя в салоне переодевается. Все полярное заоблачное снять. В таком виде по Хабаровску летом не ходят. Теперь на ней юбка, гимнастерка с алыми петлицами, в петлицах – эмблемы: серп и молот 575-й пробы.

Туго Жар-птица ремнем перепоясалась, проверила пистолет на боку. Проверила крепление цепи на портфеле. Портфель – в левую руку. На левое запястье браслет замкнула стальной. Теперь портфель из рук не вырвать, разве что руку отрубить.

Подошла машина командира соседнего истребительного полка: водитель и двое охранников с винтовками.

Они еще не знают, куда им надо ехать и зачем. Сказал Холованов в телефонную трубку командиру полка соответствующую для такой ситуации фразу – и вот машина под крылом.

И сам командир полка – под крылом: не изволите еще чего потребовать? Нет, Холованов ничего больше не требует. И командира полка к самолету не вызывал. Просто командир по своей инициативе прибыл: все ли так? Не изволите ли еще чего?