На грани фола (Крутые аргументы) - Анатолий Манаков

Непогрешимую правду-истину трудно найти в книгах, пусть даже самых великих. Видимо, нет такой всеобъемлющей истины, которая принималась бы всеми народами единогласно и безоговорочно. В действительности, встречается лишь смесь из истины и заблуждения, правды и лжи в различных пропорциях. Например, говорят, будто Господь Бог учил любить ближнего как самого себя. А кто был при этом свидетелем? Моисей. Ему якобы выпала честь оказаться избранником Божиим. Но не могло ли пророку просто почудиться? Не прибегал ли он к святой лжи во спасение? Все возможно, ибо ещё за многие века до христианства обман в благих целях приобрел законное право на существование и не считался обманом. Как бы то ни было, даже из сотворенного в назидательных целях вымысла вырисовывается и своя правда. Не бытовая или историческая, а больше психологическая, сознаваемая лишь интуитивно. Она парадоксально совмещает в себе несовместимые вещи и показывает, почему ложь может восприниматься чуть ли не слаще правды или совершенно невинной, как у детей. Мы сами часто рады обмануться и любую нелепость в отношении какой-нибудь исторической личности воспринимаем тем охотнее, чем крупнее эта личность...

Безусловная правда в том, что все мы без исключений, чаще или реже, обманываем, но некоторые от этого, помимо личной выгоды, получают ещё и моральное удовлетворение. Явная ложь таится в утверждении, будто есть на свете кристально честные люди, ни разу в жизни не поступившиеся своей совестью. Христианство вообще исходит из того, что согрешение неизбежно, равно как и сокрытие греха, однако грехопадение не должно доставлять человеку удовольствие. Такое благонамеренное лицедейство напоминает один исторический казус в истории Англии: в свое время власти считали преступлением лишь определенный вид пиратства, когда нападение совершалось на суда британской короны, но если королевские подданные грабили иностранные корабли, их называли уже не пиратами, а каперами, и предоставляли им возможность избежать правосудия путем передачи части добычи в казну государства. Обман, увенчанный лаврами большой победы, не принято называть своим именем, также как и обман, при котором властитель говорит правду с целью ввести в заблуждение иностранное правительство из расчета, что оно примет правду за ложь. С другой стороны, если граждане обманывают свое собственное государство, в их представлении грабительское и несправедливое, то обманом это тоже считать не принято.

Говорят, играть надо честно, то есть опираться на принятые законы и правила, ограничивающие возможности надувательства. На самом же деле играть предпочитают "естественно", то есть - игнорировать законы и правила, пытаясь сорвать куш побольше и приравнивая совесть к подштанникам. Единственный выглядит кристально честным Иисус Христос, да и того распяли по обвинению в измене и заговоре. Верующие в Него слишком часто дают волю своим варварским, с попущения Божьего или без - не суть важно. Важнее гораздо другое - в умах полностью стирается граница между правдой и ложью, явью и бредом. Стирается настолько, что все больше людей вопросом: "Утверждают, будто Господь предстанет лишь перед теми, кто верит в Него. А если так, то не много ли требуется от нас в качестве аванса?"...

Вот уж, в самом деле, чудеса! Вымысел может так отразить суть происходящего, что получается даже достовернее самого факта. И все же, сколь ни правдоподобен вымысел, рассудку тут нельзя давать блуждать на маскараде. Или как подбадривал Даниэль Дефо, "и пусть звучит средь ваших дум: "Возьмись за ум! Возьмись за ум!" Впрочем, он же был не только писателем, но и купцом, агентом секретной службы короля Вильгельма и большим плутом. В предисловии к "Приключениям Робинзона" беззастенчиво выступил от лица своего же издателя, который, мол, уверен, что в этом рассказе излагаются действительные события, а потому попытки улучшить или изменить текст только навредят. Так, Робинзон-фикция оказался убедительнее Селькирка-факта! Дефо повествует просто и интересно, мысли и чувства человека в длительном одиночестве передает столь правдиво, что "моряку из Йорка" верят, как в чистейшую правду. По заданию своего правительства Дефо написал и вполне основательную книгу о тогдашней России, но знаний русских реалий ему хватило, чтобы назвать Петра Великого "медведем" и "нехристем"...

Вольно или невольно наши высказывания искажаются, будь то на суде, в книгах или беседах. Точность изложения контекста наших мнений и поступков признают необходимым, правда не за счет оказываемого ими впечатления. Желательным считают сохранить правдоподобие и дух высказывания, соотносить домыслы с реальностью, дабы избежать полного извращения смысла. Хорошо было бы в художественных романах печатать разным шрифтом выдержки из документальных источников, которые сами по себе не гарантированы от искажения действительности. Тем не менее, пусть одно свободно накладывается на другое, создает в воображении все новые ассоциативные образы на замесе серьезного и смешного, тривиального и драматического, глупого и разумного. Без вымысла уже не то удовольствие от чтения.

По-разному проверяют человека на честность: выслушивают отзывы друзей и знакомых, свидетельства очевидцев и экспертов, используют детектор лжи, анализируют результаты практических дел и даже пробуют кого-то на ощупь, чем прославились мастера заплечных дел. От авторов книг мы требуем быть искренними и менее пристрастными, в то время как наше собственное мировосприятие напоминает подделку оригинала, в котором правда и ложь переливаются блеском якобы драгоценных камней. Некоторые беллетристы столь глубоко входят в свой художественных вымысел, что ищут даже родственников персонажей романов среди реально существующих лиц. Разумеется, не все из них "слетели с катушек", а отдельные довольно тонко умеют влиять на маркетинг своих же произведение....

Грандиозные обобщения без уточнений и оговорок похожи на плод кастрированного интеллекта. К примеру, утверждение Ницше, будто всякий человек к концу своей жизни приходит к признанию себя обманщиком. Так оно, возможно, и есть, однако лишь в случаях, когда люди вообще решаются делать заключения о себе, тем более подобного рода. Правдоподобной кажется и другая картина, когда в целях достижения большего эффекта достоверности, говорят правду на три четверти. Почему? Потому что, боже мой, голая правда теряет к себе доверие. Подлинное и реальное порядком надоедают, вместо этого мы хотим образы-символы. Вместо правды ищем подтверждений своих видений и отнюдь не возражаем против пикантных "специй" к творениям ума вроде изощренного, красивого обмана в виде... шутки.

В Ватикане висит картина Микеланджело, на которой Адам изображен с пупком. Как церковная цензура пропустила столь явную неувязку с Ветхим Заветом? Просто, всё суета сует и томление духа."

ЗНАК СЕДЬМОЙ

О Т Б Л А Ж И О Ч И С Т И Т Ь С Я

Оставшиеся в живых тупо бродили среди развалин. Стараясь отойти подальше от эпицентра взрыва, они, как в Хиросиме после атомной бомбардировки, ощущали себя уже частицами другого мира. В полной растерянности от случившегося никто не просил и не предлагал помощи, будто их рассудок подвергся внезапной анестезии, чувство сопереживания улетучилось, словно никогда и не было. Христиане, мусульмане, буддисты, иудеи, синтоисты - все выглядели одинаково беспомощно. В одно мгновение дела земные потеряли для них всякий смысл, превратились в пепел. И никто не замечал парившего в небе волосатого человекоподобного монстра с черными сверкающими глазами, бугристым лбом на худом лице, толстыми губами, острыми мохнатыми ушами на клинообразном черепе, прикрывавшими горб крыльями летучей мыши, рогами, хвостом и козлиными ногами. Чудище восседало на троне в маскировочной накидке, своим ногтем записывало что-то в черную книгу, жадно глотая поднимавшуюся от земли трупную гарь...

"Проклятая дьявольщина! - встрепенулся Алексей, стряхивая с себя остатки гнетущего сна. - стоит только бросить курить, как появляются кошмарные видения. Или это под впечатлением встречи со странным человеком в кашемировом пальто?"

В тот вечер стоял уже конец марта, но Москву снова завалило снегом. Зима не хотела сдаваться, приударила легким морозцем, напомнила о себе прощальными белыми слезами.

На Киевском вокзале Алексей успел на последнюю электричку и, к удаче своей, оказался в хорошо отапливаемом вагоне. Поезд плавно тронулся, замелькали редкие огоньки пригородных станций, вскоре за окном воцарилась кромешная тьма. Вынув из сумки свежий номер "Новостей разведки и контрразведки", он углубился в чтение.

- Интересуетесь этим делом профессионально? - услышал Алексей тихий, чуть вкрадчивый голос и увидел перед собой симпатичного человека средних лет в черном кашемировом пальто, из тех субъектов, что не оставляют равнодушными женщин своими черными усами и аккуратно уложенным смоляным волосом над большими карими глазами с едва уловимой хитринкой.