Дунайский лоцман - Жюль Верн

Иегер находился в бесчувственном состоянии, но это было к лучшему. Утопающий обычно бьется и бессознательно мешает спасти себя. Человек в обмороке — только неподвижная масса, жизнь его зависит исключительно от ловкости спасателя.

Илиа Бруш тотчас же поднял голову господина Иегера над водой и быстро поплыл к барже, удалившейся метров на тридцать. Опытному пловцу потребовалось всего несколько взмахов. Одной рукой он ухватился за борт, а другой поддерживал все еще бесчувственного пассажира.

Оставалось теперь втащить господина Иегера на борт лодки, что было трудной задачей. Илиа Бруш справился с ней.

Положив утопленника на кушетку в каюте, Бруш раздел спасенного догола, достал из сундука кусок шерстяной материи, начал энергичные растирания.

Вскоре господин Иегер открыл глаза и пришел в чувство. В общем, погружался в воду он ненадолго и можно было надеяться, что все обойдется без серьезных последствий.

— Ну, ну, господин Иегер, — вскричал Илиа Бруш, когда его пациент пришел в сознание, — вы решили понырять!

Господин Иегер слабо улыбнулся, не отвечая.

— Это не беда, — продолжал Илиа Бруш, не прекращая энергичных растираний. — Нет ничего лучше для здоровья, чем августовское купание!

— Спасибо, господин Бруш, — пробормотал Карл Драгош.

— Не за что, — весело ответил рыболов. — Это я должен вас благодарить, господин Иегер, потому что вы дали мне превосходный предлог искупаться.

Силы Карла Драгоша восстанавливались. Хороший глоток водки, и все будет в порядке. К несчастью, Илиа Бруш напрасно перерывал свои сундуки. Запасы спиртного на борту совершенно истощились.

— Вот досада! — вскричал Илиа Бруш. — Ни капли водки в нашей кухне!

— Не важно, господин Бруш, — говорил Карл Драгош слабым голосом. — Мне гораздо лучше, уверяю вас.

Однако Карла Драгоша трясло, несмотря на его уверения, и прием подкрепительного оказался бы весьма полезен.

— Вы ошибаетесь, — отвечал Илиа Бруш, не питая иллюзий насчет состояния пассажира, — это так просто не проходит, господин Иегер. Предоставьте мне действовать. Это не займет много времени.

Рыболов поспешно переменил одежду на сухую, потом сильными ударами весла перегнал баржу к левому берегу, где крепко привязал ее.

— Немножко терпения, господин Иегер, — сказал Илиа Бруш. — Я знаю эту местность. Менее чем в полутора километрах деревня, где я найду все нужное. Я вернусь через полчаса.

Оставшись один, Карл Драгош опустился на постель. Он был разбит больше, чем хотел признаться, и, утомленный, закрыл глаза.

Но жизнь быстро брала свое: кровь в его жилах заструилась быстрее. Скоро он открыл глаза и посмотрел вокруг.

Прежде всего его еще смутный взор привлек один из сундуков, который Илиа Бруш в спешке перед уходом забыл закрыть. Начинка сундука, развороченная в бесполезных поисках, представляла сейчас кучу разных вещей. Грубое белье, одежда, сапоги с толстыми подошвами громоздились там в беспорядке.

Почему Карл Драгош внезапно оживился? Неужели это зрелище, способное вызвать мало восторга, заинтересовало до такой степени, что он после нескольких секунд внимательного рассматривания поднялся на локте, чтобы лучше видеть внутренность ящика?

Конечно, ни одежда, ни белье, ни прочее барахло не могли возбудить такое любопытство нескромного пассажира, но среди этих предметов опытный взгляд сыщика увидел нечто более достойное внимания.

Это был наполовину раскрытый портфель, из которого вываливались многочисленные бумаги. Портфель! Бумаги! Здесь мог отыскаться ответ на вопросы, что Карл Драгош задавал себе уже несколько дней.

Сыщик, разумеется, нарушил закон благодарности за гостеприимство, рука его потянулась в сундук и вытащила соблазнительный портфель.

Прежде всего Карл Драгош начал немедленно читать письма; они были адресованы Илиа Брушу в Сальку. Затем незначительные документы, среди них квитанции об оплате квартиры на то же имя. Увы, ничто не представляло интереса.

Карл Драгош уже хотел положить бумаги и портфель на место, но последний документ заставил его вздрогнуть. Не было тут, среди бумаг, ничего более невинного, и следовало быть полицейским, чтобы испытать перед таким «документом» иное чувство, кроме глубокой симпатии.

То был портрет, фотоснимок молодой женщины, совершенная красота которой вдохновила бы и живописца. Но полицейский не был художником, и не от восторга перед этим восхитительным лицом забилось сердце Карла Драгоша. Он даже едва рассмотрел его черты. По правде говоря, он ничего и не заметил в этом портрете, кроме простой надписи, сделанной по-болгарски внизу фотографии. «Моему дорогому мужу от Натчи Ладко» — таковы были слова, прочитанные ошеломленным Карлом Драгошем.

Итак, его подозрения оправдались, и выводы, основанные на замеченных им странностях, оказались логичными. Ладко! Это все-таки с ним спускался сыщик по Дунаю столько дней. Это все-таки был опасный преступник, напрасно разыскиваемый до сих пор и скрытый под безобидной внешностью лауреата «Дунайской лиги».

Как же должен вести себя Карл Драгош после такого открытия? Он еще не успел принять решения, как шум шагов на берегу заставил его быстро бросить портфель в глубину сундука, крышку он захлопнул. Но идущий не мог быть Илиа Брушем, ведь тот удалился всего десять минут назад.

— Господин Драгош! — позвал голос снаружи.

— Фридрих Ульман! — пробормотал Карл Драгош, с трудом поднялся и, шатаясь, вышел из каюты.

— Извините, что вас позвал, — сказал Фридрих Ульман. — Но я заметил, что ваш компаньон ушел, и знал, что вы один.

— Что у тебя? — спросил Карл Драгош.

— Новости, сударь. В эту ночь совершено преступление.

— Этой ночью! — вскричал Карл Драгош, тут же подумав об отсутствии Илиа Бруша в соответствующее время.

— Поблизости отсюда разгромлена вилла. Пострадал сторож.

— Убит?

— Тяжело ранен.

— Хорошо, — сказал Карл Драгош, сделав знак молчать.

Он погрузился в раздумье. Что делать? Конечно, действовать, и для этого у него хватит сил. Новость, только что полученная, оказалась наилучшим лекарством.

Да, надо действовать, но как? Дождаться возвращения Илиа Бруша, или, теперь понятно, Ладко, и неожиданно положить ему руку на плечо жестом, указывающим задержание именем закона? Да, наиболее благоразумно, потому что сейчас нет никакого сомнения в истинной личности так называемого рыболова. Старание скрыть эту личность, имя, которое, как выяснилось, оказалось его собственное, имя, чье народная молва приписывала атаману бандитов, отсутствие лауреата в прошлую ночь, что совпадало с новым преступлением, — все говорило Карлу Драгошу, что Илиа Бруш и есть разыскиваемый бандит.