Штурмовик - Александр Кошкин

«Вывод войск, для которых не созданы соответствующие условия, временно приостанавливается до решения всех вопросов, связанных с их обустройством на новых местах дислокации», — говорится в заявлении.

Как уже сообщалось, 9 октября координационный совет офицерских собраний Прибалтийского региона принял решение обратиться в Конституционный суд России с требованием проверить конституционность решения Министерства обороны об ускорении вывода войск из государств Балтии. Несколько дней спустя министр обороны России Павел Грачев издал распоряжение о переносе вывода из Латвии 15-й воздушной армии с декабря 1992 на май 1993 года.

6. КРАСНОДАР

В Краснодар я ехал с тяжелым сердцем. Как там меня встретят, где придется размещать семью, как будет с полетами — на эти вопросы у меня не было точного ответа.

Но в целом все оказалось не так мрачно, как могло быть. Предварительно меня поселили в местной гостинице — старое трехэтажное желтое здание, оно и поныне там стоит, и там живут военные. В этой гостинице мне дали комнату с расчетом на всю семью, но поставили в очередь на квартиру. Так жило большинство офицеров, и никто особо не роптал, все верили, что есть перспектива впереди, что все устроится.

Сразу семью я на новое место не повез, оставил у родителей в Ейске — это 250 километров от Краснодара. Надо было сначала осмотреться, принять дела, разгрузить контейнер с вещами, все подготовить в бытовом плане. Все-таки ребенку еще только пять лет, а бывают такие проблемы бытовые, что лучше в тесноте с родителями, чем с такими проблемами.

Первое впечатление от командования было неоднозначным. Прибыл в штаб, захожу, представляюсь командиру полка. Барков его фамилия, хороший командир.

— Товарищ полковник, разрешите представиться — майор Кошкин, назначен на должность командира эскадрильи.

Он улыбается, руку пожимает:

— Здравствуй, майор Кошкин!

И тут дверь кабинета распахивается, заходит какой-то полковник. Инспектор из штаба армии, из Ростова.

Я ему говорю вежливо:

— Здравия желаю, товарищ полковник.

Барков тоже говорит:

— Вот, знакомься, майор Кошкин, прибыл к нам на должность комэска.

А тот так злобно морду кривит на меня и отвечает:

— А-а, так это ты Кошкин. Ну-ну. Вообще-то, можешь сразу уходить отсюда.

Интересное кино, думаю. А он продолжает:

— Ты пришел на чужое место. Чего ты здесь делаешь вообще? Уходи сам, мы тебя все равно спишем. Не получится у тебя в Краснодаре служить.

Командир полка руками разводит, говорит:

— Все нормально, майор, иди пока, тебе еще начальнику училища, генералу Журавлеву, надо представиться.

Я развернулся, иду к себе в кабинет, который мне показали. Ошарашен от такого приема, конечно. Ничего себе, думаю, представился.

Я понимал, конечно, что, раз кто-то блатной хотел на это место, встреча может быть неоднозначной. Но чтоб так, с ходу, незнакомому человеку сказать, что его будут прессовать за сам факт прибытия на службу, — это, конечно, хамство.

А назавтра идти мне к Журавлеву. Тоже, наверное, встретит неласково. Иду и думаю о том, за какой срок меня тут сожрут — за полгода или за полмесяца? И что делать?

Вошел в свой кабинет, сел за стол. Перебираю на столе брошюры, смотрю:

«Методическое руководство по первоначальному обучению курсантов на самолетах Л-39».

Экая смешная штука, думаю. Помнится, у нас на полк было три тоненьких инструкции и как-то хватало, в общем.

Полистал книжку — та же инструкция, только еще воды на сто страниц налито. Пригляделся — на обложке надпись: «Данное методическое пособие разработано под руководством кандидата педагогических наук генерал-майора Журавлева».

Ого, думаю, это же начальник училища.

Как же с ним начать разговор правильно? Я догадывался, как он меня встретит, — пришел боевой летчик, «афганец», с орденами. Типа, крутой — значит, будут пытаться унижать всячески. Они-то все тут шпаки, войны и близко не нюхали, занимались в основном карьерными дрязгами, а не боевой подготовкой.

Кстати, такое заметно даже по внешнему виду личного состава. К примеру, в строевой части никому в голову не придет на летный комбинезон погоны нашивать. Ни к чему это просто. Летчики строевой части основное время проводят в комбинезонах, и, разумеется, никто не мучает пилотов строевой подготовкой. Разве что перед проверкой командир может сказать — давайте, мужики, переоденьтесь, покажем проверяющим, что у нас все тип-топ. А на следующий день все снова ходят в комбинезонах, и, кто это перед тобой, капитан или лейтенант, понятно только по знакомой физиономии. Так и генерал может пройти мимо тебя в комбинезоне, ты и не поймешь, что генерал, — погон ведь нет.

А потом, в 90-е годы, пошла мода на генеральские погоны на пятнистой униформе. Мода эта пришла из пехоты, и ее подхватили некоторые авиационные начальники. Но строевые летчики так и не начали носить погоны на комбинезонах — это делали только генералы и штабные полковники. Летающий полковник на комбинезон погоны нашивать не будет.

Вот как увидишь: на летном поле идет гражданин в чистом летном комбинезоне с полковничьими погонами, сразу понимаешь — идет шпак. Ему погоны нужны, чтоб его на хер ненароком не послали нечаянно.

Я, как увидел, что в этом полку летчики с погонами на комбинезонах ходят, сразу понял, куда попал.

Но делать нечего, хожу по кабинету с этой брошюрой под мышкой, размышляю. И придумал — зайду к начальнику училища представляться с этой его книжкой в руках. Ну не с летной же книжкой к нему приходить — он меня по ней и будет возить, типа, ты тут будешь нам показывать, что умеешь делать.

Прихожу к начальнику училища на следующий день. А там, в приемной, адъютант — целый прапорщик. С вышитыми золотом звездами на погонах. Не по уставу, конечно, но ему как бы можно — адъютант самого генерала. Смотреть противно, но я и не такое видел.

— Здравствуйте, — говорю, — майор Кошкин. Мне надо представиться генералу Журавлеву.

Он даже не встал, хотя прапорщик. Так лениво бросил со своего места:

— Сейчас доложу.

Сам сидит, я стою. Не предложил ни сесть, ни кофе. Хотя по уставу он должен был встать, представиться, и все такое. Впрочем, это не мой подчиненный, тут все претензии к генералу — он распустил или даже поощряет это блядство.

Ладно, думаю, подожду. Проходит минут пятнадцать.

Потом говорю ему вежливо:

— Может, доложите уже генералу? Время назначено.