Кто услышит коноплянку - Виктор Лихачев

Глава тринадцатая

Едва Софья переступила порог Аллиной квартиры, как из комнаты услыхала голос Алекса:

- Смотреть, конечно, можно, но вот вопрос: стоит ли? Осетрина второй свежести - уже не осетрина...

- Это и есть твой обещанный сюрприз? - спросила Софья встречавшую ее хозяйку.

- Ой, Сонечка! Он позвонил утром, поздравил. А потом плакаться стал, я его и пригласила. Ты сердишься?

- Вчера я думала, что вижу его в последний раз.

- Ты знаешь, прогнать человека никогда не поздно. Вы такая чудесная пара...

- Что вы там в коридоре застряли? - раздался голос из комнаты. Петрович, сожитель Аллы. Кажется, уже навеселе.

- Сейчас идем. В общем, подруга, смотри сама. Он обещал шелковым быть.

- А он такой и есть. Ну, ладно, пригласила так пригласила. Это твой день рождения, в конце концов. Сопровождаемая Аллой, Воронова прошла в комнату. Одевать что-то особенное ей не хотелось блистать должна именинница. И все равно ей нравилось, как она выражалась, "придавливать". Вот и сейчас эффект получился на славу: это непроизнесенное общее "ах!" Софья чувствовала каждой своей косточкой. Но, честно говоря, особой радости от этого она не испытывала. Человек привыкает ко всему, даже к обожанию. Тем более уроки Смока не прошли даром. Воронов-старший любил повторять: красота хороша только тогда, когда она сама себя не замечает. В данный момент Софья больше бы удивилась тому человеку, прежде всего мужчине, который остался бы равнодушен к ее присутствию. Но сегодня она, одевшись подчеркнуто скромно, сказав "здравствуйте" всем присутствующим, мышкой скользнула в свое любимое кресло. Гостей и на самом деле было немного, и всех Софья знала. Одних лучше, других хуже, но, самое главное, можно было обойтись без лишних слов.

- К столу, к столу, - гремел Петрович. - Время спать, а мы не ели. Да еще ни в одном глазу.

- Уж молчал бы, - прокомментировала Алла, неся тарелку с салатом.

- Не могу молчать! А тебе уже хватит суетиться. Приглашай гостей. Все, впрочем, было, как и происходит в таких случаях. Стол ломился от закуски и выпивки. Первый тост произнес Петрович. Выпив шампанское, несколько минут хорошо закусывали. Потом стали выбирать напитки в соответствии с пристрастиями. Большинство из собравшихся предпочли водочку. Коньяк пил только Алекс. Софья оценила внимание к ней хозяйки: перед ней стояла бутылочка красного французского вина. Впрочем, легкое раздражение не проходило. Алла могла бы сначала посоветоваться, если уж решила сделать доброе дело. Алекс, в свою очередь, избрал тактику, которую от него и ожидала Софья: он ее как бы не замечал, вовсю ухаживая за дочерью Аллы. Наташка млела, а сам Алекс боковым зрением наблюдал за реакцией Софьи: замечает ли она, что он ее не замечает? Это даже не забавляло ее. Единственный раз за вечер она открыла рот, когда Петрович, самовольно взявший на себя функции тамады, предоставил слово ей - "прекрасной и очаровательной Сонечке, лучшей подруге моей дражайшей Аллы". Софья сначала хотела сказать то, что обычно говорят в таких случаях, но... Алла смотрела на нее с таким обожанием... В руках она держала рюмку, щеки уже заалели. Это был ее вечер.

- Петрович, - попросила-скомандовала Софья. - Там, в углу, стоит картина, разверни ее. Пузатый Петрович с неожиданной ловкостью выполнил приказание.

- Алла Ивановна, - начала Воронова. - Сегодня я дарю тебе картину. Это современный художник. Маслов. Живет где-то в деревне под Тверью. На мой взгляд, очень хороший художник. Мне он очень близок... Посмотри, Алла Ивановна, повнимательнее на картину. Кстати, выполнена не кистью.

- А чем же? - простодушно спросила Петрова.

- Сапожным ножом. Есть такая техника.

Гости зашумели.

- Богата же Русь талантами, - прочувственно произнес муж Аллиной подруги и компаньонки Тони Шишкиной.

- Разумеется, - выждав паузу, спокойно продолжала Софья. - Но я сейчас хочу сказать о другом. Видишь, Алла Ивановна, на картине то ли лес, то ли чаща. За деревьями угадывается домик. Светится огонек... Ты лучше меня знаешь, дорогая моя, как сурова и жестока жизнь - темный лес. Кому-кому, а тебе многое пришлось пережить... Петрова продолжала держать рюмку в руке, но голову опустила. Глаза наполнились слезами.

- И кто как не ты заслужила любовь, мир и покой. Я знаю, ты неугомонная и приключений еще много найдешь на свою голову...

- Это точно, - вставил Петрович. Алла свободной рукой вытерла слезу.

- ...но все равно, я верю, нет, я убеждена, что ты придешь к своему огоньку - дающему свет и уют, спасающему от бурь этой жизни. За тебя, дорогая моя. Будь счастлива! Софья протянула свой бокал Алле. Но та вышла из-за стола и подошла к Вороновой. Подруги поцеловались.

- Так за что пьем, я не понял? - спрашивал окружающих муж Тони Шишкиной.

- "Важней всего погода в доме, а остальное ерунда", - вместо ответа пропела ему жена.

- Пустяки, - поправил Тоню Алекс.

- Что - пустяки? Картина - вещь! Софья Николаевна в картинах толк знает.

- Я не про картину, а о песне. Там такие слова: "А остальное пустяки".

- О песне? Наташка, заводи музыку. Народ петь хочет. Внутри Софью все это немного покоробило, но вида она не подала. Выпив из бокала, опять удобно устроилась в кресле. Прав был дядя, нельзя от людей требовать больше того, что они могут дать. В дверь позвонили. Алла, подсевшая к Софье, попыталась отправить в прихожую Петровича, но у того запас джентльменства иссяк.

- Небось, поздравлять кто-то пришел. Открой сама.

- Кто бы это мог быть? - С этими словами Алла вышла из комнаты. Но, похоже, это заметила только Воронова. Остальной народ, разбившись на пары и тройки, был увлечен разговором. И поэтому только Софья увидела появившуюся опять в комнате именинницу. Увидела и поняла: что-то произошло. Глаза Аллы, и без того округлые, казалось, готовы были превратиться в два шарика. Она пыталась что-то сказать - и не могла. Но, посмотрев на ее руки, Софья все поняла: сумочка, маленькая сумочка из натуральной кожи светло-коричневого цвета, похоже, вновь вернулась к своей хозяйке. Разговоры в комнате стихли. Можно было бы сказать, что наступила тишина, но из магнитофона доносилось: Девушки бывают разные

Черные, белые, красные.

- И еще очумелые, - пробасил Петрович. - Солнышко мое, ты глазки-то прикрой немножко, а ротик, наоборот, открой. Случилось что?

Алла, ничего не говоря, достала из сумочки деньги и паспорта. Тут дошло даже до пьяненького Петровича.

- Мамка, вернули?! - взвизгнула Наташка.

- Ой, я же ему даже спасибо не сказала. - Алла бросилась обратно, а вскоре с лестничной площадки доносился ее возбужденный голос: - Я прошу вас... ну, возьмите, пожалуйста... вы не представляете... день рождения... хотя бы... ну, прошу вас...

- Нет, я хочу на него посмотреть. Как Аллочке подфартило: какой уникум ее денежки нашел. Алекс вскочил, на ходу допивая свой коньяк, но выйти из-за стола не успел: Петрова уже вела в комнату мужчину средних лет, с небольшой русой бородкой. Черные джинсы, на серый свитер надета белая куртка. За спиной холщовый мешок.

"Удивительно, насколько русские мужчины безыскусны", - неожиданно подумала Софья, мельком взглянув на незнакомца. Ее хорошая знакомая, французская журналистка Моник Вернье, работающая в Москве, однажды сказала: "Знаешь, Софи, у нас говорят, что за каждым русским скрыт татарин, стоит только хорошенько потереть. По-французски звучит, как это - остроумнее. Да. Но татары это восток. А я была на востоке. Там мужчины не ходят во всем сером, как ваши. Почему так, Софи?" Тогда Софья из патриотических чувств заступилась за русских мужчин, сказав, что серый цвет предпочитают скромные и благородные люди. И добавила: "В последние годы у нас в моду вошел малиновый цвет, но по мне уж лучше серый".

Но белая куртка с серым свитером и черными джинсами - это слишком. Было видно, что мужчина откликнулся на приглашение Аллы без особой охоты, однако держался спокойно. От горячительных напитков отказался, согласился выпить чая. Алла, не отходившая от нового гостя, быстренько представила своих друзей, мужчина довольно равнодушно бросал взгляд на представляемого, слегка кивая. На Софье его глаза задержались несколько дольше, на секунду их взгляды пересеклись. Бледное, под цвет куртки, которую он не снял, лицо. Наверное, поэтому глаза его казались еще более голубыми, чем они были на самом деле. Но внимательнее рассмотреть Софья не смогла - он быстро опустил взор. Свое имя мужчина назвал только после просьбы Аллы, бросив нехотя:

- Михаил.

Не успел он сделать и двух глотков из чашки, как Алекс, явно настроенный критично по отношению к "спасителю" именинницы и явно играя на публику, обратился к нему:

- Послушайте, как вас? Михаил - это же потрясающе! О вас надо снять передачу. У меня есть друг, редактор на телевидении, вы не возражаете, если...

- Возражаю, - спокойно, даже как-то устало перебил гость Алекса.

- Почему же? Вся страна узнает героя.