Я. Истории из моей жизни - Кэтрин Хепберн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Разве вам не было любопытно?
— Нет, — сказал он. — Я видел. Я знал, что ты хороша.
Но это меня не удовлетворило… И до сих пор у меня остался горький осадок. Мне тогда так хотелось, чтобы он пришел. Почему, по-вашему, он не пришел?
Уже после «Большого озера», после того, как меня вывели из спектакля, мои фотографии оказались на стенде, с боковой стороны театра «Бижу» рядом с пешеходной дорожкой на Сорок пятой улице. Их увидел некто Генри Солсбери из киностудии «Парамаунт», позвонил мне и спросил, не соглашусь ли я прийти на пробу. Нет, это пустой номер. Я даже не актриса, а так, просто фиксатор. Они подпишут со мной договор на мизерный срок, и я вмиг потеряю то, что уже имею. При встрече с мистером Солсбери я высказала ему именно эти соображения. Но прибавила: «Если когда-либо и решусь сняться для пробы, то сделаю только ради вас». Мне казалось, что это было благородно.
Он посадил меня в большой лимузин и повез в театр на премьеру пьесы с участием Джека Демпси. Господи, подумала я, чем не замечательные времена? Но не води компании с незнакомыми людьми. Не водись с боссами — ты утратишь свою тайну.
У меня не было своего агента. Кое у кого тогда уже были агенты, но они еще не контролировали бизнес, как это делается сейчас. Обычно, то есть, по правде говоря, не обычно, а всего два-три раза, я ходила в разные офисы. Приходила и садилась. В конце дня секретарша подходила ко мне и спрашивала: «По какому делу? По какому вопросу вы пришли?» Единственный случай, достойный упоминания, — это когда я сказала секретарше продюсера Эла Вудса: «Я пришла узнать, не вакантна ли у вас роль девушки в «Прощай, оружие». — «О, — сказала секретарша, — у нас состав определен надолго вперед. Хотя… — У нее было доброе, отзывчивое сердце. — Вы все-таки поговорите с мистером Вудсом». Я так и сделала. У него тоже было отзывчивое сердце. Я спросила его, кто будет играть эту роль. Он сказал: «Элисса Ланди». Этим вопросом я исчерпала все свое красноречие. Просидела весь день. Все вокруг были одеты так, чтобы сразить наповал. И хотя я пришла достаточно рано, шанса получить роль у меня не было.
Чтобы они не подумали, будто я приму все, что угодно, я обыкновенно одевалась в костюм, который висел на мне как балахон. В качестве головного убора использовала старенькую вязаную шапочку… или вообще ничего, особенно когда в моде были шляпы. Надевала также видавшее виды зеленое твидовое пальто, которое застегивала булавкой. На плечи набрасывала свитер, распускала слегка волосы… Характерный штрих для того времени. Я хотела выглядеть так, чтобы казалось, будто мне все равно — получу я роль или нет. У меня была машина, и это придавало мне определенную уверенность. По крайней мере я могла без суеты приехать. Но вообще-то я не так часто отправлялась на поиски работы. Мне везло. Однажды вечером, когда я была в театре «Эмпайр», ко мне подошел шикарного вида незнакомец и сказал:
— Прошу прощения, вы работаете в театре?
— Я хотела бы работать в театре.
— Позвольте дать вам рекомендацию в театр «Гилд»?
— Благодарю вас.
Это было в 1929-м. Мужчина этот был Морис Вертгейм — один из попечителей театра «Гилд». А еще знаете, кем он был? Я выяснила — он был отцом Барбары Тачмэн, автором таких книг, как «Августовские пушки» и «Гордый замок».
Я представила «свои верительные грамоты» в театр «Гилд». Письмо от Мориса Вертгейма оказало магическое действие. Я встретилась с Терри Хелберн (также выпускницей Брин Мор), Лоуренс Лангнер, Филипом Меллером. Они готовили пьесу Сэма Бермана «Метеор». В главных ролях выступали супруги Лант. Не почитаю ли я за «инженю»? Да, конечно. Они дали мне рукопись.
Спустя годы я напомнила Терри Хелберн (она вместе с Лоуренс Лангнер возглавляла «Гилд») этот случай. Терри сказала: «О да! Был список девочек или мальчиков — у Лоуренс, у Вертгейма, у меня. Их нужно было использовать».
Я, вероятно, еще не могла тогда удержать за собой роль. Но получить уже могла любую. У меня был своего рода конек. От мимолетной фразы я могла завестись… независимо от того, читала я текст или нет. Я могла захватить их внимание. Могла смеяться… Могла плакать… Была стремительной. Скорость очаровывала меня. Иной раз я по нескольку дней думала только о какой-нибудь читке. Или встрече с кем-то. Я что-то ела… упражнялась… сколько-то спала. Потом я выезжала из дому на машине Ладди и напрягалась, как стальная пружина. Перед выездом раз по сорок бегала в ванную комнату. Я всегда являлась заранее. Потом сосредоточивалась. И читала. Я как бы пребывала в перманентном возбуждении. Мне никогда не давалось легко общение с людьми. Наверное, меня сковывал страх. Вероятно, меня слишком занимала мысль, какое я произвожу впечатление. Но сосредоточенность была полнейшей. Этому способствовало не содержание роли. А самое обычное желание: вдохнуть жизнь в роль… сделать живым персонаж… зажечь публику. Ошеломить ее. Ослепить. Когда вся внутренняя эмоциональная энергия находилась словно в тисках и не могла выплеснуться наружу, тогда я была просто обречена на неудачу. И всегда очень точно знала, зажата я или раскрепощена. Принять ванну… холодную… горячую… расслабиться. Как работает мотор? Смысловая сторона роли представляла собой своего рода каркас. Но пламя жизни… тогда и теперь… — это пламя жизни.
Замечательная история Лоретты Тейлор. Она играла в «Стеклянном зверинце». Лоретта всегда казалась мне — и Спенсер Трейси тоже, оба ирландцы, оба сдержанные, — казалась мне каким-то воплощением скетча. Она всегда как бы находилась внутри роли и вне роли: просто показывала, как набирается номер телефона, показывала все, что зритель пережил когда-то как свой непосредственный опыт; предлагала им это… позволяла им взять то… потом пользовалась этим… Без напряжения, легко… потом наполняла, расцвечивала характер. Никто никогда не видел, как крутятся внутри колесики. И всегда происходило чудо. Был виден остов, но все, как целое, было магией. Спенсер, играющий на флейте, как Джадж Тимберлен, прикуривающий сигарету одной рукой в «Черном дне у Черной скалы», ненавязчиво разработанный характер… Только легкие штрихи. Они были моими идеалами.
Впервые я увидела Лоретту в Чикаго в «Стеклянном зверинце». Я ездила по штату с Терри Хелберн. Театр «Гилд». Полет из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк, пересадка, Чикаго.
Терри сказала мне:
— Кейт, не хочешь задержаться и посмотреть «Стеклянный зверинец» Теннесси Уильямса с Лореттой?
— Да, пожалуй.
Мы остались в Чикаго. Я уже слышала восторженные отзывы о Лоретте от Джорджа Кьюкора и не хотела упустить возможность увидеть ее воочию. Мы остановились в отеле «Блэкстоун», потом отправились в театр. Зашли через служебный вход. Задолго до начала спектакля.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});